Он замолчал и отвернулся к окну. Гастон подошел к нему и тоже взглянул в окно; он увидел вдруг Беатрису, медленно прогуливавшуюся по саду; она плохо спала эту ночь и вышла в сад освежиться. Лицо ее было пасмурно и грустно, как будто она предчувствовала что-то недоброе. Она знала, что совершенно одна в Вероне, так как любимый ею человек находился в это время, должно быть, в доме Бианки Пезаро.
XXVII.
Верона уже проснулась, когда Гастон быстро зашагал по улицам по направлению к замку св. Феликса. Хотя солнце стояло еще невысоко в небе, но жара была так сильна, что крестьяне, прибывшие в город на рынок, вытирали себе пот со лба и уверяли, что весна в этом году наступила чересчур рано, так что надо ожидать очень жаркого лета. Там и здесь в открытые двери церквей виднелись коленопреклоненные фигуры мужчин и женщин. По улицам уже сновали мелкие торгаши, мало заботившиеся о том, продают ли они свои товары французам или итальянцам, только бы побольше и подороже продать эти товары. Гастон шел по улицам и невольно удивлялся тому, что этот мирный, спокойный народ замышлял сегодня же вечером кровавую резню; слова Джиованни казались ему каким-то бредом, ему не верилось в то, что церкви, где теперь молились так пламенно, в тот же день должны были стать убежищами убийц. Но собственный опыт подсказывал ему, что все, что он видит, очень обманчиво, он уже настолько освоился с Италией, что прекрасно понимал противоположности, уживавшиеся в характере итальянцев. Граф Гастон быстро шел по направлению к крепости, не заботясь уже теперь о том, что видит кругом себя: мысль об опасности, угрожавшей любимой женщине, окрыляла его шаги. Он удивился только немного тому, что на улицах встречал сравнительно мало французов, но приписал это какому-нибудь новому распоряжению Валланда, и первым долгом, добравшись до крепости, он спросил губернатора, а затем осведомился о старом сержанте Дженси. Часовой ответил ему, что Валланд отправился в Падую с дивизией кавалерии и тремя батальонами пехоты, а сержант Дженси в дежурной, и его можно будет сейчас же вызвать. При виде Гастона старый солдат сначала очень обрадовался, но потом на лице его мелькнула забота, которую он и не старался скрыть.
— Нам было сказано, что вы уехали отсюда пять дней тому назад, граф; я сам был в доме Пезаро, там мне подтвердили этот слух. Бог знает, что нам предстоит сегодня вечером, губернатор уехал в Падую. Я желал бы, чтобы вы были вместе с ним, если мне позволено говорить откровенно.
— Я только и прошу откровенности, Дженси, — проходя в свои комнаты, ответил ему Гастон. — Видит Бог, мы с вами говорили вполне откровенно в тот день, когда нам пришлось расстаться с вами. Но сегодня, впрочем, мне предстоит еще другое дело. К чему Валланду понадобилось ехать в Падую, когда его присутствие необходимо здесь? Мне это очень интересно знать.
Старый сержант весь как-то выпрямился и, очевидно, решившись сказать наконец все, что мучило его, почти крикнул Гастону на ухо:
— Бог да покарает их всех: в дело замешалась женщина, а с ней и сам черт не сладит. Я ведь каждый день приходил в дом Пезаро, и знаете вы, что мне всегда говорила эта маленькая ведьма? Передайте Валланду, что граф чувствует себя прекрасно и останется там, где он есть. Я говорил себе, что действительно вам в этом доме лучше, чем где-либо, я сам согласился бы лежать раненым, чтобы за мной ухаживала такая красавица и чтобы меня поили и кормили как только можно лучше. Я приходил к Валланду и докладывал ему то, что мне было поручено ему передать, а он говорил на это: «Ну и пусть он там остается, я предпочитаю иметь дело с пушками, это куда безопаснее», и знаете ли что: призываю в свидетели Бога, что вы находились в большей безопасности в доме Пезаро, чем если бы вам пришлось сидеть за одним столом с Валландом.
Старый Дженси прекрасно знал, что за слова эти он заслужил собственно смертную казнь, нарушая дисциплину, но он так любил Гастона и так был привязан к нему, что верил ему безгранично и считал своим долгом высказать ему, что думал. Что касается Гастона, он нисколько не удивился тому, что Валланд нерасположен к нему, он давно это знал, и поэтому он только сказал:
— Видите, Дженси, как мы, французы, любим друг друга. Я верю в то, что этот старый негодяй не только меня, но и свою родную мать повесил бы с удовольствием, если бы мог выиграть что-нибудь через это. Но это безразлично для нас, гораздо важнее узнать, почему он поехал теперь в Падую — из трусости, или же он изменник, или то и другое вместе. Я должен это узнать раньше, чем солнце сядет, мой Друг.
Сержант Дженси прекрасно знал, зачем Валланд поехал в Падую, но он любил из всего делать секреты, и поэтому он ответил загадочно:
— Когда лисица гибнет, цыплята сейчас же возвращаются, там теперь много цыплят, и они съедят наши семена, прежде чем пройдет еще неделя. Я говорю вам правду, граф, хотя я и служил этому человеку, но я утверждаю, что еще никогда ни один француз не поступал более гнусно, чем он. У нас здесь только полбатальона и шесть пушек, между тем нам может понадобиться положительно целый корпус. Бог да простит меня, но я уверен в том, что здесь кроется измена. Полковник Валланд вернется сюда, чтобы считать мертвых, и я уверен в том, что это не будут веронцы. Я — старик, но я готов был бы пожертвовать своею жизнью, только бы не было сделано это страшное дело.
Старый сержант, говоря это, покраснел, как рак, и рука его, опиравшаяся на стол, заметно задрожала. Для графа слова его явились целым откровением, теперь для него стали ясны все мелочи, которые раньше он не мог понять и объяснить себе. Чтобы француз был в состоянии подвергнуть смерти сотни своих соотечественников ради каких-то политических соображений, ему, конечно, не приходило и в голову, так чудовищна казалась эта мысль. А между тем, по-видимому, это было так. Все факты только подтверждали слова солдата. В продолжение нескольких месяцев Бонапарт старательно делал все, чтобы вызвать открытое восстание в Вероне, но народ сносил безропотно все оскорбления, грабеж, издевательства, и, наконец, только теперь настал час возмездия.
— Они желают войны, Дженси, — сказал Гастон грустно. — В этом не может быть никакого сомнения, они сделали все, чтобы вызвать ее. Они увели войска, раздражили народ, и когда убийства будут совершены, они вернутся назад, чтобы судить этот же народ. Если бы генерал Бонапарт знал об этом...
Дженси не выдержал и воскликнул отрывисто:
— Не упоминайте имени Бонапарта, мне хочется верить, что он здесь ни при чем. Мы должны стараться верить в то, что он невиновен в том, что здесь произойдет.
Он посмотрел на Гастона, тот опустил глаза, оба в душе сознавали, что считают Бонапарта виновным, и старались скрыть это друг от друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74