Он подошел к камину, пошевелил бронзовой кочергой прогоревшие дрова, бросил в огонь несколько поленьев. Усевшись снова на свое место, епископ с удовольствием прислушивался к потрескиванию и шипению из камина.
— Готова ли Литва к столь серьезным переменам жизни, братья мои? — спросил он, взглянув на отца Бенедикта.
— Да будет известно, ваша эксцеленца, — поклонившись, сказал монах, — время наступило, Ягайла умертвил своего дядю, князя Кейстута, почитаемого литовским народом и жрецами. Великий князь не умен, не тверд духом, зато любит слушать приближенных и выполнять их советы.
— Идеальная фигура для короля Польши, — усмехнулся папский посол и снова умолк, собираясь с мыслями.
— Старый князь Кейстут, ваша эксцеленца, — почтительно нарушил молчание отец Бенедикт, — как бешеный бык, бросался на святой крест, и его жена Бирута ненавидела католиков… Бог убрал эту нечистую пару с нашей дороги.
— Так, так, — сказали монахи, — Кейстут был поистине бешеным быком. Он преследовал святую веру.
Папский посол поднял голову:
— Вы правы, братья. Здесь виден перст божий. Но довольно о мертвых. Кто из вас доподлинно знает, что за человек литовский князь? Вот ты сказал, — кивнул он настоятелю, — что Ягайла не умен и не тверд духом. Что еще известно тебе?
— Ваша эксцеленца, я знаю многое о великом князе, — сказал Андреус Василе.
— Откуда ты почерпнул свои знания, брат мой? — спросил посол.
— Великий князь страстный охотник, — помедлив, отозвался монах. — Выше охоты для него нет ничего. Лучшие друзья князя — в охотничьей дружине, он их любит и верит им. Один из княжеских ловчих — тайный католик, наш человек.
— Понимаю, — усмехнулся посол.
— Ягайла не знает грамоты, на вид невзрачен, среднего роста, худой, с маленькой головой. Почти лыс. Маленькие бегающие глазки. Что сказать еще? Большие уши и длинная шея.
— Да, красавец, — неопределенно протянул епископ.
— Голос хриплый, — продолжал Андреус Василе, — речь отрывистая и быстрая. Подозрителен, очень боится, что его отравят. Долго не замечает сделанной ошибки, а заметив, упорно не сознается. Горд и самолюбив…
— Это важно, брат мой, очень важно. — Епископ поднял палец с огромным золотым перстнем. — Не сознается в своих ошибках… Продолжай, брат мой, — добавил он.
— В минуту гнева, — рассказывал монах, — он может зарубить человека… Ленив, спит до полудня, любит выпить и сладко поесть. Слушает и боится свою мать.
Епископ сложил на животе руки и улыбнулся.
— Довольно, — сказал он, поигрывая большими пальцами.
В коридоре послышался топот ног и звон оружия. В дверь громко постучали.
— Кто там? — изменившись в лице, отозвался епископ. — Время позднее…
— Гонец великого князя Литовского и Русского, — послышался из-за двери громкий голос, — отворите.
Длинноносый францисканец взглянул на епископа.
— Отвори, сын мой, — сказал папский посол. — Делать нечего, отдадим себя в руки пречистой деве.
Андреус Василе повернул ключ в замке и отворил дверь. Три вооруженных воина переступили порог и почтительно склонили головы. На одном из них был золоченый шлем.
— Ваше священство, — сказал воин в золоченом шлеме, — великая княгиня Улиана повелела передать, что дела не дают ей встретиться с вами и насладиться беседой. Она повелела с почетом и безопасно проводить вас до самой границы. Завтра с восходом солнца мы начнем свой путь.
Воины попрощались и покинули комнату.
«Что теперь делать? — лихорадочно соображал посол. — Мои планы рухнули. Я не увижу великого князя. Придется продолжить дело через вторые руки. Да, остается одно — довериться францисканцам».
Он испытующим взглядом обвел монахов.
— А что, братья, не поговорить ли с Ягайлой о наших делах во время охоты? — вкрадчиво начал епископ. — Я надеюсь, он не возит с собой старую княгиню? Надо предложить ему польскую корону наедине, без свидетелей! Вы поняли меня, братья? Если великий князь захочет сделаться королем, он добьется своего, а те, кто встанет ему поперек дороги, превратятся во врагов. Честолюбец никогда не откажется от королевской короны. Ягайла убог разумом и жаден к славе, так я понял, братья?.. Только бы заронить ему в голову эту мысль.
— Трудно, очень трудно, ваша эксцеленца…
— Что трудно?
— Уединиться с великим князем. — Отец Бенедикт скривил рот, обнажив большие желтые зубы. — Вокруг него наушники и соглядатаи. Великая княгиня Улиана крепко держит сына в руках.
— Постой, брат, — раздумывая, медленно сказал посол. — А если заранее спрятаться в охотничий дворец и, когда князь останется один, сказать ему о короне?
Монахи переглянулись.
— Ваша эксцеленца, — опять сказал отец Бенедикт, — это очень опасно.
— Опасно! Я знаю… Но не перевелись же в Польше храбрые люди. Кто отважится во имя святой матери церкви совершить подвиг, тому его святейшество папа простит все грехи на сто лет вперед. Помните, братья: кто отважится на подвиг, будет славен и на этом, и на том свете.
Францисканцы посмотрели на Андреуса Василе. Длинноносый монах долго молчал.
— Есть ли у вашей эксцеленцы пластырь? — неожиданно спросил он посла.
— Да, мой брат, возьми. — Епископ, недоумевая, открыл шкатулку, где хранились лекарства.
Монах оторвал кусок черного пластыря и заклеил им левый глаз.
— Даю обещание святой деве Марии, — торжественно сказал он, подняв кверху руку, — носить пластырь до тех пор, пока князь Ягайла не станет польским королем… Я готов во имя святой девы и отчизны пожертвовать жизнью. Благословите, ваша эксцеленца.
Папский посол торжественно благословил францисканца на подвиг.
— Ягайла боится мести, — снова начал отец Бенедикт, — он приговорил княгиню Бируту к позорной смерти. Князь Витовт будет мстить.
— Приговорил мать князя Витовта к позорной смерти? — оживляясь, повторил легат. — Это интересно! Я хочу знать подробности.
— Бирута, жена трокского князя Кейстута, прежде была жрицей в храме богини Прауримы, ваша эксцеленца, — кланяясь, продолжал настоятель.
— Богини Прауримы? — спросил итальянец. — Кто это?
— Одна из главных литовских богинь, ваша эксцеленца. Огонь вечно пылает в ее капище, и жрицы должны его поддерживать… Кстати, если огонь потухнет, виновную сжигают. Если я не ошибаюсь, храм и сейчас стоит где-то на берегу моря. Тридцать лет назад красавица Бирута, став жрицей, обрекла себя на безбрачие. Слухи о ее красоте достигли Кейстута, молодого тогда трокского князя. Он решил ее взять в жены и, несмотря на заклятия жрецов, силой увез прелестную деву в свой замок на озере Гальва. Там он женился, там у них родился сын Витовт.
— Как романтично! — Епископ Иоанн прищелкнул языком. — Хорошо, брат мой, что поведал мне эту историю… И что же, позорная смерть, к которой князь Ягайла приговорил свою тетку, свершилась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Готова ли Литва к столь серьезным переменам жизни, братья мои? — спросил он, взглянув на отца Бенедикта.
— Да будет известно, ваша эксцеленца, — поклонившись, сказал монах, — время наступило, Ягайла умертвил своего дядю, князя Кейстута, почитаемого литовским народом и жрецами. Великий князь не умен, не тверд духом, зато любит слушать приближенных и выполнять их советы.
— Идеальная фигура для короля Польши, — усмехнулся папский посол и снова умолк, собираясь с мыслями.
— Старый князь Кейстут, ваша эксцеленца, — почтительно нарушил молчание отец Бенедикт, — как бешеный бык, бросался на святой крест, и его жена Бирута ненавидела католиков… Бог убрал эту нечистую пару с нашей дороги.
— Так, так, — сказали монахи, — Кейстут был поистине бешеным быком. Он преследовал святую веру.
Папский посол поднял голову:
— Вы правы, братья. Здесь виден перст божий. Но довольно о мертвых. Кто из вас доподлинно знает, что за человек литовский князь? Вот ты сказал, — кивнул он настоятелю, — что Ягайла не умен и не тверд духом. Что еще известно тебе?
— Ваша эксцеленца, я знаю многое о великом князе, — сказал Андреус Василе.
— Откуда ты почерпнул свои знания, брат мой? — спросил посол.
— Великий князь страстный охотник, — помедлив, отозвался монах. — Выше охоты для него нет ничего. Лучшие друзья князя — в охотничьей дружине, он их любит и верит им. Один из княжеских ловчих — тайный католик, наш человек.
— Понимаю, — усмехнулся посол.
— Ягайла не знает грамоты, на вид невзрачен, среднего роста, худой, с маленькой головой. Почти лыс. Маленькие бегающие глазки. Что сказать еще? Большие уши и длинная шея.
— Да, красавец, — неопределенно протянул епископ.
— Голос хриплый, — продолжал Андреус Василе, — речь отрывистая и быстрая. Подозрителен, очень боится, что его отравят. Долго не замечает сделанной ошибки, а заметив, упорно не сознается. Горд и самолюбив…
— Это важно, брат мой, очень важно. — Епископ поднял палец с огромным золотым перстнем. — Не сознается в своих ошибках… Продолжай, брат мой, — добавил он.
— В минуту гнева, — рассказывал монах, — он может зарубить человека… Ленив, спит до полудня, любит выпить и сладко поесть. Слушает и боится свою мать.
Епископ сложил на животе руки и улыбнулся.
— Довольно, — сказал он, поигрывая большими пальцами.
В коридоре послышался топот ног и звон оружия. В дверь громко постучали.
— Кто там? — изменившись в лице, отозвался епископ. — Время позднее…
— Гонец великого князя Литовского и Русского, — послышался из-за двери громкий голос, — отворите.
Длинноносый францисканец взглянул на епископа.
— Отвори, сын мой, — сказал папский посол. — Делать нечего, отдадим себя в руки пречистой деве.
Андреус Василе повернул ключ в замке и отворил дверь. Три вооруженных воина переступили порог и почтительно склонили головы. На одном из них был золоченый шлем.
— Ваше священство, — сказал воин в золоченом шлеме, — великая княгиня Улиана повелела передать, что дела не дают ей встретиться с вами и насладиться беседой. Она повелела с почетом и безопасно проводить вас до самой границы. Завтра с восходом солнца мы начнем свой путь.
Воины попрощались и покинули комнату.
«Что теперь делать? — лихорадочно соображал посол. — Мои планы рухнули. Я не увижу великого князя. Придется продолжить дело через вторые руки. Да, остается одно — довериться францисканцам».
Он испытующим взглядом обвел монахов.
— А что, братья, не поговорить ли с Ягайлой о наших делах во время охоты? — вкрадчиво начал епископ. — Я надеюсь, он не возит с собой старую княгиню? Надо предложить ему польскую корону наедине, без свидетелей! Вы поняли меня, братья? Если великий князь захочет сделаться королем, он добьется своего, а те, кто встанет ему поперек дороги, превратятся во врагов. Честолюбец никогда не откажется от королевской короны. Ягайла убог разумом и жаден к славе, так я понял, братья?.. Только бы заронить ему в голову эту мысль.
— Трудно, очень трудно, ваша эксцеленца…
— Что трудно?
— Уединиться с великим князем. — Отец Бенедикт скривил рот, обнажив большие желтые зубы. — Вокруг него наушники и соглядатаи. Великая княгиня Улиана крепко держит сына в руках.
— Постой, брат, — раздумывая, медленно сказал посол. — А если заранее спрятаться в охотничий дворец и, когда князь останется один, сказать ему о короне?
Монахи переглянулись.
— Ваша эксцеленца, — опять сказал отец Бенедикт, — это очень опасно.
— Опасно! Я знаю… Но не перевелись же в Польше храбрые люди. Кто отважится во имя святой матери церкви совершить подвиг, тому его святейшество папа простит все грехи на сто лет вперед. Помните, братья: кто отважится на подвиг, будет славен и на этом, и на том свете.
Францисканцы посмотрели на Андреуса Василе. Длинноносый монах долго молчал.
— Есть ли у вашей эксцеленцы пластырь? — неожиданно спросил он посла.
— Да, мой брат, возьми. — Епископ, недоумевая, открыл шкатулку, где хранились лекарства.
Монах оторвал кусок черного пластыря и заклеил им левый глаз.
— Даю обещание святой деве Марии, — торжественно сказал он, подняв кверху руку, — носить пластырь до тех пор, пока князь Ягайла не станет польским королем… Я готов во имя святой девы и отчизны пожертвовать жизнью. Благословите, ваша эксцеленца.
Папский посол торжественно благословил францисканца на подвиг.
— Ягайла боится мести, — снова начал отец Бенедикт, — он приговорил княгиню Бируту к позорной смерти. Князь Витовт будет мстить.
— Приговорил мать князя Витовта к позорной смерти? — оживляясь, повторил легат. — Это интересно! Я хочу знать подробности.
— Бирута, жена трокского князя Кейстута, прежде была жрицей в храме богини Прауримы, ваша эксцеленца, — кланяясь, продолжал настоятель.
— Богини Прауримы? — спросил итальянец. — Кто это?
— Одна из главных литовских богинь, ваша эксцеленца. Огонь вечно пылает в ее капище, и жрицы должны его поддерживать… Кстати, если огонь потухнет, виновную сжигают. Если я не ошибаюсь, храм и сейчас стоит где-то на берегу моря. Тридцать лет назад красавица Бирута, став жрицей, обрекла себя на безбрачие. Слухи о ее красоте достигли Кейстута, молодого тогда трокского князя. Он решил ее взять в жены и, несмотря на заклятия жрецов, силой увез прелестную деву в свой замок на озере Гальва. Там он женился, там у них родился сын Витовт.
— Как романтично! — Епископ Иоанн прищелкнул языком. — Хорошо, брат мой, что поведал мне эту историю… И что же, позорная смерть, к которой князь Ягайла приговорил свою тетку, свершилась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115