Помня про оспу, недавно косившую в здешних местах всех без разбора, Хаммер всякий раз с отвращением отворачивался.
Начался холодный дождь. Он мочил вшивые, растрепанные волосы, стекая грязными струйками по хмурым лицам. Матери спешили укрыть от дождя младенцев, прижимали их к высохшей груди, укутывали в грязные тряпки.
Наконец заскрежетали блоки подъемного моста, толпа загудела и сплотилась еще больше. Заплакали дети.
В крепостном дворе ударил колокол. Послышалось нестройное пение. Толпа раздвинулась. Генрих Хаммер увидел двух прислужников, несущих на шесте, продетом в проушины, большой деревянный ушат. Прислужники нараспев читали псалмы. За первой парой шли еще двое с таким же ушатом.
В ушатах хлюпала и пузырилась густая похлебка из объедков с рыцарского стола. Сойдя с моста, слуги остановились и поставили свою ношу на землю. Подошел брат священник с распятием в поднятых руках. Стараясь не замечать жадных взглядов, он торопливо стал читать благодарственную молитву. Окончив чтение, священник благословил то, что было в ушатах, и мгновенно исчез.
Нищие бросились к похлебке, выхватывая обглоданные кости, черпали мисками и чашками густую жижу. Они лезли в ушаты грязными руками, рычали и чавкали.
С трудом пробившись через толпу, Генрих Хаммер вошел в крепостные ворота. Пересек двор и спустился в подземелье, где вершил тайными делами ордена брат священник Отто Плауэн.
Пробыв в подземелье не более десяти минут, солдат снова очутился на крепостном дворе.
Вскоре возле дома мастера Бутрима застучали конские копыта. Солдаты спешились у самого крыльца. Один остался у лошадей, двое зашли в огород — на случай, если бы литовец затеял побег. Появились встревоженные соседи.
Слезая с лошади, Генрих Хаммер увидел под ногами свежий лошадиный навоз и в дом вошел, обуреваемый недобрым предчувствием.
Мастерская была пуста. Стружки и обрезки дерева по-прежнему валялись на полу. На скамейке лежал смятый фартук мастера.
— Стефан! — позвал Хаммер.
Никто не отозвался.
— Людмила! — крикнул он еще раз.
Опять тишина.
Большой, жирный кот вышел из кухни и стал тереться о ноги солдата.
Генрих Хаммер отшвырнул кота и бросился в комнату, смежную с мастерской, где обычно принимали гостей. Он посмотрел на тяжелый деревянный потолок с дубовыми брусьями, на стол, покрытый чистой льняной скатертью. Несколько стульев с высокими спинками стояли по стенам. По узкой деревянной лестнице солдат взбежал наверх, в спальню родителей Людмилы. Видно, что здесь поспешно собирались: сундук был открыт, какие-то тряпки валялись на полу. Постель в беспорядке. Пусто.
Он поднялся еще на одну лестницу. На самом верху, под крышей, — маленькая комнатушка Людмилы. И здесь пустота.
Громыхая тяжелыми сапогами, Генрих Хаммер скатился вниз и стал шарить в кухне. Здесь вкусно пахло. Под темными потолочными балками висели на крюках окорока и колбасы со связками лука и чеснока.
Он заглянул в маленькую кладовку, где хранились соль, мука и крупа. Отодвинул заслонку русской печи, словно там могло спрятаться семейство Бутрима…
Убедившись, что никого в доме нет, солдат взвыл от ярости.
— Собаки! — вопил он, потрясая кулаками. — Обманули!
Выхватив тяжелый меч, он стал рубить по чему попало. Досталось колбасам и окорокам. В слепой ярости он вышиб у печи несколько кирпичей. Вбежав в мастерскую, солдат как сумасшедший стал размахивать мечом. Товарищи, изловчившись, схватили его за руки и отняли оружие.
— На коней! — опомнившись, крикнул Генрих Хаммер. — За мной! Клянусь четками, мы догоним их!
Солдаты промчались за городские ворота, миновали мост, торговую площадь… Генрих Хаммер был уверен, что Бутрим скачет сейчас по литовской дороге. Свежий конский навоз у дверей дома говорил солдату, что семья бежала на лошадях, а не спряталась где-нибудь в городе…
У Кошачьего ручья погоню накрыл туман. Шум воды под мельничными колесами и мерное постукивание шестеренок были хорошо слышны, а самих мукомолен солдаты не увидели.
Генрих Хаммер решил скакать до кузницы. Там он надеялся узнать о беглецах. Накалывая шпорами лошадиные бока, подбадривая себя дикими криками, солдаты скакали во весь опор.
В молочном тумане выступили закопченные бревна кузницы.
Двери оказались наглухо закрыты. Долго стучали солдаты, проклиная хозяина. Наконец дверь открылась, и бородатый кузнец вышел на порог.
— Спишь, проклятый барсук! — крикнул Хаммер, замахиваясь железной рукавицей.
— А тебе какая забота? — грубо ответил кузнец, разглядев, что перед ним только солдаты.
— Давно ли здесь проезжали люди? Среди них две женщины. Клянусь, я заплачу тебе, — сменил солдат гнев на милость. Он сунул руку в тощий кошелек и стал звякать монетами. — Отдам все, что есть. Ну, говори!
— Рано утром, еще не всходило солнце, проскакали орденские рыцари, — почесывая лохматую бороду, сказал прусс, — остановились у кузницы. Я набил подкову на заднюю левую ногу рыцарского жеребца… Нет, вру — на заднюю правую ногу. Рыцари поскакали на восток. За ними прошли два монаха-доминиканца. — Кузнец сморщил лоб, будто напрягая память. — Больше я никого не видел.
Туман делался все плотнее. В двух-трех шагах еще можно было увидеть черную лошадь, а дальше все закрывала густая пелена.
Генрих Хаммер поник головой. Несколько мгновений прошло в молчании. Опомнившись, он хлестнул коня плетью и помчался к замку.
За ним поскакали товарищи, ругая его бешеный характер.
Глава вторая. ДЕНЬГИ, МЕЧ И СВЯТАЯ ДЕВА МАРИЯ
Крепость Мариенбург, откуда ни глянь, смотрит величественно и строго. Верхний замок сооружен огромным прямоугольником. Его высокие стены прорезаны двумя рядами стрельчатых окон. Средний замок образует трапецию, раскрытую со стороны верхнего замка, и заканчивается дворцом магистра. С реки дворец кажется высокой и широкой зубчатой крепостью, увенчанной башнями. Крепость пресвятой девы Марии — столица сильного орденского государства.
Завтра у рыцарей торжественный день — выборы нового великого магистра. Город, предзамочье и замок полны иноземных гостей, приехавших почтить будущего владыку ордена. Среди гостей — посольство великого литовского князя Ягайлы, связанного дружественным договором с крестоносцами.
Весь день на крепостной площади гремела музыка. Бродячие музыканты и артисты развлекали народ. Под аккомпанемент лютни пел любовную песню миннезингер. Ревели ручные медведи, приведенные для забавы в замок. Дрессировщик в полосатом платье и шутовском ушастом колпаке примостился у стены и показывал ученых блох. На оловянном блюде несколько блошиных пар везли крошечную золотую карету, блоха на козлах подстегивала их прутиком.
Из уст в уста передавались слухи о рыцарском турнире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Начался холодный дождь. Он мочил вшивые, растрепанные волосы, стекая грязными струйками по хмурым лицам. Матери спешили укрыть от дождя младенцев, прижимали их к высохшей груди, укутывали в грязные тряпки.
Наконец заскрежетали блоки подъемного моста, толпа загудела и сплотилась еще больше. Заплакали дети.
В крепостном дворе ударил колокол. Послышалось нестройное пение. Толпа раздвинулась. Генрих Хаммер увидел двух прислужников, несущих на шесте, продетом в проушины, большой деревянный ушат. Прислужники нараспев читали псалмы. За первой парой шли еще двое с таким же ушатом.
В ушатах хлюпала и пузырилась густая похлебка из объедков с рыцарского стола. Сойдя с моста, слуги остановились и поставили свою ношу на землю. Подошел брат священник с распятием в поднятых руках. Стараясь не замечать жадных взглядов, он торопливо стал читать благодарственную молитву. Окончив чтение, священник благословил то, что было в ушатах, и мгновенно исчез.
Нищие бросились к похлебке, выхватывая обглоданные кости, черпали мисками и чашками густую жижу. Они лезли в ушаты грязными руками, рычали и чавкали.
С трудом пробившись через толпу, Генрих Хаммер вошел в крепостные ворота. Пересек двор и спустился в подземелье, где вершил тайными делами ордена брат священник Отто Плауэн.
Пробыв в подземелье не более десяти минут, солдат снова очутился на крепостном дворе.
Вскоре возле дома мастера Бутрима застучали конские копыта. Солдаты спешились у самого крыльца. Один остался у лошадей, двое зашли в огород — на случай, если бы литовец затеял побег. Появились встревоженные соседи.
Слезая с лошади, Генрих Хаммер увидел под ногами свежий лошадиный навоз и в дом вошел, обуреваемый недобрым предчувствием.
Мастерская была пуста. Стружки и обрезки дерева по-прежнему валялись на полу. На скамейке лежал смятый фартук мастера.
— Стефан! — позвал Хаммер.
Никто не отозвался.
— Людмила! — крикнул он еще раз.
Опять тишина.
Большой, жирный кот вышел из кухни и стал тереться о ноги солдата.
Генрих Хаммер отшвырнул кота и бросился в комнату, смежную с мастерской, где обычно принимали гостей. Он посмотрел на тяжелый деревянный потолок с дубовыми брусьями, на стол, покрытый чистой льняной скатертью. Несколько стульев с высокими спинками стояли по стенам. По узкой деревянной лестнице солдат взбежал наверх, в спальню родителей Людмилы. Видно, что здесь поспешно собирались: сундук был открыт, какие-то тряпки валялись на полу. Постель в беспорядке. Пусто.
Он поднялся еще на одну лестницу. На самом верху, под крышей, — маленькая комнатушка Людмилы. И здесь пустота.
Громыхая тяжелыми сапогами, Генрих Хаммер скатился вниз и стал шарить в кухне. Здесь вкусно пахло. Под темными потолочными балками висели на крюках окорока и колбасы со связками лука и чеснока.
Он заглянул в маленькую кладовку, где хранились соль, мука и крупа. Отодвинул заслонку русской печи, словно там могло спрятаться семейство Бутрима…
Убедившись, что никого в доме нет, солдат взвыл от ярости.
— Собаки! — вопил он, потрясая кулаками. — Обманули!
Выхватив тяжелый меч, он стал рубить по чему попало. Досталось колбасам и окорокам. В слепой ярости он вышиб у печи несколько кирпичей. Вбежав в мастерскую, солдат как сумасшедший стал размахивать мечом. Товарищи, изловчившись, схватили его за руки и отняли оружие.
— На коней! — опомнившись, крикнул Генрих Хаммер. — За мной! Клянусь четками, мы догоним их!
Солдаты промчались за городские ворота, миновали мост, торговую площадь… Генрих Хаммер был уверен, что Бутрим скачет сейчас по литовской дороге. Свежий конский навоз у дверей дома говорил солдату, что семья бежала на лошадях, а не спряталась где-нибудь в городе…
У Кошачьего ручья погоню накрыл туман. Шум воды под мельничными колесами и мерное постукивание шестеренок были хорошо слышны, а самих мукомолен солдаты не увидели.
Генрих Хаммер решил скакать до кузницы. Там он надеялся узнать о беглецах. Накалывая шпорами лошадиные бока, подбадривая себя дикими криками, солдаты скакали во весь опор.
В молочном тумане выступили закопченные бревна кузницы.
Двери оказались наглухо закрыты. Долго стучали солдаты, проклиная хозяина. Наконец дверь открылась, и бородатый кузнец вышел на порог.
— Спишь, проклятый барсук! — крикнул Хаммер, замахиваясь железной рукавицей.
— А тебе какая забота? — грубо ответил кузнец, разглядев, что перед ним только солдаты.
— Давно ли здесь проезжали люди? Среди них две женщины. Клянусь, я заплачу тебе, — сменил солдат гнев на милость. Он сунул руку в тощий кошелек и стал звякать монетами. — Отдам все, что есть. Ну, говори!
— Рано утром, еще не всходило солнце, проскакали орденские рыцари, — почесывая лохматую бороду, сказал прусс, — остановились у кузницы. Я набил подкову на заднюю левую ногу рыцарского жеребца… Нет, вру — на заднюю правую ногу. Рыцари поскакали на восток. За ними прошли два монаха-доминиканца. — Кузнец сморщил лоб, будто напрягая память. — Больше я никого не видел.
Туман делался все плотнее. В двух-трех шагах еще можно было увидеть черную лошадь, а дальше все закрывала густая пелена.
Генрих Хаммер поник головой. Несколько мгновений прошло в молчании. Опомнившись, он хлестнул коня плетью и помчался к замку.
За ним поскакали товарищи, ругая его бешеный характер.
Глава вторая. ДЕНЬГИ, МЕЧ И СВЯТАЯ ДЕВА МАРИЯ
Крепость Мариенбург, откуда ни глянь, смотрит величественно и строго. Верхний замок сооружен огромным прямоугольником. Его высокие стены прорезаны двумя рядами стрельчатых окон. Средний замок образует трапецию, раскрытую со стороны верхнего замка, и заканчивается дворцом магистра. С реки дворец кажется высокой и широкой зубчатой крепостью, увенчанной башнями. Крепость пресвятой девы Марии — столица сильного орденского государства.
Завтра у рыцарей торжественный день — выборы нового великого магистра. Город, предзамочье и замок полны иноземных гостей, приехавших почтить будущего владыку ордена. Среди гостей — посольство великого литовского князя Ягайлы, связанного дружественным договором с крестоносцами.
Весь день на крепостной площади гремела музыка. Бродячие музыканты и артисты развлекали народ. Под аккомпанемент лютни пел любовную песню миннезингер. Ревели ручные медведи, приведенные для забавы в замок. Дрессировщик в полосатом платье и шутовском ушастом колпаке примостился у стены и показывал ученых блох. На оловянном блюде несколько блошиных пар везли крошечную золотую карету, блоха на козлах подстегивала их прутиком.
Из уст в уста передавались слухи о рыцарском турнире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115