Горько улыбнувшись собственным мыслям, Маккейди поманил таможенников за собой. Входная дверь была не заперта по одной простой причине – внутри не было абсолютно, ничего такого, что стоило бы красть. Чтобы оплатить карточные долги и наскрести денег на опиум, его братья уже продали и заложили решительно все, кроме разве что деревянной обшивки.
С самого своего возвращения в Корнуолл Маккейди заходил в дом только однажды, и вот теперь, пока таможенники обыскивали погреба, ему представился случай спокойно побродить по комнатам. Расшатанная, изъеденная жучком лестница вела наверх, к спальням, которыми давно никто не пользовался. Там стоял кисловатый запах отсыревшего дерева и мышиного помета. Шаги гулко отдавались на вымощенном каменными плитами полу большого холла. Взглянув на ниши, где раньше стояли давно проданные статуи, Трелони почувствовал щемящую грусть, даже не грусть, а сожаление. Он даже позволил себе помечтать о том, что было бы, если бы он мог позволить себе отреставрировать старый дом, вернуть ему былую славу. Хотя о славе говорить не приходилось. Насколько ему было известно, Трелони испокон веков умирали в бесчестье и долгах. Видимо, и ему не избежать семейной традиции.
Послышалось шарканье сапог и лязг фонарей – возвращались таможенники. Маккейди взглянул на их предводителя так, как это умеют делать только те, чьи предки веками смотрели на людей сверху вниз.
– Надеюсь, джентльмены, теперь вы удовлетворены. Таможенник поскреб заросший подбородок.
– Боюсь, сэр, что об удовлетворении говорить рано. Да, контрабанды в ваших погребах нет. Но это значит только одно – она спрятана В каком-то другом месте. И теперь нам…
Маккейди проводил их до двери.
– Надеюсь, джентльмены, вы извините меня, если я откажусь принять участие в погоне за преступниками. Дело в том, – он широко ухмыльнулся, – что у меня была крайне утомительная ночь. Дама упрямилась несколько дольше, чем это принято, но уж потом ее было не остановить. Поэтому сейчас я совершенно вымотан и еле стою на ногах… Ему снова пришлось ухмыльнуться: у сглатывающих слюнки таможенников был на редкость уморительный вид.
Проводив их до ворот, Маккейди посмотрел им вслед. Как он и предполагал, таможенники направились прямиком в Маусхоул. Трелони от души надеялся, что в тамошних погребах они и вправду не найдут ничего, кроме рыбы.
Лишь в одном он не солгал таможенникам. Он действительно смертельно устал, и при каждом шаге в бедре пульсировала резкая, почти невыносимая боль.
Невдалеке послышался пронзительный крик, Маккейди испуганно вздрогнул. Лишь через несколько секунд он сообразил, что кричала сова, живущая в зарослях дикого орешника. Поставив фонарь на крыльцо, он открыл дверь, и… мощный удар свалил его с ног.
Кларенс Митвелл с искаженным от ярости лицом наклонился над ним, судорожно сжимая кулаки.
– Мерзавец! Грязный, подлый мерзавец, – тяжело дыша, произнес он. Кларенс понимал, что говорит одно и то же, но он никогда не отличался особым остроумием, наподобие братца, выродка с хорошо подвешенным языком.
Маккейди медленно поднялся на ноги, тыльной стороной руки вытирая струйку крови, сочившуюся из уголка рта.
– Дорогой кузен, из личной симпатии я готов позволить тебе некоторые вольности. Но только, если при этом не страдает моя внешность.
Это был голос человека, отважно бившегося в Бельгии, человека, который не выпустил из рук сабли до тех пор, пока не оказался стоящим по пояс в телах убитых врагов. Кларенс похолодел. Но ненависть, клокотавшая у него в груди, была сильнее страха.
– Ты целовал ее! – переведя дух, выговорил он. Маккейди рассмеялся так искренне, что Кларенсу захотелось убить его на месте.
– А тебе не приходило в голову, что ты мог неправильно истолковать то, что видел?
Ну нет! Кларенс еще не слеп. Маккейди собирался поцеловать Джессалин, даже уже поцеловал ее… И потом выражение его глаз. В них же читалось ничем не прикрытое, животное желание. Тут уж Кларенс не мог ошибиться. Маккейди хотел Джессалин и, бесспорно, был намерен удовлетворить свое желание.
– Я видел твое лицо.
– Понятно, – устало вздохнул Маккейди. Обида и боль душили Кларенса, и он с ужасом почувствовал, что сейчас заплачет.
– Ты собираешься жениться на ней?
– Ты что, с ума сошел? Ты же прекрасно знаешь, что я не могу содержать жену.
– И тем не менее ты заставил ее влюбиться в себя. Будь ты проклят! Гореть тебе в аду вместе со всеми остальными Трелони.
– Ты не можешь проклясть того, кто уже и так давно проклят, Клари. И потом, то, что она испытывает ко мне, – это не любовь. Это похоть. И если бы ты вел себя соответственно своему, а не ее возрасту, то ты бы давно понял, что тебе нужно просто набраться терпения. Придет время, она поймет, каков я на самом деле, и тогда, я уверен, разделит твое праведное возмущение.
Слова кузена до Кларенса доходили с трудом. Страх, гнев и отчаяние переполняли и затуманивали его мозг. Увидев, что Маккейди отворачивается, давая понять, что разговор окончен, он судорожно вцепился в его рукав.
– Если ты обесчестишь ее, я тебя убью! Трелони высвободил рукав из мертвой хватки Кларенса.
– Ради всего святого, Клари, не сходи с ума. Если бы я вдруг возжелал девственницу, то направился бы в один дом в Лондоне, где можно выбрать любую всего-то за десять фунтов.
– Господи, ты же развращен до мозга костей! Устало откинув голову, Маккейди прикрыл глаза.
– Клари, я всего лишь сказал, что такой дом существует. Я же не говорил, что являюсь его завсегдатаем. – Открыв глаза, он несколько секунд пристально рассматривал Кларенса, и тому вдруг показалось, что в этих черных колодцах мелькнуло что-то похожее на боль. Но уже через долю секунды взгляд Маккейди снова сделался совершенно безразличным.
– Кажется, я уже дал тебе слово, что не притронусь к твоей драгоценной мисс Летти… Кларенс отрывисто рассмеялся.
– Твое слово! Да чего оно стоит, твое слово?
В сторожке повисла напряженная тишина. Маккейди открыл рот, и его голос прозвучал настораживающе резко:
– Для меня оно стоит очень дорого, потому что это единственное, что у меня осталось.
– Почему я должен тебе верить? Я не доверяю тебе.
Красивое, мужественное лицо Трелони искривилось в недоброй улыбке.
– Тогда поцелуй себя в задницу, мой дражайший кузен.
Кларенс почувствовал какую-то влагу на щеках и с ужасом понял, что плачет. Больше всего ему хотелось еще раз ударить это надменное, ненавистное лицо, но он не посмел и лишь сжимал и разжимал кулаки в бессильной ярости.
– Трелони, если ты причинишь Джессалин хотя бы малейший вред, клянусь, что заставлю тебя заплатить.
С этими словами Кларенс развернулся и пошел прочь. Но даже теперь, всей душой ненавидя кузена, он до последней секунды надеялся, что Мак остановит его, что так они не расстанутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117