– Я думаю, у него много таких изобретений, – продолжал Педерсен. – Говорят, что у него есть подъемник, который действует посредством блока, и он способен поднять человека на два или три этажа. Хотя я его не видел.
– Как интересно, – заметила Тео прохладно. Какое ей дело до выдумок президента, до его птиц и цветов, когда драгоценные моменты проходят; Мерни сидел так близко от нее, но они не могли сказать друг другу ни единого слова.
Обед был прекрасным, а вина замечательными. Страсть мистера Джефферсона к простоте резко исчезала, когда дело касалось кулинарии. После рисового супа подали тарелки с мясом, ветчиной, телятиной, бараньи котлеты, утку, жареные яйца и новое итальянское блюдо, называемое «макароны», прекрасно приправленные луком и сыром. Эти деликатесы наконец отвлекли Педерсена, который затих с полным ртом. Тео придвинула к себе очередную нетронутую тарелку и повернулась к Мерни. Он ожидал этого.
– Тео, – прошептал он, – это ужасный фарс. Я должен еще раз увидеть тебя наедине.
Ее лицо побледнело. Она подняла испуганные глаза:
– Еще раз? Что ты имеешь в виду? Я попытаюсь выскользнуть из дома. Это трудно теперь, так как отец здесь, но я постараюсь. Мы можем встретиться у реки.
– Нет, дорогая. – Его губы едва двигались. – Мы не можем. Нас видели. Один из слуг Джефферсона. Мне удалось заткнуть ему рот, я надеюсь. Но могут быть и другие. Мне не хотелось бы, чтобы ты рисковала. Кроме того, я…
Он и все остальные за столом неожиданно замерли и подались вперед. Джефферсон говорил, повысив голос, чтобы все его слышали. Тео рассеянно слушала фразы, не понимая и не желая их понимать.
– В этом небольшом обществе я могу сказать открыто то, что многие из вас уже знают. Мы объявим об этом публично в День независимости… Удачное приобретение территории без единого выстрела… Наша замечательная сестра Франция… Испания, наша прославленная соседка на юге…
Аарон, уверенный в своем слушателе, прошептал Каса-Ирухо:
– Он, как кот с тарелкой сметаны, не правда ли, милорд?
Испанец скривил губы:
– Но эта так называемая покупка не разрешена нашей конституцией. Он игнорирует это. Это – беззаконие с самого начала и до конца. Испания не разрешит этого. Это означает войну.
– Вы так думаете? – сказал Аарон мягко, надеясь выудить больше интересующей его информации. Но маркиз опустил глаза и в гневном молчании забарабанил по набалдашнику своей трости.
Джефферсон продолжал:
– Это давно уже было моей мечтой – послать экспедицию через западные земли к другому морю. Мы три раза пытались, но все заканчивалось провалом. Теперь, когда эти земли перешли к нам, я чувствую, как необходима такая экспедиция. Все уже готово, и на этот раз, думаю, она не провалится, поскольку возглавлять ее будут два молодых человека: мой помощник и секретарь, капитан Льюис, и его друг и товарищ по оружию, капитан Вильям Кларк, который присоединится к нему позже.
Все, кроме Теодосии, посмотрели на Льюиса. Она сидела неподвижно, уставившись на скатерть.
– Леди и джентльмены, – сказал Джефферсон, поднимаясь, – я предлагаю тост за успех экспедиции и за ее главу. – Он послал покрасневшему Мерни искреннюю улыбку и продолжал: – Он обладает неустрашимой храбростью, стойкостью. Заботливый, как отец, к тем, кто находится у него в подчинении, и в то же время сам очень дисциплинированный, он знаком с характером, обычаями и законами индейцев. Он привык к кочевой жизни. Это честный и бескорыстный человек. Леди и джентльмены, рекомендую вам, капитан Меривезер Льюис!
Все разом стали поздравлять капитана, в то время как Аарон думал: «Это все деревенскому парню из лесной глуши, который будет навсегда поглощен пустыней. Скатертью дорога!» Он был раздражен выражением лица Теодосии и обнаружил, к своему удивлению, что он правильно оценил свою прошлую неприязнь к Льюису. Она поднялась в нем с новой силой.
Разговор стал общим на конце стола, где сидел президент. Мэдисон задавал Льюису вопросы относительно экспедиции, а Долли бесконечно высказывала свои замечания и восторги.
– Какое это будет замечательное приключение, капитан Льюис! Какая смелость! Я не могу не думать об этом без содрогания, как представлю, какие трудности вас ожидают!
Джефферсон развалился в кресле, глядя с сияющей улыбкой на своего протеже, и расслабился, как это всегда было, от радостной болтовни Долли.
Секретарь казначейства занялся десертом. Нежно любимый Джефферсоном проект абсолютно не интересовал его, и ввиду того, что его финансирование составляло всего две тысячи пятьсот долларов, секретарь не чувствовал ни желания, ни необходимости препятствовать ему.
Теодосия улыбалась, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Она чувствовала себя одинокой и покинутой. Мерни не принадлежал ей. Чудесное время, которое они провели вместе, не имело ничего общего с его реальной жизнью; хотя для нее это стало практически самой жизнью.
Чувство боли завладело ею. Она почувствовала, что как бы отделяется от этой комнаты, полной людей. На мгновение она увидела их всех реально, каждого со своей господствующей мыслью, явно написанной на лице. Они были как герои в нравственной пьесе: Джефферсон – самодовольство, Долли Мэдисон – общественное приличие, де Каса-Ирухо – оскорбленное негодование, миссис Тюро, которая не произнесла ни единого слова, с тех пор как она села, – Тревога, а ее муж – Грубость. Медленно ее взгляд переходил от одного к другому: Педерсен – Обжорство, Галлатин – Проницательность. Даже Мерни был за пределами и далеко от нее. Его лицо ничего не выражало, кроме «решительности и упорства», о которых говорил Джефферсон.
Только лицо Аарона она не могла прочитать. Она знала его очень хорошо и, тем не менее, не могла сказать, какие мысли скрывались за этой вежливо улыбающейся маской.
Она умоляюще посмотрела на Мерни. «Вернись ко мне, вернись», – мысленно закричала она ему. Но он ее не слышал.
Только когда миссис Мэдисон дала дамам знак подняться, он обернулся к ней.
– Назначь какое-нибудь безопасное место для встречи, – быстро прошептал он. – Я встречу тебя, где и когда ты захочешь. Пошли свою служанку с запиской. Я ее получу.
– Когда ты уезжаешь? – спросила она безнадежно.
– Во вторник на рассвете. Вторник, а сегодня был вечер пятницы.
– Пойдем, дитя мое. – Долли Мэдисон обняла ее за талию своей нежной рукой. – Мы должны оставить джентльменов одних. Боюсь, что они горят желанием избавиться от нас, бедных женщин.
Тео разрешила увести себя наверх. Ее темные прекрасные глаза были пусты и неподвижны. Казалось, она не слышала, когда миссис Галлатин обратилась к ней с каким-то незначительным замечанием. Добрейшее сердце Долли было тронуто. Она прижимала Теодосию к себе, заслоняя поведение девушки изящной ширмой тактичной болтовни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91