Кейт яростно замотала головой:
— Давайте уйдем отсюда. Думаю, мистер Маккой понял бы нас.
Они ехали в угрюмом молчании. Перед взором Кейт по-прежнему стояла душераздирающая картина. Одно лишь служило ей утешением: Чарли нежно обнял ее и назвал милой. И правда, в его объятиях она забывалась в сладкой истоме…
Вечером они остановились в небольшой лощине, где под сенью низкорослых дубов протекал родник, и поужинали сваренной Чарли фасолью с копченой грудинкой. Когда тьма окутала землю, они маленькими глотками прихлебывали кофе. Кейт пристально смотрела на огонь, а Дюранго, положив ружье на колени, настороженно оглядывался вокруг.
— Зачем команчи так поступают? — наконец спросила она. — С рождения я наслушалась немало страшных историй про них, но увидеть такое…
Чарли взглянул на нее сквозь языки пламени и заметил в ее прекрасных глазах боль и разочарование. Вспомнив ее дрожащее тело в своих объятиях и нараставшую в нем ярость, он захотел, чтобы в его силах было прогнать это страдальческое выражение, и погрустнел при мысли, что не может защитить ее от суровой прозы жизни.
— Обычаи команчей не похожи на наши, — задумчиво начал он. — Их храбрые воины не находят ничего зазорного в том, чтобы подвергать пыткам пленников или даже сжигать живьем. Они полагают, что и мы будем поступать так же с их плененными сородичами. Кейт покачала головой.
— Почему они не замирятся, как племена алабама и кушата?
Дюранго посмотрел на восходящую луну.
— Команчи всегда славились жестокостью, как и киова, их собратья по племенному союзу.
Кейт раздраженно взмахнула рукой:
— Но зачем им убивать мистера Маккоя?
— Думаю, им понадобился его товар. Для них это военная добыча.
— Стало быть, они содрали с него кожу живьем за десяток блестящих кастрюль, несколько кусков материи и пару-другую ожерелий? Какая несправедливость! Ведь мистер Маккой не сделал им ничего плохого.
— Полагаю, они смотрят на это иначе. — Вздохнув, Чарли подбросил в огонь засохший сук. — Вам когда-нибудь доводилось слышать о битве старейшин?
Кейт сдвинула брови:
— Краем уха, да и давно. Дюранго понимающе кивнул:
— По-моему, вы тогда еще не родились, а я был ребенком. Случилось это в 1840 году в Сан-Антонио.
— Вы были там?
Он отрицательно покачал головой:
— Нет, но в отряде Джека Хея мне много что порассказали старые рейнджеры. Тем летом, в президентство Ламара, представители правительства договорились со старейшинами команчей о перемирии. Все старейшины прибыли в Сан-Антонио на конференцию. Они даже привезли с собой жен и молодую белую пленницу Матильду Локхарт. Команчи собирались в знак добрых намерений передать ее техасцам.
Упершись локтями в колени, Кейт склонилась вперед.
— Да, кажется, я что-то слышала про нее. Ну и что же произошло?
Чарли ткнул прутом в пламя.
— Вроде бы команчи изнасиловали и пытали Матильду. Ее тело было страшно изувечено. Когда же она поведала, что индейцы держат у себя еще нескольких белых девушек… — Он покачал головой. — Ну, местные власти прямо рехнулись. Они вдруг решили держать старейшин в заложниках, пока команчи не вернут всех пленниц.
— Не могу сказать, что виню их, — тихо проговорила мисс Мэлони.
Чарли печально улыбнулся:
— В таком случае вам ничего не известно об индейских обычаях. Нарушение перемирия для индейца немыслимо. Когда техасцы окружили старейшин, те яростно сопротивлялись. Многие погибли. С тех пор команчи ведут против техасцев настоящую войну.
Кейт вздохнула:
— Стало быть, они не находят ничего предосудительного в том, чтобы насиловать и мучить пленниц, зато нарушение перемирия для них — преступление.
— Не так все просто, — серьезно проговорил Чарли. — Причина войны в украденной земле и нарушенных обещаниях. У правительства всегда было две правды: с одной стороны, оно обещало землю команчам, а с другой — отдавало ее поселенцам. Ни один уважающий себя индеец не потерпит подобного измывательства над своей честью. Вот откуда все эти годы произрастают корни вражды.
— Но индейские племена, по решению правительства, выдворяются ныне из Техаса.
— Верно, но многие индейцы по-прежнему стоят на тропе войны. Полагаю, пока суд да дело, не только на беднягу торговца обрушится их месть.
Девушка вздрогнула. Замолчав, они некоторое время прислушивались к потрескиванию костра и отдаленному кваканью лягушек. Наконец она осмелилась задать вопрос, уже долгое время терзавший ее:
— То, что мы видели сегодня… То же самое произошло и с вашими родителями? То есть я надеюсь, что команчи не… — Она поперхнулась. — Вы жили в тех местах, Чарли?
Дюранго отрицательно покачал головой, и Кейт заметила печаль, промелькнувшую в его глазах.
— Мои родители осели недалеко от Сан-Фелипе. Когда мне было четыре года, они, оставив меня на попечение дедушки, отправились в город за припасами. Вот тогда-то все и случилось. Когда я подрос, дедушка рассказал мне обо всем. Думаю, команчам нужны были припасы, которые мои родители закупили в городе. Полагаю, они сопротивлялись. Стрела пронзила сердце отца. Он, должно быть, умер первым. Что до матушки… Дедушка сказал, что она храбро защищалась. Индейские воины перерезали ей горло.
От ужаса у Кейт перехватило дыхание, а Дюранго мрачно добавил:
— Обычно команчи берут белых женщин в плен и превращают их в рабынь или наложниц.
Почувствовав себя крайне неловко, Кейт отвернулась.
— Мне рассказывали. И я в самом деле сожалею о прискорбном случае с вашими родителями.
— Думаю, вы говорите правду, — сурово промолвил он. Она энергично пожала плечами:
— Но одно мне до сих пор непонятно: как вам удается не питать презрения к команчам? На вашем месте я бы приканчивала каждого попавшегося мне на глаза индейца.
Его пальцы сжали ложе винтовки.
— Пожалуй, вы бы думали иначе, если бы насмотрелись того, что я перевидал за эти годы: зарезанные индейские женщины и дети, разграбленные и сожженные селения. Виновны обе стороны, и, признаться, война с индейцами оставила во мне одну лишь горечь, особенно в последние два года, когда армия и рейнджеры при первом же подвернувшемся предлоге резали команчей. Вот почему я перестал выслеживать краснокожих.
Кейт с любопытством взглянула на Чарли. Он, судя по всему, знает жизнь гораздо лучше ее. Она вдруг поняла: перед ней одинокий странник, которому воспоминания в тягость.
— Сколько времени вы провели в стычках с индейцами?
— Почти десять лет.
— Десять! Святые угодники, мистер! Вам, должно быть, под тридцать.
— В июне стукнуло тридцать.
Она с облегчением улыбнулась ему: отношения между ними налаживались.
— Вы выглядите моложе.
— Благодарю за комплимент, мэм, — протянул он. — Да и вы не так уж немощны для шестнадцатилетней болтуньи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71