И если это означает, что я сойду в могилу старой девой, что ж, пусть так и будет.
Между ними воцарилось долгое молчание; наконец он посмотрел куда-то в сторону и, словно обращаясь к самому себе, задумчиво сказал:
— Да-а, вы твердый орешек для любого мужчины.
— Отец был опасным человеком, мистер Маккриди, и в то же время симпатичным и обаятельным. Он умел нравиться — совсем как вы.
Услышав это, он взглянул на нее и сказал:
— Возможно, далеко не всеми моими поступками можно гордиться, но, хотите верьте — хотите нет, я никогда ни от кого не убегал. Можете называть это любопытством или, если угодно, глупостью, но я всегда доигрывал игру до конца.
— И все же, я полагаю, найдутся десятки женщин, которые могли бы вас опровергнуть.
— Возможно, и могли бы, но не станут. Я вам уже говорил — существует только два типа женщин, и разницу между ними я хорошо знаю. Меня всегда интересовали как раз те, которых добродетельными не назовешь. С ними легче: они ничего от меня не ожидали, и я не мог их разочаровать. А когда приходила пора расставаться, мы расставались без сожалений.
Ей нечего было сказать в ответ — по крайней мере, ничего такого, чем она могла бы уколоть или попрекнуть его. Если он действительно так думает, значит, женские слезы ему нипочем. Он просто никогда не оглядывался назад.
Верена чувствовала себя такой голодной, что у нее сводило желудок. В довершение же всех бед воздух был наполнен аппетитным запахом жареных цыплят. Этот запах не давал ей покоя и заставлял забыть обо всем остальном. Где-то в другой части дома доставленные на ранчо пассажиры — ее попутчики — уплетали, наверное, цыплят и много чего еще вдобавок.
Закрыв глаза, она живо представила себе картофельное пюре со сливками, ранние бобы, печенье… Нет, сказала она себе строго, нужно унять разыгравшееся воображение и спокойно дождаться, пока принесут ужин. По крайней мере, можно утешиться тем, что удалось смыть дорожную грязь.
Едва только они приехали на ферму и Маккриди, подхватив Верену, высадил ее из повозки на землю, как тут же появилась миссис Гуд и стала заботливо хлопотать, настаивая на том, чтобы Верена прежде всего сняла с себя одежду, помылась и прилегла отдохнуть для восстановления сил в такую жару.
Не успела Верена проводить неодобрительным взглядом удалявшуюся фигуру Маккриди, который, она не сомневалась, отправился искать место, где можно весело провести время, как ее взяли за руку и отвели в эту маленькую спальню, где и оставили с двумя кувшинами теплой воды и большим куском мыла домашнего изготовления. Прежде чем уйти, миссис Гуд пообещала прислать ей позднее «чего-нибудь перекусить».
Верена разделась, оставшись в одной сорочке и панталонах, и принялась смывать с себя пот и грязь настолько тщательно, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. В завершение она намылила волосы и, как могла, тщательно их промыла. Не успела она закончить, как в комнату вбежала молоденькая мексиканская девушка и, схватив перепачканное платье Верены, исчезла с ним, не проронив ни слова. Теперь при всем своем желании Верена не могла выйти из спальни. Заняться ей было больше нечем, и она легла на слишком неудобную, всю в комках и буграх, кровать и стала рассматривать трещины в штукатурке на потолке, терзаемая сводящим с ума ароматом жареных цыплят.
Было слышно, как повозка доставляет с поезда все новые и новые партии пассажиров. Вели они себя шумно и беспрерывно ругались, расположившись прямо под ее окном. Потом раздались звуки гонга, и кто-то прокричал:
— Еда на столе — подходите скорей. Обслуживание в порядке очереди, а где будете есть, ваше дело! Берите с собой еду и проходите во двор — в доме нет места, чтобы там рассиживаться!
Когда вся эта суматоха понемногу улеглась, на пороге комнаты появилась еще одна девушка — худенькая блондинка с усталым лицом, не более четырнадцати-пятнадцати лет от роду. В руках она держала поднос. Поставив его на стол возле кровати, она тут же собралась уходить. Верена взглянула на поднос и ужаснулась: на нем стояла миска с коричневатой похлебкой на самом дне и лежал ломоть хлеба без масла.
— Извините, — остановила она девушку, — но вы, наверно, забыли взять все остальное… то есть я хочу сказать, произошла какая-то ошибка.
— Что?
— Я говорю — это ведь не может быть моим обедом, — убежденно заявила Верена.
— Но, мэм, это точно ваш обед.
— В таком случае я хотела бы поговорить с миссис Гуд.
— Она не может прийти, просила передать свои извинения. Здесь сейчас около сотни пассажиров да вдобавок еще ремонтная бригада — хозяйке и головы поднять некогда.
Улыбнувшись, девушка с гордостью добавила:
— Мы с Хуаной и хозяйкой поджарили, почитай, цыплят тридцать, не меньше, а Бетси и Анджела начистили целую гору картошки, аж упарились.
— Теперь понятно, — проговорила Верена с облегчением. — Значит, этот суп у вас — на первое, а потом будут и другие блюда.
— Нет, мэм, это у вас бульон, который остался у Хуаны — она варила в нем говяжьи кости. Сперва она думала сделать из него подливку, но мяса на всех все равно не хватило бы, и потому пассажиры вместо этого едят цыплят.
Видя, что гостью не очень обрадовали ее слова, девушка приблизилась на несколько шагов к кровати и попыталась объяснить получше:
— Раз такое дело и вы совсем плохи да вдобавок в положении, хозяйка рассудила, что сильно нагружать ваш желудок никак нельзя, а то будет беда.
— Но я настолько голодна, что готова разрыдаться, — запротестовала Верена.
— Ну, я так думаю, хозяйка даст вам чего-нибудь еще подкрепиться поближе к ночи, если вам, понятное дело, к тому часу не станет хуже от нагрузки на желудок.
— Поближе к ночи?!
— Да, мэм.
Верена впала в состояние горестного оцепенения, и девушка поспешила выйти из комнаты.
— Погодите минутку — а где мое платье?
Но девушка уже не слышала или не сочла нужным ответить. Нет, все это, должно быть, какое-то ужасное недоразумение. К тому времени, как зайдет солнце, она уже будет далеко отсюда, в Колумбусе, где наконец-то и расстанется с Мэтью Маккриди. Поспешно встав с кровати, она подбежала к двери и крикнула:
— Эй, кто-нибудь, принесите, пожалуйста, мое платье! Неужели никто меня не слышит?
Но, кроме пожилого мексиканца, идущего по направлению к ее спальне, в коридоре никого не было. При виде Верены, стоящей в дверном проеме в полупрозрачной батистовой сорочке, мексиканец осклабился в широкой беззубой улыбке. Обескураженная, Верена попятилась в комнату, захлопнула дверь и заперла ее на засов.
Воздух в комнате был тяжелый, спертый. Она приблизилась к окну: повсюду, куда ни взгляни, были ее попутчики с поезда — они стояли, прислонившись спиной к стволам деревьев, или сидели на траве, а то и прямо на земле, либо примостившись, как птицы на насесте, на перилах крыльца и веранды, и каждый из них держал тарелку с едой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Между ними воцарилось долгое молчание; наконец он посмотрел куда-то в сторону и, словно обращаясь к самому себе, задумчиво сказал:
— Да-а, вы твердый орешек для любого мужчины.
— Отец был опасным человеком, мистер Маккриди, и в то же время симпатичным и обаятельным. Он умел нравиться — совсем как вы.
Услышав это, он взглянул на нее и сказал:
— Возможно, далеко не всеми моими поступками можно гордиться, но, хотите верьте — хотите нет, я никогда ни от кого не убегал. Можете называть это любопытством или, если угодно, глупостью, но я всегда доигрывал игру до конца.
— И все же, я полагаю, найдутся десятки женщин, которые могли бы вас опровергнуть.
— Возможно, и могли бы, но не станут. Я вам уже говорил — существует только два типа женщин, и разницу между ними я хорошо знаю. Меня всегда интересовали как раз те, которых добродетельными не назовешь. С ними легче: они ничего от меня не ожидали, и я не мог их разочаровать. А когда приходила пора расставаться, мы расставались без сожалений.
Ей нечего было сказать в ответ — по крайней мере, ничего такого, чем она могла бы уколоть или попрекнуть его. Если он действительно так думает, значит, женские слезы ему нипочем. Он просто никогда не оглядывался назад.
Верена чувствовала себя такой голодной, что у нее сводило желудок. В довершение же всех бед воздух был наполнен аппетитным запахом жареных цыплят. Этот запах не давал ей покоя и заставлял забыть обо всем остальном. Где-то в другой части дома доставленные на ранчо пассажиры — ее попутчики — уплетали, наверное, цыплят и много чего еще вдобавок.
Закрыв глаза, она живо представила себе картофельное пюре со сливками, ранние бобы, печенье… Нет, сказала она себе строго, нужно унять разыгравшееся воображение и спокойно дождаться, пока принесут ужин. По крайней мере, можно утешиться тем, что удалось смыть дорожную грязь.
Едва только они приехали на ферму и Маккриди, подхватив Верену, высадил ее из повозки на землю, как тут же появилась миссис Гуд и стала заботливо хлопотать, настаивая на том, чтобы Верена прежде всего сняла с себя одежду, помылась и прилегла отдохнуть для восстановления сил в такую жару.
Не успела Верена проводить неодобрительным взглядом удалявшуюся фигуру Маккриди, который, она не сомневалась, отправился искать место, где можно весело провести время, как ее взяли за руку и отвели в эту маленькую спальню, где и оставили с двумя кувшинами теплой воды и большим куском мыла домашнего изготовления. Прежде чем уйти, миссис Гуд пообещала прислать ей позднее «чего-нибудь перекусить».
Верена разделась, оставшись в одной сорочке и панталонах, и принялась смывать с себя пот и грязь настолько тщательно, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. В завершение она намылила волосы и, как могла, тщательно их промыла. Не успела она закончить, как в комнату вбежала молоденькая мексиканская девушка и, схватив перепачканное платье Верены, исчезла с ним, не проронив ни слова. Теперь при всем своем желании Верена не могла выйти из спальни. Заняться ей было больше нечем, и она легла на слишком неудобную, всю в комках и буграх, кровать и стала рассматривать трещины в штукатурке на потолке, терзаемая сводящим с ума ароматом жареных цыплят.
Было слышно, как повозка доставляет с поезда все новые и новые партии пассажиров. Вели они себя шумно и беспрерывно ругались, расположившись прямо под ее окном. Потом раздались звуки гонга, и кто-то прокричал:
— Еда на столе — подходите скорей. Обслуживание в порядке очереди, а где будете есть, ваше дело! Берите с собой еду и проходите во двор — в доме нет места, чтобы там рассиживаться!
Когда вся эта суматоха понемногу улеглась, на пороге комнаты появилась еще одна девушка — худенькая блондинка с усталым лицом, не более четырнадцати-пятнадцати лет от роду. В руках она держала поднос. Поставив его на стол возле кровати, она тут же собралась уходить. Верена взглянула на поднос и ужаснулась: на нем стояла миска с коричневатой похлебкой на самом дне и лежал ломоть хлеба без масла.
— Извините, — остановила она девушку, — но вы, наверно, забыли взять все остальное… то есть я хочу сказать, произошла какая-то ошибка.
— Что?
— Я говорю — это ведь не может быть моим обедом, — убежденно заявила Верена.
— Но, мэм, это точно ваш обед.
— В таком случае я хотела бы поговорить с миссис Гуд.
— Она не может прийти, просила передать свои извинения. Здесь сейчас около сотни пассажиров да вдобавок еще ремонтная бригада — хозяйке и головы поднять некогда.
Улыбнувшись, девушка с гордостью добавила:
— Мы с Хуаной и хозяйкой поджарили, почитай, цыплят тридцать, не меньше, а Бетси и Анджела начистили целую гору картошки, аж упарились.
— Теперь понятно, — проговорила Верена с облегчением. — Значит, этот суп у вас — на первое, а потом будут и другие блюда.
— Нет, мэм, это у вас бульон, который остался у Хуаны — она варила в нем говяжьи кости. Сперва она думала сделать из него подливку, но мяса на всех все равно не хватило бы, и потому пассажиры вместо этого едят цыплят.
Видя, что гостью не очень обрадовали ее слова, девушка приблизилась на несколько шагов к кровати и попыталась объяснить получше:
— Раз такое дело и вы совсем плохи да вдобавок в положении, хозяйка рассудила, что сильно нагружать ваш желудок никак нельзя, а то будет беда.
— Но я настолько голодна, что готова разрыдаться, — запротестовала Верена.
— Ну, я так думаю, хозяйка даст вам чего-нибудь еще подкрепиться поближе к ночи, если вам, понятное дело, к тому часу не станет хуже от нагрузки на желудок.
— Поближе к ночи?!
— Да, мэм.
Верена впала в состояние горестного оцепенения, и девушка поспешила выйти из комнаты.
— Погодите минутку — а где мое платье?
Но девушка уже не слышала или не сочла нужным ответить. Нет, все это, должно быть, какое-то ужасное недоразумение. К тому времени, как зайдет солнце, она уже будет далеко отсюда, в Колумбусе, где наконец-то и расстанется с Мэтью Маккриди. Поспешно встав с кровати, она подбежала к двери и крикнула:
— Эй, кто-нибудь, принесите, пожалуйста, мое платье! Неужели никто меня не слышит?
Но, кроме пожилого мексиканца, идущего по направлению к ее спальне, в коридоре никого не было. При виде Верены, стоящей в дверном проеме в полупрозрачной батистовой сорочке, мексиканец осклабился в широкой беззубой улыбке. Обескураженная, Верена попятилась в комнату, захлопнула дверь и заперла ее на засов.
Воздух в комнате был тяжелый, спертый. Она приблизилась к окну: повсюду, куда ни взгляни, были ее попутчики с поезда — они стояли, прислонившись спиной к стволам деревьев, или сидели на траве, а то и прямо на земле, либо примостившись, как птицы на насесте, на перилах крыльца и веранды, и каждый из них держал тарелку с едой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90