Джастин немного прихрамывал, но это не мешало ему передвигаться весьма быстро, глаза же его пылали такой яростью, что становилось жутко.
— Добрый вечер… сэр, — пролепетала Эмили слабым голосом.
— Не поздновато лет вы собрались на прогулку в парк, моя дорогая, или я ошибаюсь? — грозно прорычал Джастин.
Лили сочла благоразумным отойти к карете.
— Мне кажется, что в это время суток воздух очень чист, он освежает и бодрит, — возразила Эмили.
— Уйма темных личностей придерживается сходного мнения, но от этого они не становятся менее опасными, — парировал Джастин, и его янтарные глаза превратились в узенькие щелочки.
По сравнению с разгневанным герцогом учтивый незнакомец, повстречавшийся в темных зарослях, выглядел сейчас ягненком. Эмили знала, что именно Джастин представляет для нее главную опасность. Ежедневно и ежечасно она испытывала смертельный страх, опасалась, что в любую минуту может упасть перед ним на колени и молить о любви.
Герцог обошел ее и встал позади, дыша тяжело, как загнанная лошадь. Эмили передался громкий стук его сердца. Он коснулся губами ее уха, и девушка задрожала в предчувствии того, что могло случиться дальше.
— Как ты смотришь на то, что я тебя сейчас ограблю, убью или… изнасилую?
— Другого выбора у меня нет? — поинтересовалась Эмили, ощущая горячее дыхание на шее. И, повернувшись к нему лицом, спросила: — А зачем, собственно говоря, ты следил за мной? Ты что, не веришь мне? Я не заслужила доверия?
— Никто за тобой не следил, — засмущался Джастин, потирая рукой шею. — Просто так получилось. Проезжал мимо…
От дальнейших пояснений его спасло появление собственной кареты. Лошади скакали галопом, из оконца по пояс высунулся Пенфелд, размахивавший белым платком.
— Слава богу, сэр, что нашел вас! — радостно закричал верный слуга, как только кучер лихо осадил лошадей. — Вижу, и ее вы нашли. Приключись с Эмили что-нибудь, это было бы на моей совести, моя вина…
Он прервался на полуслове, когда до него дошел смысл грозного взгляда Джастина, и робко взглянул на широко улыбавшуюся и ужасно довольную собой Эмили.
— Возможно, ты не бросался бы всем так в глаза, если бы на дверце твоей кареты не было герба Уинтропов, — не преминула съязвить Эмили, смахивая сухую веточку с рукава пальто герцога. — На мой взгляд, тебе следовало бы удвоить жалованье Бентли Чалмерса и никогда с ним не расставаться. Вы — отличная пара, из вас выйдут самые тупые в мире детективы.
С этими словами она гордо удалилась, на прощание кокетливо вильнув турнюром в дверце кареты.
— Пора бы мне раз и навсегда положить конец… — пробурчал Джастин.
Кучер повернулся на облучке и вытянул шею в надежде услышать, чего желает хозяин Гримуайлда.
Не закончив фразы, Джастин досадливо тряхнул головой и полез в карету. Когда лошади тронулись с места, в окне дома напротив возникла темная фигура с бокалом в руке. Глядя вслед карете, незнакомец поднял бокал, словно хотел сказать тост и что-то пожелать пассажирам.
Всю последовавшую неделю Эмили вела себя безупречно и не вызывала никаких нареканий. Когда ей случалось выехать в город, ее неизменно сопровождала герцогиня или одна из сестер Джастина. С каждым днем росла популярность королевы бала в Гримуайлде, ее засыпали приглашениями и всячески старались оказать знаки внимания. Дело дошло до того, что даже Сесилия и ее маман-карлица решили примкнуть к общему хору, поющему славу девушке, опекаемой герцогом Уинтропским, и попытались втереться к ней в доверие. Джастин, внимательно следивший за развитием событий, не мог уловить ни малейшего намека на то, что кто-то где-то обмолвился хоть одним худым словом об Эмили.
Напротив, до него доходили совсем иные слухи. Так, рассказывали, что однажды Эмили на ходу выпрыгнула из кареты и спасла от неминуемой смерти перепуганного щенка, затерявшегося под колесами экипажей на Стрэнде, где в обычное время невозможно проехать. Еще говорили, что однажды она бросила шелковый кошелек, содержавший все отпущенные ей на расходы деньги, несчастной нищенке, бедной девочке, дрожавшей от мороза на улице. Но больше всего герцогу пришелся по вкусу рассказ о том, как Эмили пристыдила и чуть не довела до слез Сесилию и ее разбитных дружков, когда они собрались с визитом в Бедлам, в сумасшедший дом, чтобы вволю повеселиться за счет угодивших туда бедолаг.
При всем желании не на что было пожаловаться и грех в чем-либо упрекнуть Эмили. Она была образцовой дочерью, о какой только мог мечтать любой отец. Беда в том, что Джастин не приходился ей отцом, а в его мечтах Эмили являлась в таком виде и при этом сам он позволял себе такое, что эти его мечты можно было назвать не только глубоко аморальными, но и уголовно наказуемыми.
По правде говоря, всерьез задумываться и размышлять над происходящим попросту не было сил и времени. Джастина закрутил безумный вихрь светской жизни. На балах и приемах стоило Эмили ступить на порог, как ее осаждала толпа воздыхателей, каждый ее танец был расписан до конца вечера, и пробиться к ней не представлялось возможным. На званых обедах и ужинах место рядом с Эмили занимал молодой хлыщ, ни на секунду не сводивший с нее восхищенного взгляда и внимавший каждому ее слову с таким вниманием, будто ежеминутно оно могло оказаться последним. Во всей этой кутерьме Джастину была отведена роль доброго дядюшки, зорко присматривавшего за своей подопечной, хотя он прекрасно сознавал, что особой бдительности от него не требуется, поскольку ни один молодой ухажер, при всем уважении к его энергии и напористости, не представлял большей угрозы для девственницы, чем он сам.
Однажды Джастин спускался по лестнице после обеда, на ходу повязывая галстук. В этот вечер предстояло посещение оперы. Пенфелд, черт бы его побрал, в таких именно случаях имел обыкновение исчезать, вынуждая своего господина вступать в неравное единоборство с проклятым куском шелковой материи, который упорно отказывался сдаться на милость победителя.
В вестибюле слонялись из угла в угол двое незнакомых молодых людей.
— Прошу прощения, — обронил Джастин, стараясь поскорее миновать непрошеных гостей.
— Ваша светлость, можно вас на минутку? — взмолился юноша с ярко-рыжими волосами, семеня вслед за герцогом.
Джастин остановился, протянул гостю руку и постарался вложить как можно больше чувства в рукопожатие. Юноша присел от боли, но даже не поморщился.
— Клейборн, сэр. Ричард Клейборн, — представился рыжий, — но все друзья зовут меня просто Дик.
Джастин внимательно оглядел молодое дарование с ног до головы, от коричневых ботинок до пиджака в крупную клетку.
— По-моему, они правы, очень удачное прозвище, ничего не скажешь, — одобрил герцог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
— Добрый вечер… сэр, — пролепетала Эмили слабым голосом.
— Не поздновато лет вы собрались на прогулку в парк, моя дорогая, или я ошибаюсь? — грозно прорычал Джастин.
Лили сочла благоразумным отойти к карете.
— Мне кажется, что в это время суток воздух очень чист, он освежает и бодрит, — возразила Эмили.
— Уйма темных личностей придерживается сходного мнения, но от этого они не становятся менее опасными, — парировал Джастин, и его янтарные глаза превратились в узенькие щелочки.
По сравнению с разгневанным герцогом учтивый незнакомец, повстречавшийся в темных зарослях, выглядел сейчас ягненком. Эмили знала, что именно Джастин представляет для нее главную опасность. Ежедневно и ежечасно она испытывала смертельный страх, опасалась, что в любую минуту может упасть перед ним на колени и молить о любви.
Герцог обошел ее и встал позади, дыша тяжело, как загнанная лошадь. Эмили передался громкий стук его сердца. Он коснулся губами ее уха, и девушка задрожала в предчувствии того, что могло случиться дальше.
— Как ты смотришь на то, что я тебя сейчас ограблю, убью или… изнасилую?
— Другого выбора у меня нет? — поинтересовалась Эмили, ощущая горячее дыхание на шее. И, повернувшись к нему лицом, спросила: — А зачем, собственно говоря, ты следил за мной? Ты что, не веришь мне? Я не заслужила доверия?
— Никто за тобой не следил, — засмущался Джастин, потирая рукой шею. — Просто так получилось. Проезжал мимо…
От дальнейших пояснений его спасло появление собственной кареты. Лошади скакали галопом, из оконца по пояс высунулся Пенфелд, размахивавший белым платком.
— Слава богу, сэр, что нашел вас! — радостно закричал верный слуга, как только кучер лихо осадил лошадей. — Вижу, и ее вы нашли. Приключись с Эмили что-нибудь, это было бы на моей совести, моя вина…
Он прервался на полуслове, когда до него дошел смысл грозного взгляда Джастина, и робко взглянул на широко улыбавшуюся и ужасно довольную собой Эмили.
— Возможно, ты не бросался бы всем так в глаза, если бы на дверце твоей кареты не было герба Уинтропов, — не преминула съязвить Эмили, смахивая сухую веточку с рукава пальто герцога. — На мой взгляд, тебе следовало бы удвоить жалованье Бентли Чалмерса и никогда с ним не расставаться. Вы — отличная пара, из вас выйдут самые тупые в мире детективы.
С этими словами она гордо удалилась, на прощание кокетливо вильнув турнюром в дверце кареты.
— Пора бы мне раз и навсегда положить конец… — пробурчал Джастин.
Кучер повернулся на облучке и вытянул шею в надежде услышать, чего желает хозяин Гримуайлда.
Не закончив фразы, Джастин досадливо тряхнул головой и полез в карету. Когда лошади тронулись с места, в окне дома напротив возникла темная фигура с бокалом в руке. Глядя вслед карете, незнакомец поднял бокал, словно хотел сказать тост и что-то пожелать пассажирам.
Всю последовавшую неделю Эмили вела себя безупречно и не вызывала никаких нареканий. Когда ей случалось выехать в город, ее неизменно сопровождала герцогиня или одна из сестер Джастина. С каждым днем росла популярность королевы бала в Гримуайлде, ее засыпали приглашениями и всячески старались оказать знаки внимания. Дело дошло до того, что даже Сесилия и ее маман-карлица решили примкнуть к общему хору, поющему славу девушке, опекаемой герцогом Уинтропским, и попытались втереться к ней в доверие. Джастин, внимательно следивший за развитием событий, не мог уловить ни малейшего намека на то, что кто-то где-то обмолвился хоть одним худым словом об Эмили.
Напротив, до него доходили совсем иные слухи. Так, рассказывали, что однажды Эмили на ходу выпрыгнула из кареты и спасла от неминуемой смерти перепуганного щенка, затерявшегося под колесами экипажей на Стрэнде, где в обычное время невозможно проехать. Еще говорили, что однажды она бросила шелковый кошелек, содержавший все отпущенные ей на расходы деньги, несчастной нищенке, бедной девочке, дрожавшей от мороза на улице. Но больше всего герцогу пришелся по вкусу рассказ о том, как Эмили пристыдила и чуть не довела до слез Сесилию и ее разбитных дружков, когда они собрались с визитом в Бедлам, в сумасшедший дом, чтобы вволю повеселиться за счет угодивших туда бедолаг.
При всем желании не на что было пожаловаться и грех в чем-либо упрекнуть Эмили. Она была образцовой дочерью, о какой только мог мечтать любой отец. Беда в том, что Джастин не приходился ей отцом, а в его мечтах Эмили являлась в таком виде и при этом сам он позволял себе такое, что эти его мечты можно было назвать не только глубоко аморальными, но и уголовно наказуемыми.
По правде говоря, всерьез задумываться и размышлять над происходящим попросту не было сил и времени. Джастина закрутил безумный вихрь светской жизни. На балах и приемах стоило Эмили ступить на порог, как ее осаждала толпа воздыхателей, каждый ее танец был расписан до конца вечера, и пробиться к ней не представлялось возможным. На званых обедах и ужинах место рядом с Эмили занимал молодой хлыщ, ни на секунду не сводивший с нее восхищенного взгляда и внимавший каждому ее слову с таким вниманием, будто ежеминутно оно могло оказаться последним. Во всей этой кутерьме Джастину была отведена роль доброго дядюшки, зорко присматривавшего за своей подопечной, хотя он прекрасно сознавал, что особой бдительности от него не требуется, поскольку ни один молодой ухажер, при всем уважении к его энергии и напористости, не представлял большей угрозы для девственницы, чем он сам.
Однажды Джастин спускался по лестнице после обеда, на ходу повязывая галстук. В этот вечер предстояло посещение оперы. Пенфелд, черт бы его побрал, в таких именно случаях имел обыкновение исчезать, вынуждая своего господина вступать в неравное единоборство с проклятым куском шелковой материи, который упорно отказывался сдаться на милость победителя.
В вестибюле слонялись из угла в угол двое незнакомых молодых людей.
— Прошу прощения, — обронил Джастин, стараясь поскорее миновать непрошеных гостей.
— Ваша светлость, можно вас на минутку? — взмолился юноша с ярко-рыжими волосами, семеня вслед за герцогом.
Джастин остановился, протянул гостю руку и постарался вложить как можно больше чувства в рукопожатие. Юноша присел от боли, но даже не поморщился.
— Клейборн, сэр. Ричард Клейборн, — представился рыжий, — но все друзья зовут меня просто Дик.
Джастин внимательно оглядел молодое дарование с ног до головы, от коричневых ботинок до пиджака в крупную клетку.
— По-моему, они правы, очень удачное прозвище, ничего не скажешь, — одобрил герцог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121