Она отнимает хлеб у тех из нас, кто по-другому не может заработать себе на пропитание. Ты считаешь, это справедливо, Ром? Мне некуда больше идти. Но она… Она другое дело. Неужели ты думаешь, что она станет голодать? Что она позволит терпеть лишения своей черноглазой сестренке? Что она спокойно отнесется к тому, что ее брат станет воровать? Нет, она побежит обратно — к своей семье. Она наследница состояния. Очень скоро ей надоест, и тогда она уедет отсюда. Уйдет, чтобы угодить прямо в объятия какого-нибудь богатого джентльмена, который оденет ее в шелка и обрюхатит. Если ты думаешь, что будет по-другому, ты и вправду ослеп, Ром. Пойди спроси у кого-нибудь помудрее, у старой Марии, например. Что она скажет тебе о твоем прекрасном цветке? Тебе придется ей поверить, Ром. Мы с тобой оба знаем, что Мария видит будущее. Старая никого не дурачит. Спроси ее. Ром, если у тебя достанет храбрости.
Сказав это, Навара пошла прочь.
Ром тут же забыл о ней. Он шел к артистам, сидящим в тени около шатра.
Они обедали черствым черным хлебом, сыром и фруктами. Огрызки яблок валялись возле растянувшегося на траве здоровенного парня. Детина мелодично храпел под звуки рожка, на котором пытался играть мальчик.
— Он съел мой реквизит. Ром, — с широкой улыбкой пожаловался Тристрам, кивая на огрызки у ног Фэрфакса.
— Ты отлично работал сегодня, — похвалил цыган мальчишку. — Скоро начнем тренироваться с огнем.
— Правда, Ром? — воскликнул Тристрам.
— Правда, если будешь хорошо себя вести, — ответил Ром.
— Ромни, нет, это очень опасно, — встрепенулась Лили.
— Лили! Как еще я смогу стать настоящим жонглером, если не буду упражняться с горящими факелами? Потом я хочу научиться ходить по канату. Может быть, я даже смогу жонглировать на канате! Представляешь, как будет здорово! И толпа будет обязательно, Лили! Эй, Фэрфакс, послушай. — Тристрам толкнул светловолосого гиганта в бок. — Фэрфакс, ты не спишь, а, Фэрфакс?
— Он гораздо храбрее меня. — Ромни сел рядом с Лили. Сорвав цветок, он вдохнул его аромат. Лаская взглядом нежные щеки девушки, ее губы, такие мягкие и розовые, молодой человек думал, что она похожа на только что проснувшегося ребенка. Цыган вспомнил слова Навары и нахмурился.
— Что-то не так? — Лили дотронулась до него.
Ромни посмотрел на ее тонкую кисть, затем бережно взял ее руку и поднес к губам.
— Нет, все хорошо, Лили Франциска. Больше того, сегодня наш лучший день. Никогда не видел, чтобы возле нашего шатра собиралось столько народу. Представление скоро начинается.
— Какие сборы? — по-деловому спросил Тристрам, и Ромни улыбнулся — смышленый растет паренек, все схватывает на лету.
— Сейчас уже и стоять негде перед шатром. Осталось минут десять, не больше, — предупредил он, неохотно вставая. Если бы только можно было сидеть рядом с этой девушкой вечно, вот так, перед шатром, на зеленой травке в тени — деревьев. «И катись к чертям весь остальной мир», — подумал Ромни, глядя на красавицу.
— Ты будешь смотреть представление? — спросила Лили.
— Я еще ни одного не пропустил, — ответил Ром. Он укололся шипом дикой розочки и поморщился. Машинально цыган сжал цветок в ладони. Капелька крови показалась из ранки. Со странным выражением смотрел он на лицо Лили, так похожее цветом на только что смятый цветок.
— Тебе больно? Дай посмотрю. — Лили протянула руку.
— Ничего, — пробормотал Ромни и разжал ладонь. Безжизненный цветок упал на землю. — Пора, Лили. Мне не хочется потерять зрителей.
— Я не опоздаю, Ром. Ты такой хороший друг! Не знаю, что было бы со всеми нами, если бы не ты…
— Ты никогда не забудешь о том, чем мне обязана, да, Лили? — пробормотал парень.
— Никогда, — заверила его Лили, озадаченная странным тоном друга. Что с ним сегодня случилось?
Ромни поднялся и, улыбаясь чему-то, пошел к шатру.
— Лили, когда мы поедем к королеве? — спросила Дульси, протирая глаза. Она задремала, устроившись возле своего любимца Рафа.
— Не скоро, Дульси.
— Почему? Она нас больше не любит? Я почти закончила для нее подарок.
— В это время года ее нет в Лондоне, — попробовала отговориться старшая сестра. Не объяснять же девочке, что королева не принимает у себя преступников. Их, наверное, уже ищут. Если они попытаются встретиться с королевой, чтобы объяснить ей, что произошло той ночью, их могут схватить прямо на месте и упрятать в Тауэр еще до того, как они успеют рот раскрыть.
— Где она?
— Не знаю точно. Может быть, в Гринвиче, а может, в Ричмонде или Виндзору. У нее много дворцов, Дульси. А может быть, она сейчас путешествует по своему королевству. Летом ее величество не любит оставаться в Лондоне.
— Она однажды была в Хайкрос, да?
— Да, но это было давно, — ответила Лили.
— Мы еще будем здесь, когда она вернется в Лондон?
— Сомневаюсь, Дульси.
— Куда мы поедем?
— На север.
— Туда, где живет Мэри Лестер?
— Да.
— Мы снова будем с ней?
— Надеюсь. Для этого мы и присоединились к табору, Дульси. Мы едем к няне. Мэри подскажет нам, как быть. Она нам поможет.
— Мне так нравятся ярмарки, Лили. Я люблю танцевать. Я не хочу возвращаться в Хайкрос.
Лили вспомнила ту ночь, когда они сбежали из дома, — ночь, когда погиб Хартвел Барклай.
Все было как в кошмаре. И сейчас еще в ушах у нее стояли вопли Тилли, Голые пятки Хартвела торчали из воды. Циско сидел на краю ванны и выкрикивал ругательства вперемежку с жутким хохотом. Дульси смотрела на него огромными глазами. Тристрам говорил, что их повесят. Колпачок соскочил с полога, подбежал к ванне и принялся изучать палец на ноге у Хартвела. И в этот момент раздался душераздирающий вопль.
В дверях стояла кухарка.
— Вы убили его! Хозяин умер! Ты ведьма! Всегда знала, что ты принесешь в дом несчастье! — орала она, указывая пальцем на Лили.
— Но я… — Лили шагнула к кухарке.
— Не подходи ко мне, убийца! Тебя за это повесят! Не подходи ко мне! Убийство! Убийство! — Она побежала по коридору.
— Убийство! Убийство! Ведьма! Праккк! — вопил попугай.
— Черт побери, что здесь происходит? — На пороге возник Фарли. Он ошалело глядел на развернувшуюся перед ним картину. — Эта дура едва не сбила меня с ног.
— О Фарли! Он пытался меня изнасиловать! Только хотел он не меня, а госпожу Лили. О Фарли, у меня будет ребенок! — запричитала Тилли, бросаясь к жениху на шею.
Парень впервые в жизни растерялся.
— Эй, Тилли, малышка, успокойся, — наконец произнес он. — Так рано это не может быть известно.
— Не-е-е-ет! — рыдала Тилли. — Это не от него, это твой ребенок! Твой, Фарли!
— Мой? — тупо переспросил Фарли.
— У меня будет ребенок от тебя, но они подумают, что от него и что я его убила, а не госпожа! Они нас обеих повесят!
— Убила? Так он мертв?
— Господи Боже, Фарли! Какого черта тут делается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Сказав это, Навара пошла прочь.
Ром тут же забыл о ней. Он шел к артистам, сидящим в тени около шатра.
Они обедали черствым черным хлебом, сыром и фруктами. Огрызки яблок валялись возле растянувшегося на траве здоровенного парня. Детина мелодично храпел под звуки рожка, на котором пытался играть мальчик.
— Он съел мой реквизит. Ром, — с широкой улыбкой пожаловался Тристрам, кивая на огрызки у ног Фэрфакса.
— Ты отлично работал сегодня, — похвалил цыган мальчишку. — Скоро начнем тренироваться с огнем.
— Правда, Ром? — воскликнул Тристрам.
— Правда, если будешь хорошо себя вести, — ответил Ром.
— Ромни, нет, это очень опасно, — встрепенулась Лили.
— Лили! Как еще я смогу стать настоящим жонглером, если не буду упражняться с горящими факелами? Потом я хочу научиться ходить по канату. Может быть, я даже смогу жонглировать на канате! Представляешь, как будет здорово! И толпа будет обязательно, Лили! Эй, Фэрфакс, послушай. — Тристрам толкнул светловолосого гиганта в бок. — Фэрфакс, ты не спишь, а, Фэрфакс?
— Он гораздо храбрее меня. — Ромни сел рядом с Лили. Сорвав цветок, он вдохнул его аромат. Лаская взглядом нежные щеки девушки, ее губы, такие мягкие и розовые, молодой человек думал, что она похожа на только что проснувшегося ребенка. Цыган вспомнил слова Навары и нахмурился.
— Что-то не так? — Лили дотронулась до него.
Ромни посмотрел на ее тонкую кисть, затем бережно взял ее руку и поднес к губам.
— Нет, все хорошо, Лили Франциска. Больше того, сегодня наш лучший день. Никогда не видел, чтобы возле нашего шатра собиралось столько народу. Представление скоро начинается.
— Какие сборы? — по-деловому спросил Тристрам, и Ромни улыбнулся — смышленый растет паренек, все схватывает на лету.
— Сейчас уже и стоять негде перед шатром. Осталось минут десять, не больше, — предупредил он, неохотно вставая. Если бы только можно было сидеть рядом с этой девушкой вечно, вот так, перед шатром, на зеленой травке в тени — деревьев. «И катись к чертям весь остальной мир», — подумал Ромни, глядя на красавицу.
— Ты будешь смотреть представление? — спросила Лили.
— Я еще ни одного не пропустил, — ответил Ром. Он укололся шипом дикой розочки и поморщился. Машинально цыган сжал цветок в ладони. Капелька крови показалась из ранки. Со странным выражением смотрел он на лицо Лили, так похожее цветом на только что смятый цветок.
— Тебе больно? Дай посмотрю. — Лили протянула руку.
— Ничего, — пробормотал Ромни и разжал ладонь. Безжизненный цветок упал на землю. — Пора, Лили. Мне не хочется потерять зрителей.
— Я не опоздаю, Ром. Ты такой хороший друг! Не знаю, что было бы со всеми нами, если бы не ты…
— Ты никогда не забудешь о том, чем мне обязана, да, Лили? — пробормотал парень.
— Никогда, — заверила его Лили, озадаченная странным тоном друга. Что с ним сегодня случилось?
Ромни поднялся и, улыбаясь чему-то, пошел к шатру.
— Лили, когда мы поедем к королеве? — спросила Дульси, протирая глаза. Она задремала, устроившись возле своего любимца Рафа.
— Не скоро, Дульси.
— Почему? Она нас больше не любит? Я почти закончила для нее подарок.
— В это время года ее нет в Лондоне, — попробовала отговориться старшая сестра. Не объяснять же девочке, что королева не принимает у себя преступников. Их, наверное, уже ищут. Если они попытаются встретиться с королевой, чтобы объяснить ей, что произошло той ночью, их могут схватить прямо на месте и упрятать в Тауэр еще до того, как они успеют рот раскрыть.
— Где она?
— Не знаю точно. Может быть, в Гринвиче, а может, в Ричмонде или Виндзору. У нее много дворцов, Дульси. А может быть, она сейчас путешествует по своему королевству. Летом ее величество не любит оставаться в Лондоне.
— Она однажды была в Хайкрос, да?
— Да, но это было давно, — ответила Лили.
— Мы еще будем здесь, когда она вернется в Лондон?
— Сомневаюсь, Дульси.
— Куда мы поедем?
— На север.
— Туда, где живет Мэри Лестер?
— Да.
— Мы снова будем с ней?
— Надеюсь. Для этого мы и присоединились к табору, Дульси. Мы едем к няне. Мэри подскажет нам, как быть. Она нам поможет.
— Мне так нравятся ярмарки, Лили. Я люблю танцевать. Я не хочу возвращаться в Хайкрос.
Лили вспомнила ту ночь, когда они сбежали из дома, — ночь, когда погиб Хартвел Барклай.
Все было как в кошмаре. И сейчас еще в ушах у нее стояли вопли Тилли, Голые пятки Хартвела торчали из воды. Циско сидел на краю ванны и выкрикивал ругательства вперемежку с жутким хохотом. Дульси смотрела на него огромными глазами. Тристрам говорил, что их повесят. Колпачок соскочил с полога, подбежал к ванне и принялся изучать палец на ноге у Хартвела. И в этот момент раздался душераздирающий вопль.
В дверях стояла кухарка.
— Вы убили его! Хозяин умер! Ты ведьма! Всегда знала, что ты принесешь в дом несчастье! — орала она, указывая пальцем на Лили.
— Но я… — Лили шагнула к кухарке.
— Не подходи ко мне, убийца! Тебя за это повесят! Не подходи ко мне! Убийство! Убийство! — Она побежала по коридору.
— Убийство! Убийство! Ведьма! Праккк! — вопил попугай.
— Черт побери, что здесь происходит? — На пороге возник Фарли. Он ошалело глядел на развернувшуюся перед ним картину. — Эта дура едва не сбила меня с ног.
— О Фарли! Он пытался меня изнасиловать! Только хотел он не меня, а госпожу Лили. О Фарли, у меня будет ребенок! — запричитала Тилли, бросаясь к жениху на шею.
Парень впервые в жизни растерялся.
— Эй, Тилли, малышка, успокойся, — наконец произнес он. — Так рано это не может быть известно.
— Не-е-е-ет! — рыдала Тилли. — Это не от него, это твой ребенок! Твой, Фарли!
— Мой? — тупо переспросил Фарли.
— У меня будет ребенок от тебя, но они подумают, что от него и что я его убила, а не госпожа! Они нас обеих повесят!
— Убила? Так он мертв?
— Господи Боже, Фарли! Какого черта тут делается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106