Либо Сойер принимает у себя съезд Техасского охотничьего клуба, либо у него вечеринка.
Заметив гирлянду фонариков, протянутую к дверям, я решила, что это все-таки вечеринка. Появиться без приглашения на пороге моего художника под благовидным, хоть и неубедительным деловым предлогом, – это одно. Но вламываться на вечеринку – совсем другое.
Я бы дала задний ход и поехала домой, как подобает хорошей девочке, которой я и была всю жизнь, но в этот момент кто-то постучал в мое окно.
Я подскочила. Не надо забывать, что все это происходило в южном Уиллоу-Крике.
Около моей машины стоял странный человек в причудливой одежде, обнимавший за плечи еще более странного вида женщину.
– Пошли с нами, – предложили они. – Войдем вместе.
Как будто мы были лучшими друзьями.
Если б вы их только видели. На женщине было разноцветное платье в стиле кантри с болтающимися там и тут украшениями. Я не видела ее ног, но могу предположить, что обута она была в какие-нибудь сандалии из холстины на веревочных завязках. (Не соответствует ЛИУК, хотя, видит Бог, с этим ансамблем туфли от Делман уж никак не сочетались бы.)
Длинные, слегка вьющиеся волосы женщины были собраны в свободный узел при помощи множества блестящих заколок-бабочек. И хоть я никогда не стала бы заводить дружбу с подобной особой, должна сказать, она была весьма красива для женщины, покупающей одежду на блошином рынке.
Мужчина выглядел не намного лучше. У него были прямые гладкие блестящие волосы, черные, как ясное ночное небо, завязанные сзади в хвост. На нем была белоснежная рубашка с высоким воротником а-ля Байрон и широкими рукавами, поверх которой был надет клетчатый жилет. Еще мне удалось разглядеть золотую цепочку для часов, пристегнутую к карману брюк.
Я попала не только в другой мир, но еще и совершила путешествие во времени.
Я опустила.стекло.
– Что вы принесли? – спросила женщина.
– Принесла?
Мужчина и женщина засмеялись, а потом открыли дверцу автомобиля. Ну и как мне было уехать, после того как они вытащили меня из машины, настаивая, чтобы я пошла с ними?
– Не волнуйся, – добавили они. – У всех есть запас. Там будет много.
– Кроме того, – сказала женщина, – у Сойера и так все есть.
– Все?
Я представить себе не могла, о чем они говорили, чего будет много на этой цыганской оргии (знаю, порой у меня буйное воображение). Я в равной степени чувствовала трепет и предвкушение. Только этим я могу объяснить, что восприняла как должное, когда они подошли с двух сторон и взяли меня под руки.
Мы прошли по мощеной дорожке, окаймленной оранжевым светом фонариков.
– Кстати, я Бернс, а это Сета, – сказал мужчина.
Прежде чем я успела представиться, они снова засмеялись и втянули меня в дом.
Мне было интересно узнать, как этот дом с саманными стенами цвета ржавчины и современными скульптурами во дворе выглядит внутри. В ту минуту, когда распахнулись грубые двери, я попала в интерьер, настолько отличный от моего, что у меня появилось чувство, будто я оказалась в далекой заморской стране. Потолки были высокие, и над главной комнатой возвышался чердак. Здесь было все, чего бы я никогда не одобрила и не допустила в свой дом, но при этом все это было поразительно красиво. Смесь старого и нового внутри, так же как и снаружи. Старая кожаная мебель и современная металлическая.
Обставить дом можно многими способами: со вкусом (как у меня), броско (как у Никки), со свалки (есть любители находить разные «сокровища» на помойке) и, наконец, без всяких правил – именно так и выглядело жилище моего художника. Ни одна деталь не подходила к остальным ни по цвету, ни по стилю. Интерьер представлял собой сногсшибательный коктейль, от которого рябило в глазах. Казалось, можно заблудиться, часами бродя по дому в поисках сокровищ, как будто это музей, где каждый предмет требует внимания. Здесь должно было возникнуть ощущение беспорядка. Тем не менее, дом не казался аляповатым. Особенно впечатляла огромная картина, занимавшая почти всю южную стену главной комнаты, – автопортрет моего художника, выполненный на фактурном кремовом фоне черным углем и сангиной. Он представал на нем диким, с откинутыми назад длинными волосами, широкоплечим, узкобедрым, а темные глаза, казалось, смотрели прямо на зрителя.
Я не могла отвести взгляд, даже когда почувствовала, что художник подошел ко мне сзади.
– Это... что-то, – сказала я, не оборачиваясь.
– Что-то?
Да, я, хозяйка художественной галереи, была поражена. Не потерять бы голову. Картина была потрясающая.
– Она столь же хороша, как и все остальные твои работы, которые я видела, – пояснила я.
– Как одна вещица в холле у Граутов?
– Можно сказать и так. А все эти скульптуры во дворе – они тоже твои, надо полагать?
Он засмеялся, на этот раз не неприятно, и развернул меня к себе. И сразу вся его шокирующая дикость, лившаяся с картины, оказалась передо мной. Он излучал физическую мощь. Его лицо сплошь состояло из жестких плоскостей, красивое и в чем-то даже пугающее, без единого намека на мягкость. На нем была черная футболка, открывавшая рельефную мускулатуру загорелых рук, а джинсы так сидели на его бедрах, что я удивилась, как мне могло прийти в голову, что он голубой.
Он оглядел меня с головы до ног, как будто решая, хочет ли купить. Потом криво усмехнулся и отступил на шаг, чтобы получше рассмотреть меня. Разглядев, он удивленно поднял брови.
Боюсь, я могла упустить одну малюсенькую деталь. Да, сейчас я об этом сожалею, но, вероятно, утром я купила непростительно непристойную вещь (ладно, не одну) в «Саксе». Собираясь в южный Уиллоу-Крик смотреть картины Сойера, я оделась в этот непристойный наряд, воспользовавшись отсутствием Кики, которая бы меня жутко критиковала.
– Джинсы?
Я пожала плечами.
На мне были облегающие джинсы-клеш, прозрачная белая туника, расшитая по линии выреза переливающимся металлическим бисером, и высокие клиновидные каблуки, какие носят разбитные старшеклассницы. В то время как Никки превращалась в меня, я быстро становилась похожей на Никки.
Его улыбка стала шире, сердце у меня при этом затрепетало (на самом деле), и он кивнул.
– Тебе следует почаще носить джинсы. Ты чертовски сексуально в них выглядишь.
Есть множество комплиментов, которые я привыкла слышать. «Ты изумительно красива». «Твоя улыбка освещает все вокруг». «Твой жемчуг безупречен». Но «Ты чертовски сексуальна» – не из них. Пусть он был новым и даже приятным, тем не менее я почувствовала себя неловко.
– Ну, да...
Он снова ухмыльнулся:
– Ты любишь так отвечать, да?
– Ну, да... то есть, да... ну...
Он лишь усмехнулся, откинул назад волосы и дал мне передышку:
– Итак, чем я обязан твоему визиту?
«Займись со мной сексом прямо сейчас».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Заметив гирлянду фонариков, протянутую к дверям, я решила, что это все-таки вечеринка. Появиться без приглашения на пороге моего художника под благовидным, хоть и неубедительным деловым предлогом, – это одно. Но вламываться на вечеринку – совсем другое.
Я бы дала задний ход и поехала домой, как подобает хорошей девочке, которой я и была всю жизнь, но в этот момент кто-то постучал в мое окно.
Я подскочила. Не надо забывать, что все это происходило в южном Уиллоу-Крике.
Около моей машины стоял странный человек в причудливой одежде, обнимавший за плечи еще более странного вида женщину.
– Пошли с нами, – предложили они. – Войдем вместе.
Как будто мы были лучшими друзьями.
Если б вы их только видели. На женщине было разноцветное платье в стиле кантри с болтающимися там и тут украшениями. Я не видела ее ног, но могу предположить, что обута она была в какие-нибудь сандалии из холстины на веревочных завязках. (Не соответствует ЛИУК, хотя, видит Бог, с этим ансамблем туфли от Делман уж никак не сочетались бы.)
Длинные, слегка вьющиеся волосы женщины были собраны в свободный узел при помощи множества блестящих заколок-бабочек. И хоть я никогда не стала бы заводить дружбу с подобной особой, должна сказать, она была весьма красива для женщины, покупающей одежду на блошином рынке.
Мужчина выглядел не намного лучше. У него были прямые гладкие блестящие волосы, черные, как ясное ночное небо, завязанные сзади в хвост. На нем была белоснежная рубашка с высоким воротником а-ля Байрон и широкими рукавами, поверх которой был надет клетчатый жилет. Еще мне удалось разглядеть золотую цепочку для часов, пристегнутую к карману брюк.
Я попала не только в другой мир, но еще и совершила путешествие во времени.
Я опустила.стекло.
– Что вы принесли? – спросила женщина.
– Принесла?
Мужчина и женщина засмеялись, а потом открыли дверцу автомобиля. Ну и как мне было уехать, после того как они вытащили меня из машины, настаивая, чтобы я пошла с ними?
– Не волнуйся, – добавили они. – У всех есть запас. Там будет много.
– Кроме того, – сказала женщина, – у Сойера и так все есть.
– Все?
Я представить себе не могла, о чем они говорили, чего будет много на этой цыганской оргии (знаю, порой у меня буйное воображение). Я в равной степени чувствовала трепет и предвкушение. Только этим я могу объяснить, что восприняла как должное, когда они подошли с двух сторон и взяли меня под руки.
Мы прошли по мощеной дорожке, окаймленной оранжевым светом фонариков.
– Кстати, я Бернс, а это Сета, – сказал мужчина.
Прежде чем я успела представиться, они снова засмеялись и втянули меня в дом.
Мне было интересно узнать, как этот дом с саманными стенами цвета ржавчины и современными скульптурами во дворе выглядит внутри. В ту минуту, когда распахнулись грубые двери, я попала в интерьер, настолько отличный от моего, что у меня появилось чувство, будто я оказалась в далекой заморской стране. Потолки были высокие, и над главной комнатой возвышался чердак. Здесь было все, чего бы я никогда не одобрила и не допустила в свой дом, но при этом все это было поразительно красиво. Смесь старого и нового внутри, так же как и снаружи. Старая кожаная мебель и современная металлическая.
Обставить дом можно многими способами: со вкусом (как у меня), броско (как у Никки), со свалки (есть любители находить разные «сокровища» на помойке) и, наконец, без всяких правил – именно так и выглядело жилище моего художника. Ни одна деталь не подходила к остальным ни по цвету, ни по стилю. Интерьер представлял собой сногсшибательный коктейль, от которого рябило в глазах. Казалось, можно заблудиться, часами бродя по дому в поисках сокровищ, как будто это музей, где каждый предмет требует внимания. Здесь должно было возникнуть ощущение беспорядка. Тем не менее, дом не казался аляповатым. Особенно впечатляла огромная картина, занимавшая почти всю южную стену главной комнаты, – автопортрет моего художника, выполненный на фактурном кремовом фоне черным углем и сангиной. Он представал на нем диким, с откинутыми назад длинными волосами, широкоплечим, узкобедрым, а темные глаза, казалось, смотрели прямо на зрителя.
Я не могла отвести взгляд, даже когда почувствовала, что художник подошел ко мне сзади.
– Это... что-то, – сказала я, не оборачиваясь.
– Что-то?
Да, я, хозяйка художественной галереи, была поражена. Не потерять бы голову. Картина была потрясающая.
– Она столь же хороша, как и все остальные твои работы, которые я видела, – пояснила я.
– Как одна вещица в холле у Граутов?
– Можно сказать и так. А все эти скульптуры во дворе – они тоже твои, надо полагать?
Он засмеялся, на этот раз не неприятно, и развернул меня к себе. И сразу вся его шокирующая дикость, лившаяся с картины, оказалась передо мной. Он излучал физическую мощь. Его лицо сплошь состояло из жестких плоскостей, красивое и в чем-то даже пугающее, без единого намека на мягкость. На нем была черная футболка, открывавшая рельефную мускулатуру загорелых рук, а джинсы так сидели на его бедрах, что я удивилась, как мне могло прийти в голову, что он голубой.
Он оглядел меня с головы до ног, как будто решая, хочет ли купить. Потом криво усмехнулся и отступил на шаг, чтобы получше рассмотреть меня. Разглядев, он удивленно поднял брови.
Боюсь, я могла упустить одну малюсенькую деталь. Да, сейчас я об этом сожалею, но, вероятно, утром я купила непростительно непристойную вещь (ладно, не одну) в «Саксе». Собираясь в южный Уиллоу-Крик смотреть картины Сойера, я оделась в этот непристойный наряд, воспользовавшись отсутствием Кики, которая бы меня жутко критиковала.
– Джинсы?
Я пожала плечами.
На мне были облегающие джинсы-клеш, прозрачная белая туника, расшитая по линии выреза переливающимся металлическим бисером, и высокие клиновидные каблуки, какие носят разбитные старшеклассницы. В то время как Никки превращалась в меня, я быстро становилась похожей на Никки.
Его улыбка стала шире, сердце у меня при этом затрепетало (на самом деле), и он кивнул.
– Тебе следует почаще носить джинсы. Ты чертовски сексуально в них выглядишь.
Есть множество комплиментов, которые я привыкла слышать. «Ты изумительно красива». «Твоя улыбка освещает все вокруг». «Твой жемчуг безупречен». Но «Ты чертовски сексуальна» – не из них. Пусть он был новым и даже приятным, тем не менее я почувствовала себя неловко.
– Ну, да...
Он снова ухмыльнулся:
– Ты любишь так отвечать, да?
– Ну, да... то есть, да... ну...
Он лишь усмехнулся, откинул назад волосы и дал мне передышку:
– Итак, чем я обязан твоему визиту?
«Займись со мной сексом прямо сейчас».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89