Впереди, на расстоянии всего в несколько шагов от него, на валуне небрежно развалился человек в темной одежде. Он внимательно смотрел на дорогу. Коричневый плащ, укрывавший дородного наблюдателя, был забрызган грязью, а рядом с ним… лежало шесть красных стрел. Шесть длинных, отлично сделанных стрел, заточенных рукой настоящего мастера. Рукой лучника Люка. И все же не Люк полулежал, облокотясь о покрытый мхом валун, — Люк был гораздо стройнее и выше.
Тетива лука, лежавшего рядом со стрелами, была на совесть натянута. Оружие готово к действию.
Симон приподнялся на локтях, вытащил меч из ножен и положил рядом с собой на холодную землю. Человек внизу видел, как Симон проезжал мимо, но стрелять не стал. Симон оглянулся. Коня его отсюда уже не было видно. Если жеребец будет стоять спокойно в ореховых зарослях и не заржет, лучник внизу не догадается, что Симон не стал продолжать путь. Лучник в темном дожидался иной добычи или прихватил лук на всякий случай, а сам ждал условленной встречи. Место для тайных переговоров выбрано как нельзя лучше — вокруг ни души.
Симон чуть подтолкнул меч и подполз поближе. Стрелы точно принадлежали Люку, и единственный, кто мог получить их от изготовителя, и был тот самый таинственный посредник между Люком и самим Лонгчемпом.
Итак, перед ним очередной шпион канцлера, теперь уже разгуливающий по долине Кардока. Если он сумеет захватить этого человека в плен и допросить, то, возможно, избавит от смерти Аделину и многих ее соплеменников.
Симон подобрался, рукой дотянувшись до рукояти меча. Молниеносный рывок — и он, если повезет, заставит замолчать шпиона, не убивая его. Когда же лучник в темном будет разоружен и связан, Симон получит возможность посмотреть, кто придет к нему на встречу. Симон начал обратный счет на латыни — так его научили поступать перед тем, как принять серьезное решение. Он отпустил рукоять и размял пальцы. Если лучник здесь для того, чтобы убить кого-то, он успеет отвлечь его прежде, чем тот возьмет лук в руки.
Высоко над ним продолжал парить ястреб — комок мощных мышц, вооруженный острыми когтями и смертельным клювом. Лучник пошевелился, взглянул на небо, на парящего ястреба и взялся за лук.
Симон вжался в землю, протянув руку к мечу. Если лучник встанет, чтобы выстрелить в ястреба, Симону придется действовать с нечеловеческой сноровкой. Даже захваченный врасплох, лучник легко сменит цель: вместо птицы выстрелит в человека в нескольких шагах от себя выше по склону. Лучник отвернулся и устремил взгляд на тропу. Симон возблагодарил Небо и, скорчившись, приподнялся. Если действовать, то сейчас, пока удача ему не изменила.
Раздался звон уздечки и неторопливый цокот копыт — невидимый Симону всадник поднимался на холм. Лучник нагнулся, чтобы взять в руки красную стрелу. Не отводя взгляда от тропы, он приладил стрелу. Он видел седока и, должно быть, узнал в нем свою жертву.
Теперь и Симон увидел длинную морду кобылы Аделины. Лучник встал и прицелился.
— Нет! — Рев Симона заставил стрелка обернуться. Лучник посмотрел на меч Симона. Симон сделал выпад. Расстояние между ними оказалось больше, чем казалось Тэлброку. Первая стрела убьет его, Симона. Аделина, быть может, сумеет уйти от второй. — Назад! — заорал Симон. — Поворачивай назад!
Лучник спокойно отвернулся от орущего нормандца. С решимостью самоубийцы стрелок еще раз поднял лук и прицелился в Аделину, подставляя незащищенную спину под меч Симона.
Глава 21
Майда коснулась руки Аделины.
— Пожалуйста, пойдем со мной, твой отец должен с тобой поговорить.
Кухарки увидели, как Симон выехал за ворота всего несколько минут назад. С помощью Хауэлла Аделина сможет оседлать свою кобылу и нагнать мужа. Если этого не сделать, лучник Люк разозлится и пошлет дурную весть Лонгчемпу. Аделина подняла глаза на крепостной холм, и ей показалось, что она видит Люка на вышке.
— Я поговорю с ним днем, когда мы вернемся, — сказала Аделина Майде.
— Ты не подойдешь сейчас? Он не спит. Кардок немолод, и он слишком близко к сердцу принял вчерашнюю ошибку.
Двор ожил. Народ сновал туда и обратно, но Хауэлла нигде не было видно. К тому времени как она найдет седло и упряжь, Симон отъедет так далеко, что она не сможет его разыскать.
— Он разозлится, если я задержусь?
— Он уже разозлился. Ты не могла бы пойти к нему сейчас? Одна, без меня. Я думаю, он этого хочет. — Майда бросила взгляд в сторону ворот. — Я не думаю, что твой муж отъехал далеко. Я попрошу Хауэлла оседлать твою лошадь и вывести ее из конюшни. — Майда улыбнулась. — Кардок надолго тебя не задержит, ты же знаешь. Он не любит приносить извинения.
Аделина обняла мачеху.
— Я пойду к нему, Майда.
Она подошла к двери хижины, где теперь спал Кардок, и вновь не могла не поразиться контрасту между невзрачностью наружных стен и роскошью внутри. Аделина ступила за порог, и тут же с необычайной яркостью к ней вернулись все переживания теперь уже казавшейся далекой ночи, когда Симон устроил рейд в поисках Кардока.
Отец ее сидел, откинувшись на бархатные подушки, согревавшие его постель. Он уже успел одеться в один из самых лучших своих нарядов — святочный пир продолжался, — но вновь вернулся в постель и накинул на плечи покрывало. Несмотря на то что стены украшали роскошные гобелены, а кровать — затейливая резьба, спальня эта не казалась уютной из-за жуткого холода.
Кардок поманил дочь к себе, приглашая присесть на край кровати, и протянул ей покрывало, чтобы она набросила его на плечи.
— Вот, возьми и накройся, утро выдалось прохладным.
— Почему ты спишь в таком холодном доме? Кардок вяло махнул рукой:
— Это ничего. Майда велит служанкам приносить сюда жаровню, чтобы прогреть дом перед тем, как мы ложимся спать. Потом, когда они ее уносят, холод возвращается, но постепенно.
— Ты можешь однажды умереть от холода, — поежившись, заметила Аделина.
— Ничего, пока не померли. — Кардок прочистил горло и, уставившись на дочь, спросил: — Ты ведь не догадывалась до той ночи, когда твой добрый муженек устроил здесь набег, что Майда моя жена и мальчики законнорожденные?
— Нет, — сказала Аделина, — я думала, вы спите с ней в ткацкой, в грехе. — Аделина огляделась. — Все эти вещи, принадлежавшие моей матери: гобелены, сундуки, сама кровать, — я думала, что все это отдано или уничтожено.
У Кардока лицо прояснилось.
— В ткацкой, говоришь? Это хорошо. Да, репутация грешника неплохое прикрытие. Твой муж, возможно, тоже лишь прикидывается грешником?
Аделина покачала головой:
— Боюсь, что о нем говорят правду.
— И все же он отличный и сильный мужчина для нормандца. И он спас моих сыновей. Он знает, что, спасая им жизнь, он лишает тебя наследства. И себя тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Тетива лука, лежавшего рядом со стрелами, была на совесть натянута. Оружие готово к действию.
Симон приподнялся на локтях, вытащил меч из ножен и положил рядом с собой на холодную землю. Человек внизу видел, как Симон проезжал мимо, но стрелять не стал. Симон оглянулся. Коня его отсюда уже не было видно. Если жеребец будет стоять спокойно в ореховых зарослях и не заржет, лучник внизу не догадается, что Симон не стал продолжать путь. Лучник в темном дожидался иной добычи или прихватил лук на всякий случай, а сам ждал условленной встречи. Место для тайных переговоров выбрано как нельзя лучше — вокруг ни души.
Симон чуть подтолкнул меч и подполз поближе. Стрелы точно принадлежали Люку, и единственный, кто мог получить их от изготовителя, и был тот самый таинственный посредник между Люком и самим Лонгчемпом.
Итак, перед ним очередной шпион канцлера, теперь уже разгуливающий по долине Кардока. Если он сумеет захватить этого человека в плен и допросить, то, возможно, избавит от смерти Аделину и многих ее соплеменников.
Симон подобрался, рукой дотянувшись до рукояти меча. Молниеносный рывок — и он, если повезет, заставит замолчать шпиона, не убивая его. Когда же лучник в темном будет разоружен и связан, Симон получит возможность посмотреть, кто придет к нему на встречу. Симон начал обратный счет на латыни — так его научили поступать перед тем, как принять серьезное решение. Он отпустил рукоять и размял пальцы. Если лучник здесь для того, чтобы убить кого-то, он успеет отвлечь его прежде, чем тот возьмет лук в руки.
Высоко над ним продолжал парить ястреб — комок мощных мышц, вооруженный острыми когтями и смертельным клювом. Лучник пошевелился, взглянул на небо, на парящего ястреба и взялся за лук.
Симон вжался в землю, протянув руку к мечу. Если лучник встанет, чтобы выстрелить в ястреба, Симону придется действовать с нечеловеческой сноровкой. Даже захваченный врасплох, лучник легко сменит цель: вместо птицы выстрелит в человека в нескольких шагах от себя выше по склону. Лучник отвернулся и устремил взгляд на тропу. Симон возблагодарил Небо и, скорчившись, приподнялся. Если действовать, то сейчас, пока удача ему не изменила.
Раздался звон уздечки и неторопливый цокот копыт — невидимый Симону всадник поднимался на холм. Лучник нагнулся, чтобы взять в руки красную стрелу. Не отводя взгляда от тропы, он приладил стрелу. Он видел седока и, должно быть, узнал в нем свою жертву.
Теперь и Симон увидел длинную морду кобылы Аделины. Лучник встал и прицелился.
— Нет! — Рев Симона заставил стрелка обернуться. Лучник посмотрел на меч Симона. Симон сделал выпад. Расстояние между ними оказалось больше, чем казалось Тэлброку. Первая стрела убьет его, Симона. Аделина, быть может, сумеет уйти от второй. — Назад! — заорал Симон. — Поворачивай назад!
Лучник спокойно отвернулся от орущего нормандца. С решимостью самоубийцы стрелок еще раз поднял лук и прицелился в Аделину, подставляя незащищенную спину под меч Симона.
Глава 21
Майда коснулась руки Аделины.
— Пожалуйста, пойдем со мной, твой отец должен с тобой поговорить.
Кухарки увидели, как Симон выехал за ворота всего несколько минут назад. С помощью Хауэлла Аделина сможет оседлать свою кобылу и нагнать мужа. Если этого не сделать, лучник Люк разозлится и пошлет дурную весть Лонгчемпу. Аделина подняла глаза на крепостной холм, и ей показалось, что она видит Люка на вышке.
— Я поговорю с ним днем, когда мы вернемся, — сказала Аделина Майде.
— Ты не подойдешь сейчас? Он не спит. Кардок немолод, и он слишком близко к сердцу принял вчерашнюю ошибку.
Двор ожил. Народ сновал туда и обратно, но Хауэлла нигде не было видно. К тому времени как она найдет седло и упряжь, Симон отъедет так далеко, что она не сможет его разыскать.
— Он разозлится, если я задержусь?
— Он уже разозлился. Ты не могла бы пойти к нему сейчас? Одна, без меня. Я думаю, он этого хочет. — Майда бросила взгляд в сторону ворот. — Я не думаю, что твой муж отъехал далеко. Я попрошу Хауэлла оседлать твою лошадь и вывести ее из конюшни. — Майда улыбнулась. — Кардок надолго тебя не задержит, ты же знаешь. Он не любит приносить извинения.
Аделина обняла мачеху.
— Я пойду к нему, Майда.
Она подошла к двери хижины, где теперь спал Кардок, и вновь не могла не поразиться контрасту между невзрачностью наружных стен и роскошью внутри. Аделина ступила за порог, и тут же с необычайной яркостью к ней вернулись все переживания теперь уже казавшейся далекой ночи, когда Симон устроил рейд в поисках Кардока.
Отец ее сидел, откинувшись на бархатные подушки, согревавшие его постель. Он уже успел одеться в один из самых лучших своих нарядов — святочный пир продолжался, — но вновь вернулся в постель и накинул на плечи покрывало. Несмотря на то что стены украшали роскошные гобелены, а кровать — затейливая резьба, спальня эта не казалась уютной из-за жуткого холода.
Кардок поманил дочь к себе, приглашая присесть на край кровати, и протянул ей покрывало, чтобы она набросила его на плечи.
— Вот, возьми и накройся, утро выдалось прохладным.
— Почему ты спишь в таком холодном доме? Кардок вяло махнул рукой:
— Это ничего. Майда велит служанкам приносить сюда жаровню, чтобы прогреть дом перед тем, как мы ложимся спать. Потом, когда они ее уносят, холод возвращается, но постепенно.
— Ты можешь однажды умереть от холода, — поежившись, заметила Аделина.
— Ничего, пока не померли. — Кардок прочистил горло и, уставившись на дочь, спросил: — Ты ведь не догадывалась до той ночи, когда твой добрый муженек устроил здесь набег, что Майда моя жена и мальчики законнорожденные?
— Нет, — сказала Аделина, — я думала, вы спите с ней в ткацкой, в грехе. — Аделина огляделась. — Все эти вещи, принадлежавшие моей матери: гобелены, сундуки, сама кровать, — я думала, что все это отдано или уничтожено.
У Кардока лицо прояснилось.
— В ткацкой, говоришь? Это хорошо. Да, репутация грешника неплохое прикрытие. Твой муж, возможно, тоже лишь прикидывается грешником?
Аделина покачала головой:
— Боюсь, что о нем говорят правду.
— И все же он отличный и сильный мужчина для нормандца. И он спас моих сыновей. Он знает, что, спасая им жизнь, он лишает тебя наследства. И себя тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70