– ругала она себя. – Антонио был прав… Сотни раз полная дура!»
– Вытри слезы, – Миккеле протянул ей чистый платок.
Она косо взглянула на него и вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Если ты не трус, то почему не хочешь вернуть меня отцу? Я сумею защитить своего спасителя. А евнухи подтвердят, что я вернулась домой девственницей.
Уголки рта Джаноцци растянулись в кошачьей улыбке. Как ужасно, что у этого мерзавца столь очаровательная улыбка, несмотря на гнусность его занятий.
– Значит, я не ошибся. Ты все еще невинна. Это повышает твою цену. К тому же, ты хорошеешь с каждым днем. Кожа становится более светлой. А волосы – просто венецианское золото. Похоже, твою мать привезли в гарем Ибрагим-паши из Европы. Не понимаю, почему ты так боишься повторить ее судьбу? Даже султанши поначалу были обычными рабынями, – мужчина протянул руку, чтобы коснуться роскошных прядей, но поймал лишь воздух.
Лали рывком отскочила в сторону, и кресло, попавшееся ей на пути, перевернулось и отлетело к стене.
– Презренный шакал, – произнесла девушка. – Ты не смеешь дурно говорить о том, чего не знаешь! Моя мать никогда не была рабыней! Родители мои – весьма состоятельные и знатные люди! Не моя вина, что меня маленькой выкрали из родного дома подлецы, промышляющие работорговлей!
«Откуда я знаю, кем были мои родители?» – удивилась девушка своим словам и тут же припомнила давний сон. Она почти наяву увидела залитый солнцем огромнейший зал, полный зеркал и цветов, увидела добрые глаза мужчины, обращенные к ней, услышала его слова: «Кара миа! Доченька моя»…
Лали остолбенело прислушивалась к своим воспоминаниям, почти явственно осязая запах горячих марципановых булочек, вкус которых почти забыла, и прикосновение к щеке мягкого золотого кружева на воротничке отца. Ее родного отца!
А Миккеле удивленно рассматривал побледневшее лицо замершей в растерянности пленницы. Похоже, у этой упрямицы имеется какая-то тайна.
– Ты ведь говорила, что Ибрагим-паша – твой отец? – заметил он, – Решила сочинить новую сказку?
– Я считала пашу своим приемным отцом все эти годы. Но он оказался не лучше всех прочих мужчин и вознамерился жениться на мне, – Лали горько рассмеялась. – Антонио похитил меня, чтобы спасти от старика.
– Тогда почему ты решила вернуться?
– Ибрагим-паша, по крайней мере, не продаст меня в рабство.
– Жизнь в гареме ничуть не лучше рабства, – прищурился капитан и, лукаво улыбнувшись, высказал предположение: – Скорее всего, ты решила заполучить любовника, которого не пришлось бы делить с другими женщинами?
– Я вообще не собираюсь иметь любовника, – отрезала она. «Антонио…» – промелькнуло в голове. – И не советую тебе принуждать меня, – с угрозой в голосе заявила Лали.
Нахмурившись, Миккеле провел рукой по лицу, сжал подбородок и в задумчивости уставился на носки своих сапог.
– Завтра ты увидишь одно милое развлечение. Полагаю, после этого станешь более сговорчивой.
26
Джаноцци решил показать Лали, что ждет ее в случае неповиновения; и для этого привел на рынок рабов. Жестокий урок заставил сердце девушки сжаться от тоски и ужаса, и она со страхом смотрела на томящихся у помоста девушек. Мысль о том, что она может оказаться среди этих несчастных, и ее продадут какому-нибудь мерзкому похотливому старику, заставляла тело Лади дрожать, словно от лютого холода, хотя девушка была тщательно закутана в чадру и покрывало.
Память услужливо нарисовала Лали картину из ее детства. Когда-то давно ее привезли в дом Ибрагим-паши в золотой клетке. Там были мягкие подушки, и обращались с ней весьма ласково, называли птичкой. А теперь перед ней предстали другие клетки: грязные, железные, с тяжелыми засовами. В них сидели и стояли мужчины, женщины и дети. Одни из них плакали, другие проклинали свою участь и мучителей, но большинство смирилось с тем, что их ожидает. Но Лали покоряться не собиралась, хотя с трудом представляла, как может помочь себе.
Шею грело ожерелье из янтаря. Вчера Лали хотела швырнуть его к ногам капитана-работорговца, но затем передумала. Если ей удастся сбежать, она сможет продать янтарь, а с деньгами будет легче выжить в мире мужчин. Ах, почему Карриоццо не связал ее покрепче? Нет, она ни в чем не винит Антонио, осуждения достойна она сама. Если бы не ее глупый побег, она могла бы находиться на борту корабля, идущего в Италию. Вместе с ним… Антонио, где же ты? Ты обещал заботиться о Лали, а теперь, наверно, уже и думать забыл о той, кого похитил из дворца. Сейчас ты свободен, словно птица, и, скорее всего, плывешь на корабле в свою любимую Италию. А что ждет Лали? В лучшем случае – она станет любовницей капитана Джаноцци, в худшем – окажется среди этих людей в клетках.
Крики аукциониста вернули Лали к реальности, в мир, сошедший с ума. На помосте стоял бронзо-воволосый гигант, облаченный в парусиновую рубашку и такие же штаны. Он был настолько силен и хорош собой, что даже в оковах не казался рабом. Его мускулистое тело трепетало от ярости, из груди вырывались громкие проклятия. Трое крепких мужчин-надсмотрщиков напряженно застыли поодаль с плетками в руках. Чтобы продемонстрировать мышцы выставленного на продажу раба, один из охранников сорвал рубаху с великана, и Лали увидела, что вся спина этого человека покрыта свежими рубцами.
– Черт возьми! – неожиданно выругался капитан. – Фернандо все же вляпался в дерьмо!
– Ты знаешь этого человека? – удивилась Лали.
– Одно время он плавал на моем корабле. Но у нас возникли некоторые разногласия.
– Миккеле, – Лали вцепилась в руку Джаноцци. – Ты поможешь ему?
– Каждому воздается за его поступки. Видишь эти шрамы на его спине? Человека не бьют с таким ожесточением, если он этого не заслуживает. Этому парню один путь – на галеры.
– Миккеле, пожалуйста, выкупи его! – Лали умоляюще смотрела на Джаноцци. – Умоляю…
– Выкупить его? Зачем? – пожал плечами капитан. – Я предпочитаю, чтобы на меня работали послушные парни. А этот пытался поднять бунт на моем «Таурисе», за что был высажен на одном из островов. Фернандо Аньес непредсказуем. Он – пират. Разве ты не чувствуешь ярость и испепеляющую ненависть этого мерзавца?
– Только дурак не станет испытывать таких чувств, оказавшись на помосте. Если ты не будешь торговаться, это сделаю я, – гневно предупредила Лали. – Я оплачу его твоим ожерельем.
Миккеле нахмурился.
– Пират в оковах стоит намного меньше.
В ответ на это девушка подняла руки, намереваясь расстегнуть ожерелье.
– Я так решила.
Капитан положил руку на ее плечо и пристально взглянул на Фернандо.
– Что ж, возможно, ты права. Аньес обладает огромной силой и пригодится на моей галере. Как гребец. Я покупаю его! – Джаноцци взметнул вверх руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Вытри слезы, – Миккеле протянул ей чистый платок.
Она косо взглянула на него и вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Если ты не трус, то почему не хочешь вернуть меня отцу? Я сумею защитить своего спасителя. А евнухи подтвердят, что я вернулась домой девственницей.
Уголки рта Джаноцци растянулись в кошачьей улыбке. Как ужасно, что у этого мерзавца столь очаровательная улыбка, несмотря на гнусность его занятий.
– Значит, я не ошибся. Ты все еще невинна. Это повышает твою цену. К тому же, ты хорошеешь с каждым днем. Кожа становится более светлой. А волосы – просто венецианское золото. Похоже, твою мать привезли в гарем Ибрагим-паши из Европы. Не понимаю, почему ты так боишься повторить ее судьбу? Даже султанши поначалу были обычными рабынями, – мужчина протянул руку, чтобы коснуться роскошных прядей, но поймал лишь воздух.
Лали рывком отскочила в сторону, и кресло, попавшееся ей на пути, перевернулось и отлетело к стене.
– Презренный шакал, – произнесла девушка. – Ты не смеешь дурно говорить о том, чего не знаешь! Моя мать никогда не была рабыней! Родители мои – весьма состоятельные и знатные люди! Не моя вина, что меня маленькой выкрали из родного дома подлецы, промышляющие работорговлей!
«Откуда я знаю, кем были мои родители?» – удивилась девушка своим словам и тут же припомнила давний сон. Она почти наяву увидела залитый солнцем огромнейший зал, полный зеркал и цветов, увидела добрые глаза мужчины, обращенные к ней, услышала его слова: «Кара миа! Доченька моя»…
Лали остолбенело прислушивалась к своим воспоминаниям, почти явственно осязая запах горячих марципановых булочек, вкус которых почти забыла, и прикосновение к щеке мягкого золотого кружева на воротничке отца. Ее родного отца!
А Миккеле удивленно рассматривал побледневшее лицо замершей в растерянности пленницы. Похоже, у этой упрямицы имеется какая-то тайна.
– Ты ведь говорила, что Ибрагим-паша – твой отец? – заметил он, – Решила сочинить новую сказку?
– Я считала пашу своим приемным отцом все эти годы. Но он оказался не лучше всех прочих мужчин и вознамерился жениться на мне, – Лали горько рассмеялась. – Антонио похитил меня, чтобы спасти от старика.
– Тогда почему ты решила вернуться?
– Ибрагим-паша, по крайней мере, не продаст меня в рабство.
– Жизнь в гареме ничуть не лучше рабства, – прищурился капитан и, лукаво улыбнувшись, высказал предположение: – Скорее всего, ты решила заполучить любовника, которого не пришлось бы делить с другими женщинами?
– Я вообще не собираюсь иметь любовника, – отрезала она. «Антонио…» – промелькнуло в голове. – И не советую тебе принуждать меня, – с угрозой в голосе заявила Лали.
Нахмурившись, Миккеле провел рукой по лицу, сжал подбородок и в задумчивости уставился на носки своих сапог.
– Завтра ты увидишь одно милое развлечение. Полагаю, после этого станешь более сговорчивой.
26
Джаноцци решил показать Лали, что ждет ее в случае неповиновения; и для этого привел на рынок рабов. Жестокий урок заставил сердце девушки сжаться от тоски и ужаса, и она со страхом смотрела на томящихся у помоста девушек. Мысль о том, что она может оказаться среди этих несчастных, и ее продадут какому-нибудь мерзкому похотливому старику, заставляла тело Лади дрожать, словно от лютого холода, хотя девушка была тщательно закутана в чадру и покрывало.
Память услужливо нарисовала Лали картину из ее детства. Когда-то давно ее привезли в дом Ибрагим-паши в золотой клетке. Там были мягкие подушки, и обращались с ней весьма ласково, называли птичкой. А теперь перед ней предстали другие клетки: грязные, железные, с тяжелыми засовами. В них сидели и стояли мужчины, женщины и дети. Одни из них плакали, другие проклинали свою участь и мучителей, но большинство смирилось с тем, что их ожидает. Но Лали покоряться не собиралась, хотя с трудом представляла, как может помочь себе.
Шею грело ожерелье из янтаря. Вчера Лали хотела швырнуть его к ногам капитана-работорговца, но затем передумала. Если ей удастся сбежать, она сможет продать янтарь, а с деньгами будет легче выжить в мире мужчин. Ах, почему Карриоццо не связал ее покрепче? Нет, она ни в чем не винит Антонио, осуждения достойна она сама. Если бы не ее глупый побег, она могла бы находиться на борту корабля, идущего в Италию. Вместе с ним… Антонио, где же ты? Ты обещал заботиться о Лали, а теперь, наверно, уже и думать забыл о той, кого похитил из дворца. Сейчас ты свободен, словно птица, и, скорее всего, плывешь на корабле в свою любимую Италию. А что ждет Лали? В лучшем случае – она станет любовницей капитана Джаноцци, в худшем – окажется среди этих людей в клетках.
Крики аукциониста вернули Лали к реальности, в мир, сошедший с ума. На помосте стоял бронзо-воволосый гигант, облаченный в парусиновую рубашку и такие же штаны. Он был настолько силен и хорош собой, что даже в оковах не казался рабом. Его мускулистое тело трепетало от ярости, из груди вырывались громкие проклятия. Трое крепких мужчин-надсмотрщиков напряженно застыли поодаль с плетками в руках. Чтобы продемонстрировать мышцы выставленного на продажу раба, один из охранников сорвал рубаху с великана, и Лали увидела, что вся спина этого человека покрыта свежими рубцами.
– Черт возьми! – неожиданно выругался капитан. – Фернандо все же вляпался в дерьмо!
– Ты знаешь этого человека? – удивилась Лали.
– Одно время он плавал на моем корабле. Но у нас возникли некоторые разногласия.
– Миккеле, – Лали вцепилась в руку Джаноцци. – Ты поможешь ему?
– Каждому воздается за его поступки. Видишь эти шрамы на его спине? Человека не бьют с таким ожесточением, если он этого не заслуживает. Этому парню один путь – на галеры.
– Миккеле, пожалуйста, выкупи его! – Лали умоляюще смотрела на Джаноцци. – Умоляю…
– Выкупить его? Зачем? – пожал плечами капитан. – Я предпочитаю, чтобы на меня работали послушные парни. А этот пытался поднять бунт на моем «Таурисе», за что был высажен на одном из островов. Фернандо Аньес непредсказуем. Он – пират. Разве ты не чувствуешь ярость и испепеляющую ненависть этого мерзавца?
– Только дурак не станет испытывать таких чувств, оказавшись на помосте. Если ты не будешь торговаться, это сделаю я, – гневно предупредила Лали. – Я оплачу его твоим ожерельем.
Миккеле нахмурился.
– Пират в оковах стоит намного меньше.
В ответ на это девушка подняла руки, намереваясь расстегнуть ожерелье.
– Я так решила.
Капитан положил руку на ее плечо и пристально взглянул на Фернандо.
– Что ж, возможно, ты права. Аньес обладает огромной силой и пригодится на моей галере. Как гребец. Я покупаю его! – Джаноцци взметнул вверх руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65