Она заплакала, упала, и в мозгу у нее возникли картины огня, который разгорался, чтобы сжечь ее. Но этому огню ее не отдали, хоть пока она этого еще и не понимала. Она была в безопасности.
Глава 23
Полковник Джошуа Хэррис был адъютантом графа Манчестера, генерала, командовавшего парламентской армией Восточной ассоциации, той самой, благодаря которой в основном и было выиграно сражение при Марстон-Муре. Поэтому, когда полковник Хэррис потребовал ордера у спикера, дабы воины смогли выяснить, была ли упоминавшаяся в «Mercurius» Доркас Скэммелл участницей заговора католиков, имевшего целью собрать новые силы для борьбы с парламентом, спикеру ничего не оставалось, как согласиться. Нужно было потакать прихотям армии, выигрывавшей войну. И спикер с облегчением подумал, что не ему придется объяснять вопящей толпе на Тауэр-Хилле, почему развлечения откладываются.
Однако не исключено, что спикер пребывал бы в не столь благодушном настроении, если бы знал, что в день, избранный для казни Кэмпион, полковник Джошуа Хэррис в большом кафедральном соборе в Йорке воздавал благодарение Господу за успешную осаду круглоголовыми этого самого города.
Человеку, называвшему себя полковником Хэррисом, тоже следовало бы быть в Йорке. Он тоже был полковником парламентской армии, но, в отличие от настоящего полковника Хэрриса, не стал бы благодарить Господа за победу круглоголовых. Полковник Вэвесор Деворэкс был человеком короля, втеревшимся в ряды врага.
Когда Вэвесор Деворэкс вернулся в комнату Кэмпион, он уже расстался с кожаной полумаской, но и без нее его вид наводил ужас. Глаза были серые, холодные, загорелая кожа в морщинах, от линии волос до седой бороды протянулся кривой рваный шрам, проходивший совсем рядом с глазом. У Вэвесора Деворэкса было суровое лицо, говорившее о том, что он уже всего навидался и ничто в этом мире не способно его удивить.
Он встал рядом с кроватью.
— Что ты ей дала?
— Настойку опия, — с сильным иностранным акцентом сказала женщина.
Он пристально смотрел на Кэмпион, теребя подкладку своей засаленной кожаной куртки. Потом перевел взгляд на собеседницу.
— Сбрей мне бороду.
— Бороду? — удивилась она.
— Боже мой, женщина! Пол армии ищет сейчас одноглазого мужчину с бородой, — он посмотрел на Кэмпион, чьи веки смежил сон, — и все из-за нее.
— Вы полагаете, она этого не стоит?
— Кто знает?
Он вышел из комнаты.
Женщина посмотрела на закрытую дверь, пробормотав:
— Пойди напейся, Деворэкс.
В ее голосе звучала сильная неприязнь.
Вэвесор Деворэкс напивался каждый день. Его лицо было обезображено войной и пристрастием к спиртному. Утром он чаще всего бывал трезв, в течение дня тоже, однако редко выдавалась такая ночь, когда бы Вэвесор Деворэкс не прикладывался к бутылке. В компании он бывал пьян и жизнерадостен, но оставшись один, пил угрюмо и дико.
У него были друзья. Те, кто пустился в бешеную скачку, когда Вэвесор Деворэкс прочитал «Mercurius». Все они были солдаты, которые гордились им и в некотором смысле могли считаться его друзьями. Это тоже были искатели приключений, наемники, сражавшиеся вместе еще со времен религиозных войн в Европе, и преданы они были не королю, не парламенту, а одному лишь Вэвесору Деворэксу. Когда тот приказывал, они повиновались.
У полковника же был свой хозяин, которому он столь же беспрекословно повиновался. Вэвесор был человеком Мордехая Лопеса, хотя никто не знал почему. Ходили слухи, будто богатый еврей выкупил англичанина с мавританской каторги. Другие, наделенные, возможно, более живым воображением, утверждали, что Деворэкс — незаконнорожденный сын еврея от благородной женщины, но никто никогда не отваживался спросить об этом самого Деворэкса. Ясно было только одно: Деворэкс был послушен велениям Мордехая Лопеса.
Марта Ренселинк, добрая женщина, успокаивавшая натерпевшуюся ужасов Кэмпион, не любила Вэвесора Деворэкса. Ей не нравилось, что он имеет влияние на ее хозяина, она не переносила случавшиеся у него приступы необузданности, боялась его небрежного, колючего языка. Марта была экономкой Лопеса, всецело ему преданной. Только ее Мордехай привез в Лондон по Северному морю. Остальньм слугам в Амстердаме было приказано говорить, что их хозяин тяжело болен. Тем временем Лопес сел на первый же корабль, отправлявшийся в Англию. При нем были документы, согласно которым он числился агентом банка Амстердама, прибывшим для переговоров о заеме, предоставляемом парламенту. Фальшивые документы помогли им быстро убедить солдат, охранявших лондонские доки от агентов роялистов. Затем хозяин и слуга направились в этот самый дом, и здесь, впервые с тех пор, как он прочитал заметку в «Mercurius», Лопес позволил себе расслабиться.
— Вэвесор здесь, Марта. Он здесь. Все будет хорошо! Лопес был доволен, уверен, что теперь девушку спасут, и Марта, чтобы угодить хозяину, скрывала свою неприязнь к здоровенному, грубоватому английскому вояке.
Кэмпион потребовалось три дня, чтобы оправиться, Она не спешила доверять своим спасителям и еще не ощутила себя в безопасности. Все это время о ней заботилась только Марта. Лишь на третий вечер Марте наконец удалось уговорить Кэмпион встретиться с тем, кто ради нее приплыл сюда из Амстердама, — с Мордехаем Лопесом.
Кэмпион нервничала. Одеваясь, она думала лишь о том, что не верит любым хранителям печати. Марта Ренселинк посмеивалась над ее подозрительностью. «Он хороший человек, дитя мое, добрый человек. А теперь присядь, пока я буду тебя причесывать». Комната, в которой Марта оставила ее, была великолепна. Окна выходили на реку, и Кэмпион впервые поняла, что находится на южном берегу Темзы. Справа виднелся лондонский Тауэр, лучи закатного солнца освещали самые высокие из его валов. Слева простирался огромный мост, высоко вздыбившийся над водой. Сама комната была обшита темными панелями, пол устилали восточные ковры. Одна стена была заставлена книжными полками. Переплеты с золотым тиснением поблескивали в свете нескольких зажженных свечей. Она настороженно шагнула к окнам, из которых открывался великолепный вид, но тут же отпрянула и вскрикнула, потому что в алькове среди книг качнулась тень.
— Не бойтесь! Подойдите, Доркас! Я очень рад познакомиться с вами. Наконец-то.
Навстречу ей двинулся старик. Он был худощав, прям, а зачесанные назад седые волосы придавали благородство его загорелому, морщинистому лицу. У старика была заостренная, аккуратная бородка, такая же седая, как и волосы. Одет он был в черный бархат, скромно отделанный белыми кружевами.
— Я Мордехай Лопес. Этот дом принадлежит мне, а все, что в этом доме, — ваше.
Он улыбнулся собственному цветистому приветствию, церемонно поклонился ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Глава 23
Полковник Джошуа Хэррис был адъютантом графа Манчестера, генерала, командовавшего парламентской армией Восточной ассоциации, той самой, благодаря которой в основном и было выиграно сражение при Марстон-Муре. Поэтому, когда полковник Хэррис потребовал ордера у спикера, дабы воины смогли выяснить, была ли упоминавшаяся в «Mercurius» Доркас Скэммелл участницей заговора католиков, имевшего целью собрать новые силы для борьбы с парламентом, спикеру ничего не оставалось, как согласиться. Нужно было потакать прихотям армии, выигрывавшей войну. И спикер с облегчением подумал, что не ему придется объяснять вопящей толпе на Тауэр-Хилле, почему развлечения откладываются.
Однако не исключено, что спикер пребывал бы в не столь благодушном настроении, если бы знал, что в день, избранный для казни Кэмпион, полковник Джошуа Хэррис в большом кафедральном соборе в Йорке воздавал благодарение Господу за успешную осаду круглоголовыми этого самого города.
Человеку, называвшему себя полковником Хэррисом, тоже следовало бы быть в Йорке. Он тоже был полковником парламентской армии, но, в отличие от настоящего полковника Хэрриса, не стал бы благодарить Господа за победу круглоголовых. Полковник Вэвесор Деворэкс был человеком короля, втеревшимся в ряды врага.
Когда Вэвесор Деворэкс вернулся в комнату Кэмпион, он уже расстался с кожаной полумаской, но и без нее его вид наводил ужас. Глаза были серые, холодные, загорелая кожа в морщинах, от линии волос до седой бороды протянулся кривой рваный шрам, проходивший совсем рядом с глазом. У Вэвесора Деворэкса было суровое лицо, говорившее о том, что он уже всего навидался и ничто в этом мире не способно его удивить.
Он встал рядом с кроватью.
— Что ты ей дала?
— Настойку опия, — с сильным иностранным акцентом сказала женщина.
Он пристально смотрел на Кэмпион, теребя подкладку своей засаленной кожаной куртки. Потом перевел взгляд на собеседницу.
— Сбрей мне бороду.
— Бороду? — удивилась она.
— Боже мой, женщина! Пол армии ищет сейчас одноглазого мужчину с бородой, — он посмотрел на Кэмпион, чьи веки смежил сон, — и все из-за нее.
— Вы полагаете, она этого не стоит?
— Кто знает?
Он вышел из комнаты.
Женщина посмотрела на закрытую дверь, пробормотав:
— Пойди напейся, Деворэкс.
В ее голосе звучала сильная неприязнь.
Вэвесор Деворэкс напивался каждый день. Его лицо было обезображено войной и пристрастием к спиртному. Утром он чаще всего бывал трезв, в течение дня тоже, однако редко выдавалась такая ночь, когда бы Вэвесор Деворэкс не прикладывался к бутылке. В компании он бывал пьян и жизнерадостен, но оставшись один, пил угрюмо и дико.
У него были друзья. Те, кто пустился в бешеную скачку, когда Вэвесор Деворэкс прочитал «Mercurius». Все они были солдаты, которые гордились им и в некотором смысле могли считаться его друзьями. Это тоже были искатели приключений, наемники, сражавшиеся вместе еще со времен религиозных войн в Европе, и преданы они были не королю, не парламенту, а одному лишь Вэвесору Деворэксу. Когда тот приказывал, они повиновались.
У полковника же был свой хозяин, которому он столь же беспрекословно повиновался. Вэвесор был человеком Мордехая Лопеса, хотя никто не знал почему. Ходили слухи, будто богатый еврей выкупил англичанина с мавританской каторги. Другие, наделенные, возможно, более живым воображением, утверждали, что Деворэкс — незаконнорожденный сын еврея от благородной женщины, но никто никогда не отваживался спросить об этом самого Деворэкса. Ясно было только одно: Деворэкс был послушен велениям Мордехая Лопеса.
Марта Ренселинк, добрая женщина, успокаивавшая натерпевшуюся ужасов Кэмпион, не любила Вэвесора Деворэкса. Ей не нравилось, что он имеет влияние на ее хозяина, она не переносила случавшиеся у него приступы необузданности, боялась его небрежного, колючего языка. Марта была экономкой Лопеса, всецело ему преданной. Только ее Мордехай привез в Лондон по Северному морю. Остальньм слугам в Амстердаме было приказано говорить, что их хозяин тяжело болен. Тем временем Лопес сел на первый же корабль, отправлявшийся в Англию. При нем были документы, согласно которым он числился агентом банка Амстердама, прибывшим для переговоров о заеме, предоставляемом парламенту. Фальшивые документы помогли им быстро убедить солдат, охранявших лондонские доки от агентов роялистов. Затем хозяин и слуга направились в этот самый дом, и здесь, впервые с тех пор, как он прочитал заметку в «Mercurius», Лопес позволил себе расслабиться.
— Вэвесор здесь, Марта. Он здесь. Все будет хорошо! Лопес был доволен, уверен, что теперь девушку спасут, и Марта, чтобы угодить хозяину, скрывала свою неприязнь к здоровенному, грубоватому английскому вояке.
Кэмпион потребовалось три дня, чтобы оправиться, Она не спешила доверять своим спасителям и еще не ощутила себя в безопасности. Все это время о ней заботилась только Марта. Лишь на третий вечер Марте наконец удалось уговорить Кэмпион встретиться с тем, кто ради нее приплыл сюда из Амстердама, — с Мордехаем Лопесом.
Кэмпион нервничала. Одеваясь, она думала лишь о том, что не верит любым хранителям печати. Марта Ренселинк посмеивалась над ее подозрительностью. «Он хороший человек, дитя мое, добрый человек. А теперь присядь, пока я буду тебя причесывать». Комната, в которой Марта оставила ее, была великолепна. Окна выходили на реку, и Кэмпион впервые поняла, что находится на южном берегу Темзы. Справа виднелся лондонский Тауэр, лучи закатного солнца освещали самые высокие из его валов. Слева простирался огромный мост, высоко вздыбившийся над водой. Сама комната была обшита темными панелями, пол устилали восточные ковры. Одна стена была заставлена книжными полками. Переплеты с золотым тиснением поблескивали в свете нескольких зажженных свечей. Она настороженно шагнула к окнам, из которых открывался великолепный вид, но тут же отпрянула и вскрикнула, потому что в алькове среди книг качнулась тень.
— Не бойтесь! Подойдите, Доркас! Я очень рад познакомиться с вами. Наконец-то.
Навстречу ей двинулся старик. Он был худощав, прям, а зачесанные назад седые волосы придавали благородство его загорелому, морщинистому лицу. У старика была заостренная, аккуратная бородка, такая же седая, как и волосы. Одет он был в черный бархат, скромно отделанный белыми кружевами.
— Я Мордехай Лопес. Этот дом принадлежит мне, а все, что в этом доме, — ваше.
Он улыбнулся собственному цветистому приветствию, церемонно поклонился ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127