С улыбкой он подался вперед.
— Мне бы хотелось пролить во мрак немного света, — Тоби достал золотую монетку, которую позаимствовал из запасов Кэмпион. — Мне желательно высадиться у мастерской Скэммелла.
Загребной посмотрел на монетку, потом на Тоби.
— Каждому по одной?
— Это все, что у меня есть.
— Может, что и получится. Надо попробовать. Отлично, сэр, посмотрим, насколько вам удастся осветить наш путь.
Он сделал знак напарнику, и лодка наконец-то покинула предательски освещенный факелом причал.
Весла погрузились в темную воду и развернули лодку. Течение несло их вниз по реке. И все же Тоби знал, что опоздал. Ритмичный плеск весел будто бесконечно повторял: «Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно».
Глава 11
Томас Гримметт ждал Скэммелла в коридоре. Он ухмылялся.
— Священник вышел через заднюю дверь, сэр. Через минуту вернется.
Он мотнул головой в сторону кухни, откуда долетали звуки, свидетельствовавшие о том, что кого-то сильно рвет. Гримметт с надеждой глянул на запертую дверь кабинета.
— Хотите, чтоб я помог присматривать за ней, сэр?
— Нет, нет. Она скоро будет готова.
Скэммелла трясло, нога болела. Доркас. Он так хотел взять ее в жены, но никогда не думал, что совершаться это будет вот так. Происходящее ему не нравилось, однако он слишком боялся разнузданного подручного Кони, чтобы протестовать. Он махнул рукой в сторону столовой.
— Я подожду там.
— Хорошо, сэр. Хорошо. — Гримметт говорил Скэммеллу «сэр», но даже не пытался скрыть презрения к перепуганному толстяку.
Скэммелл обнаружил, что кто-то, вероятно Гудвайф, приготовил столовую для свадебной церемонии. Большой стол отодвинули в сторону, освободив пыльный пол, а маленький стол, покрытый белым полотном, переставили к выходившему на реку окну. В комнате было светло от зажженных свечей.
Скэммелл чувствовал себя несчастным. Ему было стыдно перед самим собой не только потому, что его побила девушка, но и потому, что она сказала правду. В Уэрлаттон он действительно отправился ради денег, которые сулила женитьба, предполагая, что невеста окажется такой же угловатой и непривлекательной, как сам Мэттью Слайз, и только потом увидел Доркас. К жадности прибавилась похоть. Он знал, что она не стремится к этой свадьбе, и подозревал, что его супружеская жизнь будет слабо напоминать безоблачную идиллию, но он никак не мог побороть желание овладеть ею. Ночью ему снилось, какое блаженство принесет совокупление с ней, и он стыдился своих мыслей.
Он молился. Он просил Бога помочь ему взглянуть на свой будущий брак как на союз христианских душ, дарующий жизнь детям, которые станут новым поколением пуритан, но в его воображении этот священный идеал постоянно осквернялся желанием ощутить тело Доркас в своих объятиях.
Он достал Библию из кармана камзола и раскрыл седьмую главу Первого послания к Коринфянам: «Хорошо человеку не касаться женщины, — читал он, а с того дня, как познакомился с Кэмпион, он так часто перечитывал эту главу, что глазам едва ли нужно было пробегать по тексту — Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак, ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Он не мог воздержаться, не мог! От внезапно охватившего его желания он даже забыл о боли в ноге. Да, святой Павел прав. Он должен вступить в брак, чтобы не гореть в адском пламени, потому что страсть уже жгла его огнем и он стыдился ее.
Конечно, было бы лучше жениться на набожной женщине, но глава из Коринфян предлагала утешение и на этот случай: «…жена неверующая освящается мужем». Разумеется, именно так! Вот слова, оправдывавшие этот брак, что бы там ни думала Кэмпион. Женясь на ней, он очищал ее, спасал ее душу, которую, как он считал, обязательно нужно было спасать. И разве существует свидетельство большей любви? Этот брак, хоть она этого и неведала, был поступком милосердным, порывом души. И каковы бы ни были опасения по поводу их будущего или ее отношения к замужеству, он мог, утешаться сознанием того, что спасает ее душу. Когда-нибудь, думал он, Доркас будет мне благодарна.
Дверь открылась, и Гримметт бесцеремонно втолкнул в комнату маленького неопрятного человека.
— Преподобный Трезвенник Боллсби, сэр. А это мистер Скэммелл, Трезвенник.
Скэммелл отложил в сторону Библию и посмотрел на священника, вытиравшего рот подолом рясы.
— Сэр.
Жмурясь от яркого света, Трезвенник озирал комнату. Он отпустил рясу, икнул и безмятежно улыбнулся Скэммеллу.
— Я однажды проповедовал в палате общин, сэр. Да! В палате лордов и в палате общин! Целых три часа, сэр, большая работа была сделана. Вы об этом знали, сэр? — Он радостно подпрыгнул перед Скэммеллом.
— Нет. — Скэммелл был обескуражен.
— Да-да, сэр! В палате лордов и в палате общин. Я тогда выбрал двадцать третий стих двадцать шестой главы Книги притчей. Вы его знаете?
— Нет.
Трезвенник укоряюще погрозил пальцем.
— «Что нечистым серебром обложенный глиняный сосуд, то пламенеющие уста и сердце злобное». Да, сэр, это было два, а может, три года назад, я точно не помню. Меня хорошо приняли. — Он взглянул на остановившегося в дверях Гримметта. — Меня же хорошо приняли, правда?
— Уж этого-то они не забудут, Трезвенник. — Гримметт посмотрел на Скэммелла и ухмыльнулся. — Старого пройдоху позвали в последний момент, и был он в стельку пьян. Его вырвало прямо на кафедру. Ну, давай, Трезвенник, доставай свою проклятую книжку!
Трезвенник тяжело сел, шаря под сутаной.
— Я себя плохо чувствую, Томас, явно плохо. У вас не найдется немного лекарства для меня?
— Когда все будет сделано, сэр, когда все будет сделано. Гримметт направился к Скэммеллу, задев мечом стол.
— Вот, сэр. Сэр Гренвилл подумал, что вы, возможно, не успеете подготовиться. — Он протянул Скэммеллу дешевенькое колечко. — Не беспокоитесь, сэр. Деньги он с вас возьмет, все по закону.
Трезвенник Боллсби со свойственной пьяницам хитростью извлек маленькую жестяную фляжку из складок своего одеяния. Он приложился к ней, осушил и счастливо обвел глазами комнату.
— «Вино глумливо», сэр, «сикера буйна».
— Аминь, — сказал Скэммелл, который всегда узнавал произносимые при нем библейские тексты.
— Три часа, сэр, перед палатой лордов и общин вместе! Я говорил о насмешке вина, сэр. — Эту тираду подпортила икота. — Пламенеющие уста, сэр, пламенеющие от вина, но не опьяненные Господом. Вот так-то, сэр.
Он попытался приподняться, вдруг преисполнившись мощи своей последней величайшей, но неоконченной проповеди. Гримметт снова силой усадил его.
— Жди здесь, Трезвенник. Приготовь свою книжку.
— Я себя плохо чувствую, Томас, мне нужно лекарство.
— Когда все будет кончено, Трезвенник. Когда они будут обвенчаны.
— Свадьба, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Мне бы хотелось пролить во мрак немного света, — Тоби достал золотую монетку, которую позаимствовал из запасов Кэмпион. — Мне желательно высадиться у мастерской Скэммелла.
Загребной посмотрел на монетку, потом на Тоби.
— Каждому по одной?
— Это все, что у меня есть.
— Может, что и получится. Надо попробовать. Отлично, сэр, посмотрим, насколько вам удастся осветить наш путь.
Он сделал знак напарнику, и лодка наконец-то покинула предательски освещенный факелом причал.
Весла погрузились в темную воду и развернули лодку. Течение несло их вниз по реке. И все же Тоби знал, что опоздал. Ритмичный плеск весел будто бесконечно повторял: «Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно».
Глава 11
Томас Гримметт ждал Скэммелла в коридоре. Он ухмылялся.
— Священник вышел через заднюю дверь, сэр. Через минуту вернется.
Он мотнул головой в сторону кухни, откуда долетали звуки, свидетельствовавшие о том, что кого-то сильно рвет. Гримметт с надеждой глянул на запертую дверь кабинета.
— Хотите, чтоб я помог присматривать за ней, сэр?
— Нет, нет. Она скоро будет готова.
Скэммелла трясло, нога болела. Доркас. Он так хотел взять ее в жены, но никогда не думал, что совершаться это будет вот так. Происходящее ему не нравилось, однако он слишком боялся разнузданного подручного Кони, чтобы протестовать. Он махнул рукой в сторону столовой.
— Я подожду там.
— Хорошо, сэр. Хорошо. — Гримметт говорил Скэммеллу «сэр», но даже не пытался скрыть презрения к перепуганному толстяку.
Скэммелл обнаружил, что кто-то, вероятно Гудвайф, приготовил столовую для свадебной церемонии. Большой стол отодвинули в сторону, освободив пыльный пол, а маленький стол, покрытый белым полотном, переставили к выходившему на реку окну. В комнате было светло от зажженных свечей.
Скэммелл чувствовал себя несчастным. Ему было стыдно перед самим собой не только потому, что его побила девушка, но и потому, что она сказала правду. В Уэрлаттон он действительно отправился ради денег, которые сулила женитьба, предполагая, что невеста окажется такой же угловатой и непривлекательной, как сам Мэттью Слайз, и только потом увидел Доркас. К жадности прибавилась похоть. Он знал, что она не стремится к этой свадьбе, и подозревал, что его супружеская жизнь будет слабо напоминать безоблачную идиллию, но он никак не мог побороть желание овладеть ею. Ночью ему снилось, какое блаженство принесет совокупление с ней, и он стыдился своих мыслей.
Он молился. Он просил Бога помочь ему взглянуть на свой будущий брак как на союз христианских душ, дарующий жизнь детям, которые станут новым поколением пуритан, но в его воображении этот священный идеал постоянно осквернялся желанием ощутить тело Доркас в своих объятиях.
Он достал Библию из кармана камзола и раскрыл седьмую главу Первого послания к Коринфянам: «Хорошо человеку не касаться женщины, — читал он, а с того дня, как познакомился с Кэмпион, он так часто перечитывал эту главу, что глазам едва ли нужно было пробегать по тексту — Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак, ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Он не мог воздержаться, не мог! От внезапно охватившего его желания он даже забыл о боли в ноге. Да, святой Павел прав. Он должен вступить в брак, чтобы не гореть в адском пламени, потому что страсть уже жгла его огнем и он стыдился ее.
Конечно, было бы лучше жениться на набожной женщине, но глава из Коринфян предлагала утешение и на этот случай: «…жена неверующая освящается мужем». Разумеется, именно так! Вот слова, оправдывавшие этот брак, что бы там ни думала Кэмпион. Женясь на ней, он очищал ее, спасал ее душу, которую, как он считал, обязательно нужно было спасать. И разве существует свидетельство большей любви? Этот брак, хоть она этого и неведала, был поступком милосердным, порывом души. И каковы бы ни были опасения по поводу их будущего или ее отношения к замужеству, он мог, утешаться сознанием того, что спасает ее душу. Когда-нибудь, думал он, Доркас будет мне благодарна.
Дверь открылась, и Гримметт бесцеремонно втолкнул в комнату маленького неопрятного человека.
— Преподобный Трезвенник Боллсби, сэр. А это мистер Скэммелл, Трезвенник.
Скэммелл отложил в сторону Библию и посмотрел на священника, вытиравшего рот подолом рясы.
— Сэр.
Жмурясь от яркого света, Трезвенник озирал комнату. Он отпустил рясу, икнул и безмятежно улыбнулся Скэммеллу.
— Я однажды проповедовал в палате общин, сэр. Да! В палате лордов и в палате общин! Целых три часа, сэр, большая работа была сделана. Вы об этом знали, сэр? — Он радостно подпрыгнул перед Скэммеллом.
— Нет. — Скэммелл был обескуражен.
— Да-да, сэр! В палате лордов и в палате общин. Я тогда выбрал двадцать третий стих двадцать шестой главы Книги притчей. Вы его знаете?
— Нет.
Трезвенник укоряюще погрозил пальцем.
— «Что нечистым серебром обложенный глиняный сосуд, то пламенеющие уста и сердце злобное». Да, сэр, это было два, а может, три года назад, я точно не помню. Меня хорошо приняли. — Он взглянул на остановившегося в дверях Гримметта. — Меня же хорошо приняли, правда?
— Уж этого-то они не забудут, Трезвенник. — Гримметт посмотрел на Скэммелла и ухмыльнулся. — Старого пройдоху позвали в последний момент, и был он в стельку пьян. Его вырвало прямо на кафедру. Ну, давай, Трезвенник, доставай свою проклятую книжку!
Трезвенник тяжело сел, шаря под сутаной.
— Я себя плохо чувствую, Томас, явно плохо. У вас не найдется немного лекарства для меня?
— Когда все будет сделано, сэр, когда все будет сделано. Гримметт направился к Скэммеллу, задев мечом стол.
— Вот, сэр. Сэр Гренвилл подумал, что вы, возможно, не успеете подготовиться. — Он протянул Скэммеллу дешевенькое колечко. — Не беспокоитесь, сэр. Деньги он с вас возьмет, все по закону.
Трезвенник Боллсби со свойственной пьяницам хитростью извлек маленькую жестяную фляжку из складок своего одеяния. Он приложился к ней, осушил и счастливо обвел глазами комнату.
— «Вино глумливо», сэр, «сикера буйна».
— Аминь, — сказал Скэммелл, который всегда узнавал произносимые при нем библейские тексты.
— Три часа, сэр, перед палатой лордов и общин вместе! Я говорил о насмешке вина, сэр. — Эту тираду подпортила икота. — Пламенеющие уста, сэр, пламенеющие от вина, но не опьяненные Господом. Вот так-то, сэр.
Он попытался приподняться, вдруг преисполнившись мощи своей последней величайшей, но неоконченной проповеди. Гримметт снова силой усадил его.
— Жди здесь, Трезвенник. Приготовь свою книжку.
— Я себя плохо чувствую, Томас, мне нужно лекарство.
— Когда все будет кончено, Трезвенник. Когда они будут обвенчаны.
— Свадьба, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127