Уолли не был исключением. Все, что он мог делать, – это постараться не стучать зубами.
Лицо Ннанджи представляло собой смесь синих губ и сумрачного выражения. Его удалось в конце концов убедить, что Уолли серьезно хочет переговоров. Разочарование его было безграничным. Как только воины подошли, от «Сапфира» отделилась шлюпка. В ней была Тана. Ее удивили как откровенная злость Ннанджи, так и его рассеянный поцелуй. Она подозрительным взглядом окинула багаж – узлы и два стула – и отказалась брать гостей на борт. Уолли согласился оставить телохранителей на патрульном боте.
Танины вопросы начались, как только шлюпка повернула обратно. Ответов она не получала. Ннанджи вообще не хотел разговаривать, а с Уолли они были в натянутых отношениях после истории с Олонимпи. По-видимому, Катанджи перетянул одеяло.
Солнце светило достаточно сильно, но тепло не проходило через плотные белые облака. Высоко в небе тянулись длинные белые перья вулканического дыма с РегиВула, они-то и создавали облачность. Бог Огня сердился. Может, он был расстроен победой Боарийи, но может быть, он возражал и против переговоров. Река морщилась от порывистого ветра, в воздухе пахло серой.
Уолли был очень встревожен злостью Ннанджи и безуспешно старался не думать о пророчестве Икондорины: это твоего королевства я домогаюсь. Если Уолли заставит воинов пойти на переговоры с колдуном, Ннанджи может оказаться весьма близок к этой идее. Остальные Седьмые не имели права голоса, но с их мнением стоило считаться. Они могли бы пойти на то, чтобы покрыть его преступление.
И что тогда? Искусство боя Ннанджи теперь уже достигло седьмого ранга, а боги могли бы и спровоцировать поединок. Боги? Богам бы лучше не вмешиваться! На рапирах Уолли еще оставался сильнейшим, но если дело дойдет до мечей… Он не убил тогда Боарийи, хотя не испытывал к нему никакой симпатии. Он никогда не сможет поднять руку на Ннанджи. В вопросах же чести Ннанджи не станет распускать подобные слюни.
Длинный галс привел их к «Сапфиру», и Уолли полез по веревке на палубу. Она казалось еще больше, чем всегда, потому что была почти пуста. Корабль стоял на якоре носом к далекому РегиВулу.
Старый колдун в своем голубом одеянии сидел в кресле возле кубрика. Золотой город расстилался позади. Веселые песенки с той стороны говорили о том, что детишки резвились в кают-компании. Неожиданно появилась Джия, одетая в свитер и штаны из толстой черной шерсти. Томияно и Холийи на четвереньках посередине корабля драили палубу. Одеты они были только в набедренные повязки, демонстрируя свою невосприимчивость к холоду.
Уолли послал Джие короткую улыбку и повернулся принять узлы и стулья от Ннанджи из шлюпки. Прошло уже два дня с тех пор, как он последний раз был на «Сапфире», и теперь его физическая реакция на нее была ошеломляющей – гормоны Шонсу взыграли. Но его визит сейчас преследовал другие, более важные, чем его физиологические проблемы, цели. Он должен постараться выбрать время для удовлетворения своих личных потребностей.
Последний узел был поднят, он повернулся и увидел ее, стоящую рядом. Секунду ее глубокие темные глаза изучающе смотрели на его лицо, потом она опустила голову и молча застыла в ожидании.
– Мы пришли только поговорить с Лордом Ротанкси, любовь моя, – сказал он.
Томияно тоже был здесь и загородил Уолли дорогу. А, так мы вернулись к формальностям? Он начал было приветствие старшему, но капитан прервал его:
– Брось эту ерунду, Шонсу! Я хочу поговорить о деле.
– Только недолго!
– Мне говорили, что у сбора туго с деньгами.
– Какое тебе до этого дело, Мореход?
– Думаю, тысяча золотых тебя заинтересует? Взглянув на него, Уолли задумался, переведя взгляд на Ннанджи с Таной, поднимающихся на борт. Томияно послал им улыбку, снова хмуро оборотившись к Уолли. Ннанджи стал теперь на «Сапфире» любимым воином. Он вошел в семью. Он спал на борту каждую ночь, как бы поздно ни кончались банкеты и балы. Но что же за словами моряка? Уолли не сомневался, что деньги эти для него вполне реальны, у Броты было припрятано наверняка больше. Тут он заметил, что сама Брота появилась из дверей кубрика, встала у стены в развевающейся красной робе, мрачно наблюдая за сделкой. В ожидании скандала?
– Тысячу золотых за что. Капитан? Томияно мотнул в сторону Джии головой:
– За нее. Джия охнула.
– Развлекала экипаж, да? – взревел Уолли. Она с ужасом затрясла головой:
– Нет, хозяин! Я ничего об этом не знаю! Рука Томияно потянулась к кинжалу.
– Ты должен был бы знать ее лучше, Шонсу!
– Тогда какого черта все это значит? – Это значит, что она самая желанная женщина, а с ней обращаются как она того не заслуживает. Ее оскорбили. Я слышал, как она плакала в своей каюте.
Если ты больше не хочешь ее, я возьму ее себе. Тысяча. Неплохая цена.
Это была абсурдная цена. Ни один раб, ни одна вещь не стоили больше двадцати золотых. Это была цена, наводящая на мысли об убийстве. Руки Уолли затряслись, сигнализируя о приближении яростной волны.
– Убери руки от моей рабыни, моряк, или, клянусь богами, я сделаю из тебя филе.
– Двенадцать тысяч. Ннанджи поймал Уолли за руку.
– Полегче, брат!
Уолли вырвал руку, оттолкнув Ннанджи.
– Нет!
Он глянул на застывшую в ужасе Джию.
– Пойдешь со мной, когда я буду уходить! Собери вещи!
Она со страхом кивнула:
– Виксини, хозяин?
Достаточно того, что теперь Джия будет болтаться у него под ногами. Не хватало еще мальчишки-раба с меткой кузнеца, который будет бегать за ним и звать «папа» на глазах у всех воинов.
– Он останется здесь!
Джия побледнела еще больше, хотя это казалось и невозможным. Ведь он ей обещал…
– И не лезь в мои дела, моряк!
Уолли кивнул Ннанджи, схватил один из тюков и двинулся вперед. Тана пошла к Броте, и обе скрылись в кубрике.
Двенадцать тысяч золотых! Уолли заставил себя снова думать о делах. Непостижимо! Но Ротанкси был сейчас важнее. В какие игры играет моряк? Он должен был знать, что Уолли не согласится. Слышал ли Ротанкси? Такой выдающийся коммерсант, как Томияно, никогда не занимался подобной торговлей…
Ннанджи с грохотом водрузил два стула перед колдуном. Колдун поднял свои седые брови. Уолли отдал формальное приветствие, старик встал для ответа. Ннанджи косо взглянул на Уолли, небрежно салютовал и просто дожидался, когда Ротанкси кончит и можно будет сесть.
– Пронизывающий ветер, милорд, – сказал Уолли. – Не предпочтешь ли спуститься?
– Здесь хорошо.
Уолли сел. Старик был одет по погоде, и это давало ему десять очков форы. У ног его кусочек пергамента был закреплен на марлине, рядом были перо и чернильница. Он просил себе все это в первые же дни заключения, Уолли разрешил, взяв с него клятву не посылать сообщений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Лицо Ннанджи представляло собой смесь синих губ и сумрачного выражения. Его удалось в конце концов убедить, что Уолли серьезно хочет переговоров. Разочарование его было безграничным. Как только воины подошли, от «Сапфира» отделилась шлюпка. В ней была Тана. Ее удивили как откровенная злость Ннанджи, так и его рассеянный поцелуй. Она подозрительным взглядом окинула багаж – узлы и два стула – и отказалась брать гостей на борт. Уолли согласился оставить телохранителей на патрульном боте.
Танины вопросы начались, как только шлюпка повернула обратно. Ответов она не получала. Ннанджи вообще не хотел разговаривать, а с Уолли они были в натянутых отношениях после истории с Олонимпи. По-видимому, Катанджи перетянул одеяло.
Солнце светило достаточно сильно, но тепло не проходило через плотные белые облака. Высоко в небе тянулись длинные белые перья вулканического дыма с РегиВула, они-то и создавали облачность. Бог Огня сердился. Может, он был расстроен победой Боарийи, но может быть, он возражал и против переговоров. Река морщилась от порывистого ветра, в воздухе пахло серой.
Уолли был очень встревожен злостью Ннанджи и безуспешно старался не думать о пророчестве Икондорины: это твоего королевства я домогаюсь. Если Уолли заставит воинов пойти на переговоры с колдуном, Ннанджи может оказаться весьма близок к этой идее. Остальные Седьмые не имели права голоса, но с их мнением стоило считаться. Они могли бы пойти на то, чтобы покрыть его преступление.
И что тогда? Искусство боя Ннанджи теперь уже достигло седьмого ранга, а боги могли бы и спровоцировать поединок. Боги? Богам бы лучше не вмешиваться! На рапирах Уолли еще оставался сильнейшим, но если дело дойдет до мечей… Он не убил тогда Боарийи, хотя не испытывал к нему никакой симпатии. Он никогда не сможет поднять руку на Ннанджи. В вопросах же чести Ннанджи не станет распускать подобные слюни.
Длинный галс привел их к «Сапфиру», и Уолли полез по веревке на палубу. Она казалось еще больше, чем всегда, потому что была почти пуста. Корабль стоял на якоре носом к далекому РегиВулу.
Старый колдун в своем голубом одеянии сидел в кресле возле кубрика. Золотой город расстилался позади. Веселые песенки с той стороны говорили о том, что детишки резвились в кают-компании. Неожиданно появилась Джия, одетая в свитер и штаны из толстой черной шерсти. Томияно и Холийи на четвереньках посередине корабля драили палубу. Одеты они были только в набедренные повязки, демонстрируя свою невосприимчивость к холоду.
Уолли послал Джие короткую улыбку и повернулся принять узлы и стулья от Ннанджи из шлюпки. Прошло уже два дня с тех пор, как он последний раз был на «Сапфире», и теперь его физическая реакция на нее была ошеломляющей – гормоны Шонсу взыграли. Но его визит сейчас преследовал другие, более важные, чем его физиологические проблемы, цели. Он должен постараться выбрать время для удовлетворения своих личных потребностей.
Последний узел был поднят, он повернулся и увидел ее, стоящую рядом. Секунду ее глубокие темные глаза изучающе смотрели на его лицо, потом она опустила голову и молча застыла в ожидании.
– Мы пришли только поговорить с Лордом Ротанкси, любовь моя, – сказал он.
Томияно тоже был здесь и загородил Уолли дорогу. А, так мы вернулись к формальностям? Он начал было приветствие старшему, но капитан прервал его:
– Брось эту ерунду, Шонсу! Я хочу поговорить о деле.
– Только недолго!
– Мне говорили, что у сбора туго с деньгами.
– Какое тебе до этого дело, Мореход?
– Думаю, тысяча золотых тебя заинтересует? Взглянув на него, Уолли задумался, переведя взгляд на Ннанджи с Таной, поднимающихся на борт. Томияно послал им улыбку, снова хмуро оборотившись к Уолли. Ннанджи стал теперь на «Сапфире» любимым воином. Он вошел в семью. Он спал на борту каждую ночь, как бы поздно ни кончались банкеты и балы. Но что же за словами моряка? Уолли не сомневался, что деньги эти для него вполне реальны, у Броты было припрятано наверняка больше. Тут он заметил, что сама Брота появилась из дверей кубрика, встала у стены в развевающейся красной робе, мрачно наблюдая за сделкой. В ожидании скандала?
– Тысячу золотых за что. Капитан? Томияно мотнул в сторону Джии головой:
– За нее. Джия охнула.
– Развлекала экипаж, да? – взревел Уолли. Она с ужасом затрясла головой:
– Нет, хозяин! Я ничего об этом не знаю! Рука Томияно потянулась к кинжалу.
– Ты должен был бы знать ее лучше, Шонсу!
– Тогда какого черта все это значит? – Это значит, что она самая желанная женщина, а с ней обращаются как она того не заслуживает. Ее оскорбили. Я слышал, как она плакала в своей каюте.
Если ты больше не хочешь ее, я возьму ее себе. Тысяча. Неплохая цена.
Это была абсурдная цена. Ни один раб, ни одна вещь не стоили больше двадцати золотых. Это была цена, наводящая на мысли об убийстве. Руки Уолли затряслись, сигнализируя о приближении яростной волны.
– Убери руки от моей рабыни, моряк, или, клянусь богами, я сделаю из тебя филе.
– Двенадцать тысяч. Ннанджи поймал Уолли за руку.
– Полегче, брат!
Уолли вырвал руку, оттолкнув Ннанджи.
– Нет!
Он глянул на застывшую в ужасе Джию.
– Пойдешь со мной, когда я буду уходить! Собери вещи!
Она со страхом кивнула:
– Виксини, хозяин?
Достаточно того, что теперь Джия будет болтаться у него под ногами. Не хватало еще мальчишки-раба с меткой кузнеца, который будет бегать за ним и звать «папа» на глазах у всех воинов.
– Он останется здесь!
Джия побледнела еще больше, хотя это казалось и невозможным. Ведь он ей обещал…
– И не лезь в мои дела, моряк!
Уолли кивнул Ннанджи, схватил один из тюков и двинулся вперед. Тана пошла к Броте, и обе скрылись в кубрике.
Двенадцать тысяч золотых! Уолли заставил себя снова думать о делах. Непостижимо! Но Ротанкси был сейчас важнее. В какие игры играет моряк? Он должен был знать, что Уолли не согласится. Слышал ли Ротанкси? Такой выдающийся коммерсант, как Томияно, никогда не занимался подобной торговлей…
Ннанджи с грохотом водрузил два стула перед колдуном. Колдун поднял свои седые брови. Уолли отдал формальное приветствие, старик встал для ответа. Ннанджи косо взглянул на Уолли, небрежно салютовал и просто дожидался, когда Ротанкси кончит и можно будет сесть.
– Пронизывающий ветер, милорд, – сказал Уолли. – Не предпочтешь ли спуститься?
– Здесь хорошо.
Уолли сел. Старик был одет по погоде, и это давало ему десять очков форы. У ног его кусочек пергамента был закреплен на марлине, рядом были перо и чернильница. Он просил себе все это в первые же дни заключения, Уолли разрешил, взяв с него клятву не посылать сообщений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96