Он сел на пятки, озираясь вокруг, искренне развлекаясь сознанием собственной беспомощности. Конечно, недолгий пост ему не повредит…
Две фигуры появились в дверном проеме. Одна принадлежала жрецу, другая – огромному разъяренному воину. Жрец показывал в его сторону пальцем. На мгновение вид Богини перед ним закрыл голубой килт, на нем красовался белый грифон, любовно вышитый Джией.
Предисловий не было. Громоподобный голос сказал:
– Ты солгал мне!
Было очень трудно закинуть голову наверх, поэтому он так и остался сидеть, разглядывая вышивку Джии. Он ничего не ответил.
Еще громче:
– Ты солгал мне!
Это не было вопросом. Зачем же отвечать?
– Скажи, что случилось, милорд? Голубой килт шевельнулся. Молодой воин опустился на колени и скрестил громадные руки на необъятной груди. Хонакура не смотрел ему в глаза – только ждал, изучая ремни его перевязи.
– Ннанджи получил свой седьмой меч на лбу. – Голос был очень глубок, гораздо глубже, чем обычно.
Теперь Хонакура взглянул в эти яростные черные глаза и увидел, что за злобой прячутся боль и страдание.
– Ты в этом когда-нибудь сомневался?
– Этого не должно было случиться! По сутрам не видно, что он мог бы сделать это до окончания сбора.
Для Высочайшей нет ничего невозможного. Но лучше не говорить это ему сейчас. Лучше подождать. Шонсу был так возбужден, что не мог долго сдерживаться, и через минуту Хонакуре было рассказано и о шпионе, и о покушении на жизнь Шонсу, и о туманной сутре.
Растерянность этого необычного, мягкого, добродушного молодого человека вызывала жалость… У Хонакуры комок подкатил к горлу, такого он не чувствовал уже много лет. Неужели боги не могли оценить его до того, как все началось?
– Это чудо, что Ннанджи стал Седьмым?
– Да!
– И это чудо, что ты до сих пор живешь?
– Да!
– Я так и думал, – опустил голову Шонсу.
– Тебе не на что жаловаться, милорд. Теперь каждый из вас получил свое.
Страшные темные глаза, казалось, сверлят его насквозь. Если бы Хонакура боялся смерти, от такого взгляда у него должна была бы затрястись каждая жилка.
– Ты солгал мне.
Хонакура взглянул ему прямо в глаза:
– Да.
– Расскажи мне теперь все, святейший! Ради Богини, расскажи мне теперь!
– Как хочешь, друг. Но это не сделает тебя счастливее.
– Расскажи!
Мягким голосом возвестил Хонакура ему настоящее пророчество:
«Рыжеволосый брат Икондорины пришел к нему и сказал: „Брат, ты чудесно владеешь мечом, научи меня владеть им так же, и я смогу основать королевство“. И тот ответил ему: „С удовольствием“. Так Икондорина научил, а его брат выучился. А потом Икондорина сказал: „Мне нечему тебя больше учить. Иди и ищи свое королевство“. И он сказал:
«Но, брат, это твоего королевства я домогаюсь, отдай мне его». Икондорина ответил на то, что не отдаст, и его брат сказал: „Я достойнее“, и убил его, и взял королевство».
Долгое время не было ничего слышно, кроме шуршания метел рабов, да еще, в дальнем углу нефа, звона стекла, когда они наполняли им свои тележки. Воин размышлял над историей рыжеволосого брата Икондорины, но Хонакура думал о расплате.
Он солгал – смертный грех для жреца. Целая жизнь служения и самоотречения была перечеркнута, разбита, как это храмовое окно. Расплата! Он так гордился своей жизнью. Поддавшись глупому тщеславию, он упомянул Шонсу о рыжеволосом брате Икондорины, и эта-то ошибка и привела его к необходимости лгать. Раньше, считая себя безгрешным, он надеялся, что Богиня наградит его, что смерть его будет победным маршем и Она прольет слезы благодарности, когда он предстанет перед Ней. Теперь ему оставалось только надеяться на Ее милосердие и на то, что Она вспомнит его заслуги, когда будет судить его, и позволит ему искупить этот грех в каком-нибудь низком существовании, и не сбросит его к демонам.
Он почувствовал, что плачет, плачет от жалости к себе и этому несчастному воину.
Этот самый воин снова заговорил:
– …Почему ты не сказал этого раньше. Ты и вправду не доверял мне. – Он говорил отрывисто, четко проговаривая слова. – Что же теперь? Я должен ждать, когда он сделает это?
Хонакура снова вернулся мыслями к Шонсу. Внезапная надежда загорелась в старческих глазах. Он почувствовал намек на успокоение – что, если эта душа все-таки проклята? Может быть так, что его ввели в эту смертельную, разрушающую ложь.
– Не очередная ли это проверка богов, милорд – прошептал он.
Воин отпрянул, сев на пятки.
– Нет!
С минуту они смотрели друг на друга.
Наконец Хонакура сказал:
– Это возможно?
Великан потряс головой, словно хотел смыть следы страха с лица.
– Если боги не вмешаются – да! Он еще не Седьмой по фехтованию. Но любой поединок непредсказуем, святейший. Это не так редко случается – сильнейший побит слабейшим, – не так редко. Они могут не дать мне, почему бы и нет? Они пошлют чудо?
Хонакура взглянул из-за плеча воина на лик Богини. Его пробрал озноб. В храме ведь очень холодно. Как он раньше не замечал этого?
– Я не пророк, милорд. Я не знаю ответа. Но, может. Она хочет.., чтобы ты…
– Что я недостаточно убил для Ее нужд? Говори прямо! Новая проверка? Я могу быть мягкосердечен, тогда как Ннанджи – прирожденный убийца? Но если я вызову его сейчас… – Голос его задрожал, смертельный ужас пришел на смену тревоге в его глаза.
И он прошептал:
– Убью Ннанджи?
– Примут ли тебя воины после этого? Шонсу вздрогнул, как будто он уже чувствовал себя в аду, а сейчас обнаружил рядом Хонакуру.
– Да! – сказал он. – Я уже впал в безумие сегодня утром. Я сослал двоих в рабство. Они боятся меня теперь. Они уже представляют, что значат для них их клятвы. – Он горько рассмеялся. – Я знаю, что они не посмеют. Они будут послушны.
После нового долгого молчания он пробормотал:
– Но Джия… – И не продолжил.
– Я могу ужасно заблуждаться, милорд, – сказал Хонакура, – но он честный молодой человек. Он обожает тебя и восхищается тобой! Он помогал тебе во всем. Трудно представить, чтобы он мог навредить тебе.
– Он верит мне! – воскликнул великан.
– Ну и живи в его вере, милорд. Служите Богине, и Она увидит, что между вами все хорошо. Шонсу заскрипел зубами:
– Я не могу!
– Не можешь что?
– Не могу побить колдунов.
– Но ты говорил…
Шонсу посмотрел вниз на свои сжатые кулаки.
– Да. Все, что я говорил, правда. Я могу штурмовать города и захватывать башни, и прогнать оттуда колдунов, и вернуть воинов. Я уверен в этом, и Ннанджи согласен со мной, и сбор, возможно, тоже. Колдуны верят или скоро поверят.
– Я не понимаю.
Глубокий голос перешел в шепот, хотя рядом никого не было.
– Они уйдут, святейший! Если мы легко возьмем первую башню, они убегут, сдадут города и вернутся в свои холмы.
– И ты победишь! – изумился жрец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Две фигуры появились в дверном проеме. Одна принадлежала жрецу, другая – огромному разъяренному воину. Жрец показывал в его сторону пальцем. На мгновение вид Богини перед ним закрыл голубой килт, на нем красовался белый грифон, любовно вышитый Джией.
Предисловий не было. Громоподобный голос сказал:
– Ты солгал мне!
Было очень трудно закинуть голову наверх, поэтому он так и остался сидеть, разглядывая вышивку Джии. Он ничего не ответил.
Еще громче:
– Ты солгал мне!
Это не было вопросом. Зачем же отвечать?
– Скажи, что случилось, милорд? Голубой килт шевельнулся. Молодой воин опустился на колени и скрестил громадные руки на необъятной груди. Хонакура не смотрел ему в глаза – только ждал, изучая ремни его перевязи.
– Ннанджи получил свой седьмой меч на лбу. – Голос был очень глубок, гораздо глубже, чем обычно.
Теперь Хонакура взглянул в эти яростные черные глаза и увидел, что за злобой прячутся боль и страдание.
– Ты в этом когда-нибудь сомневался?
– Этого не должно было случиться! По сутрам не видно, что он мог бы сделать это до окончания сбора.
Для Высочайшей нет ничего невозможного. Но лучше не говорить это ему сейчас. Лучше подождать. Шонсу был так возбужден, что не мог долго сдерживаться, и через минуту Хонакуре было рассказано и о шпионе, и о покушении на жизнь Шонсу, и о туманной сутре.
Растерянность этого необычного, мягкого, добродушного молодого человека вызывала жалость… У Хонакуры комок подкатил к горлу, такого он не чувствовал уже много лет. Неужели боги не могли оценить его до того, как все началось?
– Это чудо, что Ннанджи стал Седьмым?
– Да!
– И это чудо, что ты до сих пор живешь?
– Да!
– Я так и думал, – опустил голову Шонсу.
– Тебе не на что жаловаться, милорд. Теперь каждый из вас получил свое.
Страшные темные глаза, казалось, сверлят его насквозь. Если бы Хонакура боялся смерти, от такого взгляда у него должна была бы затрястись каждая жилка.
– Ты солгал мне.
Хонакура взглянул ему прямо в глаза:
– Да.
– Расскажи мне теперь все, святейший! Ради Богини, расскажи мне теперь!
– Как хочешь, друг. Но это не сделает тебя счастливее.
– Расскажи!
Мягким голосом возвестил Хонакура ему настоящее пророчество:
«Рыжеволосый брат Икондорины пришел к нему и сказал: „Брат, ты чудесно владеешь мечом, научи меня владеть им так же, и я смогу основать королевство“. И тот ответил ему: „С удовольствием“. Так Икондорина научил, а его брат выучился. А потом Икондорина сказал: „Мне нечему тебя больше учить. Иди и ищи свое королевство“. И он сказал:
«Но, брат, это твоего королевства я домогаюсь, отдай мне его». Икондорина ответил на то, что не отдаст, и его брат сказал: „Я достойнее“, и убил его, и взял королевство».
Долгое время не было ничего слышно, кроме шуршания метел рабов, да еще, в дальнем углу нефа, звона стекла, когда они наполняли им свои тележки. Воин размышлял над историей рыжеволосого брата Икондорины, но Хонакура думал о расплате.
Он солгал – смертный грех для жреца. Целая жизнь служения и самоотречения была перечеркнута, разбита, как это храмовое окно. Расплата! Он так гордился своей жизнью. Поддавшись глупому тщеславию, он упомянул Шонсу о рыжеволосом брате Икондорины, и эта-то ошибка и привела его к необходимости лгать. Раньше, считая себя безгрешным, он надеялся, что Богиня наградит его, что смерть его будет победным маршем и Она прольет слезы благодарности, когда он предстанет перед Ней. Теперь ему оставалось только надеяться на Ее милосердие и на то, что Она вспомнит его заслуги, когда будет судить его, и позволит ему искупить этот грех в каком-нибудь низком существовании, и не сбросит его к демонам.
Он почувствовал, что плачет, плачет от жалости к себе и этому несчастному воину.
Этот самый воин снова заговорил:
– …Почему ты не сказал этого раньше. Ты и вправду не доверял мне. – Он говорил отрывисто, четко проговаривая слова. – Что же теперь? Я должен ждать, когда он сделает это?
Хонакура снова вернулся мыслями к Шонсу. Внезапная надежда загорелась в старческих глазах. Он почувствовал намек на успокоение – что, если эта душа все-таки проклята? Может быть так, что его ввели в эту смертельную, разрушающую ложь.
– Не очередная ли это проверка богов, милорд – прошептал он.
Воин отпрянул, сев на пятки.
– Нет!
С минуту они смотрели друг на друга.
Наконец Хонакура сказал:
– Это возможно?
Великан потряс головой, словно хотел смыть следы страха с лица.
– Если боги не вмешаются – да! Он еще не Седьмой по фехтованию. Но любой поединок непредсказуем, святейший. Это не так редко случается – сильнейший побит слабейшим, – не так редко. Они могут не дать мне, почему бы и нет? Они пошлют чудо?
Хонакура взглянул из-за плеча воина на лик Богини. Его пробрал озноб. В храме ведь очень холодно. Как он раньше не замечал этого?
– Я не пророк, милорд. Я не знаю ответа. Но, может. Она хочет.., чтобы ты…
– Что я недостаточно убил для Ее нужд? Говори прямо! Новая проверка? Я могу быть мягкосердечен, тогда как Ннанджи – прирожденный убийца? Но если я вызову его сейчас… – Голос его задрожал, смертельный ужас пришел на смену тревоге в его глаза.
И он прошептал:
– Убью Ннанджи?
– Примут ли тебя воины после этого? Шонсу вздрогнул, как будто он уже чувствовал себя в аду, а сейчас обнаружил рядом Хонакуру.
– Да! – сказал он. – Я уже впал в безумие сегодня утром. Я сослал двоих в рабство. Они боятся меня теперь. Они уже представляют, что значат для них их клятвы. – Он горько рассмеялся. – Я знаю, что они не посмеют. Они будут послушны.
После нового долгого молчания он пробормотал:
– Но Джия… – И не продолжил.
– Я могу ужасно заблуждаться, милорд, – сказал Хонакура, – но он честный молодой человек. Он обожает тебя и восхищается тобой! Он помогал тебе во всем. Трудно представить, чтобы он мог навредить тебе.
– Он верит мне! – воскликнул великан.
– Ну и живи в его вере, милорд. Служите Богине, и Она увидит, что между вами все хорошо. Шонсу заскрипел зубами:
– Я не могу!
– Не можешь что?
– Не могу побить колдунов.
– Но ты говорил…
Шонсу посмотрел вниз на свои сжатые кулаки.
– Да. Все, что я говорил, правда. Я могу штурмовать города и захватывать башни, и прогнать оттуда колдунов, и вернуть воинов. Я уверен в этом, и Ннанджи согласен со мной, и сбор, возможно, тоже. Колдуны верят или скоро поверят.
– Я не понимаю.
Глубокий голос перешел в шепот, хотя рядом никого не было.
– Они уйдут, святейший! Если мы легко возьмем первую башню, они убегут, сдадут города и вернутся в свои холмы.
– И ты победишь! – изумился жрец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96