И, как всегда в этих краях, слова этого языка Магнус не понимал.
С минуту рыцари эскорта вслушивались в пение, потом съежились и принялись осенять себя крестным знамением. Никто из них прежде не бывал в этих краях, но они, конечно, слышали о русалках и привидениях. Не говоря уж о воин­ственных бандах, все еще промышлявших к югу от шотландской границы, несмотря на то, что мир был заключен.
Из-за тумана все казалось призрачным и жут­коватым. Как только они добрались до древней римской дороги, рыцари принялись с опаской ог­лядываться вокруг. Один из них испуганно вздрог­нул, когда рядом в воде плеснула рыба.
– Едем, это поет одинокий рыбак, – успо­коил их Магнус. – И уж, конечно, смертный, а не дух и не фея. Бухта мелководная, и эти люди не заплывают в нее просто из-за плохой погоды.
Они взяли провожатым мальчика из деревни, потому что без него рыцари не решились бы ехать по вымощенной камнем дороге, покрытой водой: прилив еще не отступил, и потому дороги не было видно.
– Скажи, когда начнется отлив? – спросил Магнус мальчугана.
Туман был таким густым, что слова прозвуча­ли глухо.
– Отлив начнется через час, – ответил мальчик. В плотной белизне тумана он казался всего лишь тенью, ехавшей на муле впереди них. – Чтобы вернуться, вам придется дождаться следу­ющего отлива, а он будет только утром.
– Иисусе сладчайший, – пробормотал один из рыцарей достаточно громко, чтобы Магнус мог его услышать, – сделай так, чтобы это произо­шло. Я предпочел бы сегодня спать на голых кам­нях или в грязи, чем возвращаться этой же доро­гой назад, если не будет ярко светить солнце!
– Не волнуйся, – сказал ему Магнус – в монастыре есть гостиница и добрая еда. Мы не поедем этой дорогой до утра.
Он пришпорил коня, чтобы поравняться с мальчиком-проводником, потому что и сам чувст­вовал себя не в своей тарелке, но храбрился. По­глядев на воду, бурлившую на камнях и скрывав­шую древнюю дорогу, Магнус подумал, что ему так же грустно, как и тому, кто пел ту жалобную песню, доносившуюся, казалось, откуда-то из воды.
После двух дней и ночей бешеной скачки го­лова его была полна невероятных и отчаянных пла­нов, хотя Магнус и понимал, что ни один из них неосуществим.
Господь милосердный! – хотелось ему крик­нуть во весь голос. Ведь он ее любил! Она была его жизнью! Теперь он это знал. Ему пришлось провести долгие недели в тюрьме за неповинове­ние отцу и королю, чтобы окончательно понять это.
А теперь Магнус решил, что никакая сила на свете не сможет заставить его вернуть Идэйн там­плиерам, чтобы они увезли ее в Париж и там воз­будили против нее процесс.
С другой стороны, подумал он, охваченный внезапным приступом отчаяния, король ведь не оставил ему выбора! Как мог он обречь свою семью на вечный позор, нарушив свои рыцарские кля­твы? Все, кто знал короля Генриха, слышал и о его дьявольской мстительности. Разве он не пока­зал ее в деле с архиепископом Томасом Бекетом?
Впрочем, был и еще один план. Он может увезти Идэйн из монастыря и отправиться с ней в Норвегию или на Оркнейские острова. Но, посту­пив так, он погубил бы навеки отца, мать, сестер и братьев. Король уничтожил бы всю семью фитц Джулианов, заточил бы их в темницу, разорил, обрек на нищенство на большой дороге.
И в эту минуту размышления его были пре­рваны, потому что лошади свернули с полузатоп­ленной дороги и рысью поскакали по берегу моря. Радуясь тому, что под ногами их больше нет воды, кони трясли гривами и резво поднимались к монастырю по склону холма, через сосновую ро­щу. И лошади в этом были не одиноки: за спиной Магнус слышал вздохи облегчения своих рыца­рей.
Он повернулся в седле.
– Останьтесь здесь, – сказал им Маг­нус, – потому что мы остановимся в монастыре на ночь. Расседлайте лошадей, а я договорюсь, чтобы нам предоставили конюшни и конюхов, а также устроили на ночлег.
Магнус спешился и передал поводья одному из своих спутников. Потом подошел к воротам чтобы позвонить в колокол и вызвать сестру-привратницу. Водянистое солнце пыталось прорваться сквозь туман над холмом. Стаи птиц, гнездившихся на дубах и буках, приветствовали его появление оживленным щебетом. Было еще тепло, хотя близился уже Праздник Всех Святых. Яблоневый сад на гребне холма все еще поражал обилием неснятых плодов, отягощавших ветви.
В тяжелых деревянных воротах отворилась небольшая дверца. На Магнуса смотрели синие глаза с круглого лица из-под монашеского плата.
– Магнус фитц Джулиан, – назвал он себя чувствуя, как сердце в груди сжалось в тяжелый как камень, комок. – По поручению его вeличества короля Генриха Второго с делом к аббатисе Клотильде. Я прибыл, чтобы забрать из монастыря одну из служительниц Божьих.
В руке Магнус держал бумагу с королевской печатью. Он поднял ее, чтобы монахиня могла увидеть.
Голова ее оставалась неподвижной, двигались только глаза, чтобы увидеть сложенный пергамент с красными печатями и шнурами.
– Мы знаем о вашей миссии, – сказала сестра-привратница, – нет смысла впускать вас внутрь. Сестры и аббатиса Клотильда пошли к мессе помолиться Господу, чтобы он явил нам чудо и избавил нас от величайшего несчастья, постигшего нас по вашей вине.
На мгновение она умолкла, губы ее дрожали.
– Оставайтесь снаружи. Ту, кого вы ищете, вы найдете позади гостиницы и конюшен в огоро­де возле фруктового сада. Идите туда вдоль стены.
Маленькая дверца хлопнула.
Магнус огляделся. Лондонские рыцари вели своих лошадей к соснам, чтобы расседлать и при­вязать их. Двое из них сняли шлемы и сидели на земле, подпирая головы руками, отдыхая после путешествия по вымощенной камнем дороге, скры­той под водой. Магнус пошел вдоль стены монас­тыря, как ему было указано монахиней.
Даже после долгих дней размышлений, пол­ных мучительной боли, Магнус не знал, что сде­лает. Он знал только, что никогда не вернет пре­красную золотоволосую Идэйн тамплиерам, кото­рые, как он знал, будут пытать ее, а потом казнят, хотя верность чести и королю требовала именно этого. Он не мог бежать с ней вместе, потому что Генрих Плантагенет в этом случае выместил бы свой гнев на его семье и сделал бы это самым ужасным образом.
Наконец Магнус решил отказаться от всех ва­риантов, кроме последнего, самого страшного. Изнемогая от смертной муки, он решил, что убьет сначала ее, а потом себя.
Конечно, их смерть здесь, в монастыре, будет упреком жестокой судьбе, которую король угото­вил двоим ни в чем не повинным молодым влюбленным, единственным грехом которых было их желание оставаться вместе!
Магнус с трудом мог вынести мысль об этом. Жить, то есть бежать вместе и пребывать в счастье и блаженстве в месте, где их никто бы не смог найти, – это только прекрасная мечта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81