– Что это, Сосойя? – удивилась тетя.
– Здесь одежда папы и мамы.
– Ну и что?
– А то, что я продам ее!
– Ты с ума сошел?! – испугалась тетя.
– Сошел. Отвезу в Набеглави и обменяю на кукурузу!
– Слышишь, Хатия, что он говорит?
– Слышу, тетя Кето…
– А что же нам делать? Помирать с голоду, что ли! – сказал я.
– Сосойя! Возьми сию же минуту сундук и поставь на место! – приказала тетя.
Я откинул крышку сундука… Сердце у меня дрогнуло и больно сжалось… Я извлек из сундука кожаный полушубок отца. Каждое лето мы проветривали хранившуюся в сундуке одежду, и никогда ничего, кроме чувства любви и уважения к этому полушубку, я не испытывал. Теперь я вдруг испугался, словно сдирал его с покойника.
– Возьму это, и это, и это! – крикнул я, заглушая подступившие рыдания.
– Не делай этого, Сосо! – взмолилась тетя.
– Возьму, возьму! Плачь, сколько хочешь! И сапоги возьму, и брюки, и халат! – кричал я, выбрасывая вещи одну за другой. Вдруг я осекся и замолчал. На самом дне сундука лежало сложенное вдвое розовое платье. Я достал платье, развернул его, потом снова сложил, опустил на дно, положил сверху халат и брюки отца и захлопнул крышку. – Хорошо, тетя, не плачь… Возьму только сапоги и полушубок… Одолжу у Манасэ Таварткиладзе осла и утром отправлюсь в Набеглави.
Тетя молчала.
– Я пойду с тобой! – сказала Хатия.
Утром чуть свет я и Хатия стояли во дворе Манасэ и поглаживали по спине тощего, костлявого осла. Манасэ вертелся тут же, седлая осла и наставлял нас:
– У осла, дорогие мои, длинные уши, но человека он слушается плохо… Осел любит ласку, вежливое к себе отношение…
– Станет еще Сосойя объясняться в любви твоему ослу! – вставила Хатия.
– Не станет, так осел умеет и лягаться! Осел – это тебе не лошадь, – свистни, она и побежит за тобой… Нет, брат, осел знает себе цену!
– Да ладно, дядя Манасэ, осел есть осел!
– Нет, дочка, не так! Наполеон, скажу я тебе, покорил Египет благодаря ослам! А бои на Кавказе? Не будь ослов, кто бы тащил пушки и боеприпасы через скалы? Автомашины? Или лошади? Так что…
– А если предложить тебе обменять осла на хорошую лошадь… Согласишься? – спросил я.
– Что я, осел, что ли? Ишь ты! Осла на лошадь! Да я, если хочешь знать, этим ослом и живу!.. Все, готово! – Манасэ отступил на шаг, критическим взглядом оглядел оседланного осла, потом добавил:– Вдвоем на него не садитесь, он этого не любит, обязательно сбросит вас! Садитесь по очереди… Если он заупрямится, не бейте и не понукайте его! Он этого не любит!
– Не волнуйся, дядя Манасэ, все будет хорошо! – успокоила его Хатия.
– В тебе-то я уверен, умница моя, но вот твой отец, видно, спятил! Доверить ребенка Сосойе-сумасшедшему!
– Ничего, дядя Манасэ, ничего с нами не станет!
– Ну ладно, счастливого вам пути!.. Значит, договорились, Сосойя: плата за осла – полпуда кукурузы. Так?
– Так, дядя Манасэ, так!
– Ну, с богом!
Мы завернули к Хатии. Дядя Виссарион битый час слезно умолял меня оберегать Хатию, потом снял со стены двуствольную «централку»:
– Прихвати-ка ружье, Сосойя, авось найдется дурак, даст за него пуда полтора кукурузы…
Наконец мы тронулись. Дядя Виссарион проводил нас до околицы и стоял там, пока мы не скрылись с глаз.
В те времена осел в Гурии считался такой же диковинкой, как и иностранные туристы… Мы шагаем по шоссе, ведущему в Набеглави, и вся детвора встретившегося по пути села с гиканьем несется за нами. Мне стыдно, я огрызаюсь на детей. Осел – ему-то начхать на всех – топает себе, смешно шевеля ушами. Хатия восседает на осле, как царица Тамара на белом скакуне, и блаженно улыбается.
– Что им нужно, Сосойя? Они что, осла не видели? – спрашивает Хатия.
– Отстань, ради бога, а то пошлю тебя обратно домой!
– Вернусь, если хочешь…
– Сиди и не болтай много!
– Сосойя, может, остановиться у кого-нибудь?
– У кого ты здесь остановишься? Село беднее нашего! Мы наконец миновали село и вздохнули свободно.
К вечеру вступили в Набеглави. Я остановил осла у первых же ворот и крикнул:
– Эй, хозяин!
Из дома вышли среднего роста рябой дядька и носатый мальчик моих лет.
– Пожалуйте! – пригласил рябой, распахивая ворота.
Я завел осла во двор, ссадил Хатию и поздоровался с хозяевами.
– Вы кто будете? – спросил рябой.
– Да вот, меняем сапоги и полушубок на кукурузу…
– Покажи!
Я показал. Рябой стал внимательно рассматривать вещи.
– Осел твой? – спросил носатый мальчик.
– Мой.
– А девочка кто?
– Никто.
– Ее тоже меняешь на кукурузу? – осклабился носатый.
– Заткнись, а то получишь по зубам!
– Кто это, Сосойя? – спросила Хатия.
– Никто. Нос!
– Она что, слепая? – удивился мальчик.
– Слепая, но не глухая, дурак!
– Ты, парень, пришел сюда ругаться или торговать? – спросил меня рябой.
– Пусть он не болтает глупостей, и я не буду ругаться!
– Замолчи ты! – прикрикнул рябой на сына и вновь обратился ко мне:– С чего ты решил в такую жару продавать полушубок?
– Не хочешь – не бери!
– Сколько ты просишь за него?
– Денег мне не надо, меняю на два пуда кукурузы.
– Обалдел?!
– Да.
– Даю полпуда.
– Полпуда – это один карман полушубка.
– Ну вот, наполню все карманы, и конец делу!
– Сосойя, как он одет, этот дядя?
– Как? Да… Рубашка на нем рваная…
– Ну и пусть ходит в рубашке! Дай сюда полушубок! Я передал полушубок Хатии.
– А за сапоги? – спросил рябой.
– Наполним ему сапоги кукурузой, и хватит! – выступил из-за спины отца носатый.
– Говори, сколько просишь за сапоги? – повторил рябой.
– Ничего!
– Даром, что ли, отдаешь?
– Даром растет у тебя вот этот балбес, присмотри-ка лучше за ним! – Я вырвал сапоги из рук рябого.
– Слушай, ты! Ты чего это здесь раскричался? Думаешь, я боюсь твоего ружья? – вспылил рябой.
– Идем, Сосойя! – сказала Хатия.
Я усадил ее на осла, и мы направились к воротам.
– Одну минуточку, Сосойя!.. Они еще во дворе?
– Да. А что?..
– Погоди… Дядя, – крикнула Хатия, – а осла ты не купишь?
– Зачем мне осел? – удивился рябой.
– Будешь иметь в доме двух ослов! – расхохоталась Хатия. Рябой разинул рот. Носатый начал было искать на земле камень, но я снял с плеча ружье, и он тотчас же укрылся за спиной отца.
Мы продолжали путь. Когда добрались до конца села, осел замедлил шаг.
– Где мы, Сосойя? – спросила Хатия.
– Выходим из села.
– А какое сейчас время?
– Темно уже, Хатия.
– Ну так остановимся, Сосойя… Устала я.
– Ладно.
Мы остановились у крайнего дома. На мой крик вышел старик с лампой в руке.
– Кто там?
– Я, Сосойя Мамаладзе!
– Какой еще Сосойя?
– Ну, я не знаю какой… Одним словом, Сосойя! Старик проворно спустился по лестнице, пересек двор, подошел к нам, осветил лампой и удивленно осмотрел нас.
– В чем дело, детки?
– Хотим переночевать у вас, дядя…
– Так пожалуйте, пожалуйте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37