А слуги считают, что у нее нервный срыв и что она прячется от чужих любопытных глаз. Венеция и ее ребенок остались лицом к лицу с Янси и Миллисент, а между ними были двадцать два миллиона долларов. Венеции очень не понравилось выражение глаз Янси, когда он пообещал обеспечить ей невыносимую жизнь…
Всю ночь Венеция думала только об одном: вдруг все-таки Хээард остался в живых? Тогда они и их ребенок могли бы жить вместе среди высоких гор с шапками облаков на вершинах, и их не разделяли бы золото и алчность.
И словно во исполнение ее желаний на следующее утро Янси принес ей поднос с завтраком и сообщил, что у него есть интересные новости.
— Возможно, ты перестанешь упрямиться и поймешь, что тебе нет смысла возвращаться в Монтану. — Он прислонился к косяку, одетый для прогулки верхом, и насмешливо смотрел на нее.
— Предполагается, что я должна спросить, почему? Хорошо, Янси. Я пойду тебе навстречу. Так почему же? — Венеция закрыла книгу, которую читала, и спокойно взглянула на него.
— Потому что твой любовник нашел себе другую постель!
— Это что, метафора? Если так, то она не кажется мне забавной.
И все-таки ее сердце забилось быстрее. Янси был слишком прост для подобных метафор; раз он употребил слово «постель», значит, он только это имел в виду. Венеция разжала переплетенные пальцы, чтобы Янси не заметил, как они побелели.
— Этот краснокожий ублюдок каким-то образом остался в живых, несмотря на сотню тонн пороха! — прохрипел Янси.
Венецию затопила такая волна радости и счастья, что ей показалось, будто у нее в душе запели птицы. Но она заметила как ни в чем не бывало:
— Тогда тебе следует как можно быстрее отпереть эту дверь и бежать куда глаза глядят. Я не думаю, что тебе безопасно здесь оставаться.
— Ты разве не слышала, что я сказал? — как можно ласковее поинтересовался Янси. — Он к тебе не приедет. Джон Хэзард Блэк живет себе припеваючи в Конфедерат-галч. Индеец удобно устроился в постели Розы Кондье. И там он уже почти месяц.
От этих слов Венеция как будто окаменела. Не может быть, здесь какая-то ошибка! Ведь она его жена, Хэзард сам так сказал, у них будет ребенок… Он бы ни за что не пошел к Розе, он бы приехал к ней!
— Мое предложение остается в силе, маленькая богатая девочка. Подпиши доверенность — или мне придется прибегнуть к совершенно не джентльменскому способу принуждения.
Венеция встала с кресла и подошла к окну, чтобы Янси не заметил, насколько она расстроена. Она отказалась дальше отвечать на его вопросы, и ему пришлось уйти, но его последние слова мрачным эхом звучали у нее в ушах:
— Не жди его, детка. Индейцы не пропускают ни одной юбки, а Хэзард, как говорят, просто побил все рекорды.
Но Венеция все-таки ждала. Несмотря ни на что. Несмотря на оскорбительные слова Янси, несмотря на огромное расстояние, разделяющее их с Хэзардом, несмотря на отчаяние, которое все больше охватывало ее с каждым прожитым днем.
В конце третьей недели Янси пришел к ней в комнату, как и обещал. Он поигрывал длинной плеткой для верховой езды, глаза его горели голодным блеском. Венеция на мгновение отвернулась к окну, посмотрела на холодные воды Чарльз-ривер, потом снова повернулась к нему:
— Этого не потребуется, — прошептала она. — Я подпишу.
Процедура не заняла много времени. Янси ушел, унося в кармане ее состояние, а Венеция плакала до тех пор, пока не уснула. И горевала она не о потерянном наследстве, а о потерянной любви. Хезард не приехал за ней! Ему не нужен даже его ребенок… Впрочем, у Джона Хэзарда Блэка уже есть дети и всегда были любовницы. Вполне вероятно, что он уже забыл ее имя…
Янси и Миллисент провели большую часть ночи без сна, обмывая свое богатство коллекционным шампанским из подвалов полковника Брэддока.
— Пусть твой супруг и был простолюдином, моя дорогая, но в винах он знал толк, — заметил Янси, открывая следующую бутылку.
— Это не искупает его других, совершенно невыносимых качеств. — Миллисент нахмурилась, не желая признавать, что именно ее покойный муж нажил то состояние, которым она собиралась наслаждаться. — Крестьянская кровь есть крестьянская кровь!
— Пожалуй, ты права. И это наводит меня на мысль, что пора покончить с крестьянской кровью, — объявил Янси.
Миллисент удивленно подняла брови.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, — Янси сделал эффектную паузу, — его внука! Теперь, когда доверенность у меня в кармане, этот ребенок нам больше не нужен. Наоборот — мы с тобой должны подстраховаться на будущее.
Миллисент, полулежавшая на диване, выпрямилась и поставила бокал с шампанским на стол.
— Как ты намереваешься это сделать?
— В Нью-Йорке есть дама, которая помогает девушкам, попавшим в беду.
— Но Венеция никогда не согласится на это!
— Никто не станет спрашивать ее согласия. Доверенность у нас, отныне мы можем ей приказывать, а не просить.
Миллисент раздумывала недолго: слишком очевидной была выгода, которую сулило подобное развитие событий.
— Ты знаешь эту даму? — деловито поинтересовалась она.
— Кто же не знает мадам Рестел! Кстати, должен предупредить: Венеция может умереть во время операции.
— Достаточно, Янси! Я не желаю больше ничего слышать.
— Я знаю, любовь моя, ты ненавидишь детали. Не важно, я сам со всем справлюсь.
— Я надеюсь, что на этот раз у тебя получится лучше, чем с этим индейцем.
Янси пожал плечами, расслабившись после трех бутылок шампанского.
— Его невозможно убить как нормального человека… Но ведь теперь два каких-то маленьких участка не имеют значения, верно? Зачем они нам с нашими миллионами?
Было легко сбросить со счетов Хэзарда, когда он находился за тысячи миль. Но проблему с Венецией нужно было решить побыстрее: Миллисент не любила не доведенных до конца дел.
— Когда ты собираешься связаться с мадам Рестел? — спросила она.
— Завтра, — с улыбкой ответил Янси. — Завтра же утром.
34
Хэзард провел у Розы чуть меньше месяца, но за это время лето сменилось осенью. Янси лгал, говоря о том, что Хэзард делит с Розой постель: он делил с ней только кров. Однажды, когда рука Хэзарда начала заживать, Роза сказала ему, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более небрежно:
— Хэзард, если ты хочешь заняться со мной любовью, я буду рада. Если нет, я пойму. — Роза Кондье много лет назад запретила себе предаваться напрасным иллюзиям.
Они стояли на балконе, было теплое осеннее утро, и Хэзард боролся с воспоминаниями о залитой солнцем реке и о Венеции на мшистом берегу под ивами.
— Ты для меня слишком хороша, Роза, — признался он. — И чем дольше я живу у тебя, мое чувство вины становится все непереносимее.
Роза подняла голову и заглянула ему в глаза:
— Тогда почему же ты не едешь за ней, черт тебя побери?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Всю ночь Венеция думала только об одном: вдруг все-таки Хээард остался в живых? Тогда они и их ребенок могли бы жить вместе среди высоких гор с шапками облаков на вершинах, и их не разделяли бы золото и алчность.
И словно во исполнение ее желаний на следующее утро Янси принес ей поднос с завтраком и сообщил, что у него есть интересные новости.
— Возможно, ты перестанешь упрямиться и поймешь, что тебе нет смысла возвращаться в Монтану. — Он прислонился к косяку, одетый для прогулки верхом, и насмешливо смотрел на нее.
— Предполагается, что я должна спросить, почему? Хорошо, Янси. Я пойду тебе навстречу. Так почему же? — Венеция закрыла книгу, которую читала, и спокойно взглянула на него.
— Потому что твой любовник нашел себе другую постель!
— Это что, метафора? Если так, то она не кажется мне забавной.
И все-таки ее сердце забилось быстрее. Янси был слишком прост для подобных метафор; раз он употребил слово «постель», значит, он только это имел в виду. Венеция разжала переплетенные пальцы, чтобы Янси не заметил, как они побелели.
— Этот краснокожий ублюдок каким-то образом остался в живых, несмотря на сотню тонн пороха! — прохрипел Янси.
Венецию затопила такая волна радости и счастья, что ей показалось, будто у нее в душе запели птицы. Но она заметила как ни в чем не бывало:
— Тогда тебе следует как можно быстрее отпереть эту дверь и бежать куда глаза глядят. Я не думаю, что тебе безопасно здесь оставаться.
— Ты разве не слышала, что я сказал? — как можно ласковее поинтересовался Янси. — Он к тебе не приедет. Джон Хэзард Блэк живет себе припеваючи в Конфедерат-галч. Индеец удобно устроился в постели Розы Кондье. И там он уже почти месяц.
От этих слов Венеция как будто окаменела. Не может быть, здесь какая-то ошибка! Ведь она его жена, Хэзард сам так сказал, у них будет ребенок… Он бы ни за что не пошел к Розе, он бы приехал к ней!
— Мое предложение остается в силе, маленькая богатая девочка. Подпиши доверенность — или мне придется прибегнуть к совершенно не джентльменскому способу принуждения.
Венеция встала с кресла и подошла к окну, чтобы Янси не заметил, насколько она расстроена. Она отказалась дальше отвечать на его вопросы, и ему пришлось уйти, но его последние слова мрачным эхом звучали у нее в ушах:
— Не жди его, детка. Индейцы не пропускают ни одной юбки, а Хэзард, как говорят, просто побил все рекорды.
Но Венеция все-таки ждала. Несмотря ни на что. Несмотря на оскорбительные слова Янси, несмотря на огромное расстояние, разделяющее их с Хэзардом, несмотря на отчаяние, которое все больше охватывало ее с каждым прожитым днем.
В конце третьей недели Янси пришел к ней в комнату, как и обещал. Он поигрывал длинной плеткой для верховой езды, глаза его горели голодным блеском. Венеция на мгновение отвернулась к окну, посмотрела на холодные воды Чарльз-ривер, потом снова повернулась к нему:
— Этого не потребуется, — прошептала она. — Я подпишу.
Процедура не заняла много времени. Янси ушел, унося в кармане ее состояние, а Венеция плакала до тех пор, пока не уснула. И горевала она не о потерянном наследстве, а о потерянной любви. Хезард не приехал за ней! Ему не нужен даже его ребенок… Впрочем, у Джона Хэзарда Блэка уже есть дети и всегда были любовницы. Вполне вероятно, что он уже забыл ее имя…
Янси и Миллисент провели большую часть ночи без сна, обмывая свое богатство коллекционным шампанским из подвалов полковника Брэддока.
— Пусть твой супруг и был простолюдином, моя дорогая, но в винах он знал толк, — заметил Янси, открывая следующую бутылку.
— Это не искупает его других, совершенно невыносимых качеств. — Миллисент нахмурилась, не желая признавать, что именно ее покойный муж нажил то состояние, которым она собиралась наслаждаться. — Крестьянская кровь есть крестьянская кровь!
— Пожалуй, ты права. И это наводит меня на мысль, что пора покончить с крестьянской кровью, — объявил Янси.
Миллисент удивленно подняла брови.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, — Янси сделал эффектную паузу, — его внука! Теперь, когда доверенность у меня в кармане, этот ребенок нам больше не нужен. Наоборот — мы с тобой должны подстраховаться на будущее.
Миллисент, полулежавшая на диване, выпрямилась и поставила бокал с шампанским на стол.
— Как ты намереваешься это сделать?
— В Нью-Йорке есть дама, которая помогает девушкам, попавшим в беду.
— Но Венеция никогда не согласится на это!
— Никто не станет спрашивать ее согласия. Доверенность у нас, отныне мы можем ей приказывать, а не просить.
Миллисент раздумывала недолго: слишком очевидной была выгода, которую сулило подобное развитие событий.
— Ты знаешь эту даму? — деловито поинтересовалась она.
— Кто же не знает мадам Рестел! Кстати, должен предупредить: Венеция может умереть во время операции.
— Достаточно, Янси! Я не желаю больше ничего слышать.
— Я знаю, любовь моя, ты ненавидишь детали. Не важно, я сам со всем справлюсь.
— Я надеюсь, что на этот раз у тебя получится лучше, чем с этим индейцем.
Янси пожал плечами, расслабившись после трех бутылок шампанского.
— Его невозможно убить как нормального человека… Но ведь теперь два каких-то маленьких участка не имеют значения, верно? Зачем они нам с нашими миллионами?
Было легко сбросить со счетов Хэзарда, когда он находился за тысячи миль. Но проблему с Венецией нужно было решить побыстрее: Миллисент не любила не доведенных до конца дел.
— Когда ты собираешься связаться с мадам Рестел? — спросила она.
— Завтра, — с улыбкой ответил Янси. — Завтра же утром.
34
Хэзард провел у Розы чуть меньше месяца, но за это время лето сменилось осенью. Янси лгал, говоря о том, что Хэзард делит с Розой постель: он делил с ней только кров. Однажды, когда рука Хэзарда начала заживать, Роза сказала ему, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более небрежно:
— Хэзард, если ты хочешь заняться со мной любовью, я буду рада. Если нет, я пойму. — Роза Кондье много лет назад запретила себе предаваться напрасным иллюзиям.
Они стояли на балконе, было теплое осеннее утро, и Хэзард боролся с воспоминаниями о залитой солнцем реке и о Венеции на мшистом берегу под ивами.
— Ты для меня слишком хороша, Роза, — признался он. — И чем дольше я живу у тебя, мое чувство вины становится все непереносимее.
Роза подняла голову и заглянула ему в глаза:
— Тогда почему же ты не едешь за ней, черт тебя побери?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106