Впереди была лестница. Она бегом спустилась по ней и оказалась в нижнем зале, где множество людей наслаждались роскошными обедами. Наверняка там был кто-то из ее друзей или просто знакомых, но у нее не было времени шарить глазами по залу, она устремилась прямо к выходу из ресторана.
Метрдотель стоял за своей конторкой. Рива на ходу окликнула его и сказала:
— Прошу прощения, но мне понадобилось уйти. Возникла срочная необходимость. Мистер Галлант позаботится о счете.
Человек за конторкой торжественно кивнул, как будто убегающий из ресторана человек — обычное явление. Затем он двинулся на перехват Эдисона.
Рива прошла через распахнутые двери и оказалась на улице. Джордж поджидал ё лимузине чуть поодаль. Едва завидев хозяйку, он тронул машину и подъехал прямо к ней. Не подвел. Она сама открыла дверцу и села. Лимузин тут же рванул с места. Обернувшись, она увидела, как из ресторана выбежали Эдисон и державший его за руку метрдотель. Они смотрели вслед удаляющемуся автомобилю.
Погоня за ней демократического кандидата в губернаторы, да и само ее бегство, выглядело со стороны чрезвычайно глупо. Она должна была бы радоваться, что так своевольно обошлась с Галлантом, но вместо этого ее не покидало ощущение совершенной ошибки.
6
Со стороны казалось, что Анна Галлант увлечена поисками подходящей покупки в антикварных лавочках. Она ходила взад-вперед по всему Ройял-стриту, заглядывая то в одну дверь, то в другую. Прошлась по Шартр, затем вернулась на Ройял. Она брала в руки то фарфор, то серебро, клала на место. Ее пальцы скользили по поверхностям старинных столов из атласного или черного дерева. Она с восторженной улыбкой на устах слушала густой, сочный перезвон часов, по которым жил сам Людовик XV. В особенности, если верить в то, что ею двигал интерес к покупкам, она приглядывалась к ювелирным изделиям, этому вечному утешению жен, оставленных вниманием и лаской мужей. На самом же деле она просто искала приключений.
Это была игра по сценарию «А что, если…». Она с упоением предавалась сейчас этой игре. Что, если ее похитят и она окажется на палубе корабля, совершающего плавание до какого-нибудь далекого иностранного порта? Что, если ею заинтересуется какой-нибудь крупный мафиози? Тогда к ней незаметно подъедет черный лимузин, и сильные руки втащут ее в салон с занавешенными окнами… Что, если внезапно раскроется стена дома и из трещины появится джентльмен в наряде середины девятнадцатого века? Он возьмет ее на руки и исчезнет с ней в романтическом прошлом, откуда нет возврата…
Все это, разумеется, было чистой фантазией. Она и не рассчитывала, что с ней случится что-нибудь подобное. А даже если и случилось бы, то получить от этого удовольствие ей помешала бы скованность, боязнь последствий и вообще… Да и с какой стати этому случаться именно с ней? Ведь никогда в ее жизни ничего подобного не было. И не будет.
Несмотря на это, она получала огромное удовлетворение от прогулок по французскому кварталу Нового Орлеана. Здесь, бывало, случалось много опасного и загадочного. Раньше это место называли Греховным Городом, позже Городом Оставленной Осторожности и, наконец, Городом Великого Пофигизма. «Пусть катятся добрые времена!» В этой фразе заключалась вся философия и основной лозунг Нового Орлеана. Казалось, здесь все возможно.
Эдисон не одобрял ее прогулок по этим местам. Впрочем, она была уверена, что такое его отношение было продиктовано вовсе не заботой о ее безопасности, а страхом за то, что она ввяжется в какую-нибудь историю, которую потом придется расхлебывать ему. Он не одобрял, но и не запрещал ей ходить сюда. Она полагала, что в этом выражается его тайное желание избавиться от нее.
Новый Орлеан имел вообще-то дурную репутацию с точки зрения криминала. Особенно его французский квартал. Здесь были такие боковые улочки, в которые она боялась заглядывать даже при свете дня, не то чтобы рисковать ходить там ночью. Дело заключалось в том, что ей вполне хватало слабого, едва ощутимого чувства риска. Достаточно прогулок по Шартр-, Ройял — или Бурбон-стрит. Дурного здесь ждать не приходилось: всегда слишком много туристов и полицейских патрулей.
Она любила этот квартал: запахи жарящейся морской еды, жженого сахара, исходившие из многих здешних ресторанов, горькая острота горчицы, доносившаяся от будок, в которых обосновались торговцы «горячими собаками», еле слышный шелест листвы и аромат цветов, долетавшие из дворов. Наконец, особый запах старинных книг, антиквариата, различных ароматических смесей и снадобий, любовного масла, происходивший из распахнутых дверей множества лавок и лавчонок. И всегда — дуновение реки, которая мерно катила свои воды через холмы мусора и ила на дне. Контрасты были свойственны кварталу: увитые плющом и папоротником балконы с ажурными перилами из кованой стали, где на столах танцевали почти обнаженные мужчины и женщины, роскошные отели, приткнувшиеся к ним маленькие, грязные бары, хранители джаза, старинные обшарпанные стены несохранившегося женского монастыря или собора, а совсем рядом секс-шопы, неоновыми вывесками зазывающие покупателей.
По мнению Анны, Новый Орлеан жил той жизнью, которой мало какие из других городов осмеливались жить. Он чем-то напоминал пожилую женщину, которая провела свою жизнь не так чтобы уж очень умно, но собрав большую коллекцию интересных воспоминаний. И порой эти воспоминания оживали в маскарадных костюмах и сходились все вместе, чтобы развеселить ее. И пусть у нее чуть порвался ажурный узор на платье и сильно сношены башмаки. Она не обращала на все это внимания, принимала радости такими, какими они к ней являлись. Она была такой, какой она была. Люди могли любить ее или бросить, это ничего не меняло.
В этом квартале витал какой-то особый дух бесстыдства, незакомплексованности. Именно поэтому-то здесь так часто и появлялась Анна Галлант.
Во время своей прогулки она прошла мимо дверей из стекла и красного дерева. Это был ресторан «У Леконта». Заведение Данта Ромоли. В прежние свои наезды в этот город ей с Эдисоном случалось здесь обедать. Приятно было вспомнить и увидеть что-то знакомое. Вообще рестораны Нового Орлеана уступали, пожалуй, только парижским по качеству предлагаемых угощений и особого обслуживания, которое кому-то нравилось, но многих шокировало. «У Леконта» было одним из лучших здешних заведений.
Спустя всего несколько минут Анна увидела и самого Данта. Он направлялся к зданию, которое, судя по вывеске, являлось телестудией. Наличие этого здания среди туристских магазинчиков и историко-антикварных коллекций было чем-то невероятным, неправдоподобным. Она гордилась тем, что сразу узнала Данта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Метрдотель стоял за своей конторкой. Рива на ходу окликнула его и сказала:
— Прошу прощения, но мне понадобилось уйти. Возникла срочная необходимость. Мистер Галлант позаботится о счете.
Человек за конторкой торжественно кивнул, как будто убегающий из ресторана человек — обычное явление. Затем он двинулся на перехват Эдисона.
Рива прошла через распахнутые двери и оказалась на улице. Джордж поджидал ё лимузине чуть поодаль. Едва завидев хозяйку, он тронул машину и подъехал прямо к ней. Не подвел. Она сама открыла дверцу и села. Лимузин тут же рванул с места. Обернувшись, она увидела, как из ресторана выбежали Эдисон и державший его за руку метрдотель. Они смотрели вслед удаляющемуся автомобилю.
Погоня за ней демократического кандидата в губернаторы, да и само ее бегство, выглядело со стороны чрезвычайно глупо. Она должна была бы радоваться, что так своевольно обошлась с Галлантом, но вместо этого ее не покидало ощущение совершенной ошибки.
6
Со стороны казалось, что Анна Галлант увлечена поисками подходящей покупки в антикварных лавочках. Она ходила взад-вперед по всему Ройял-стриту, заглядывая то в одну дверь, то в другую. Прошлась по Шартр, затем вернулась на Ройял. Она брала в руки то фарфор, то серебро, клала на место. Ее пальцы скользили по поверхностям старинных столов из атласного или черного дерева. Она с восторженной улыбкой на устах слушала густой, сочный перезвон часов, по которым жил сам Людовик XV. В особенности, если верить в то, что ею двигал интерес к покупкам, она приглядывалась к ювелирным изделиям, этому вечному утешению жен, оставленных вниманием и лаской мужей. На самом же деле она просто искала приключений.
Это была игра по сценарию «А что, если…». Она с упоением предавалась сейчас этой игре. Что, если ее похитят и она окажется на палубе корабля, совершающего плавание до какого-нибудь далекого иностранного порта? Что, если ею заинтересуется какой-нибудь крупный мафиози? Тогда к ней незаметно подъедет черный лимузин, и сильные руки втащут ее в салон с занавешенными окнами… Что, если внезапно раскроется стена дома и из трещины появится джентльмен в наряде середины девятнадцатого века? Он возьмет ее на руки и исчезнет с ней в романтическом прошлом, откуда нет возврата…
Все это, разумеется, было чистой фантазией. Она и не рассчитывала, что с ней случится что-нибудь подобное. А даже если и случилось бы, то получить от этого удовольствие ей помешала бы скованность, боязнь последствий и вообще… Да и с какой стати этому случаться именно с ней? Ведь никогда в ее жизни ничего подобного не было. И не будет.
Несмотря на это, она получала огромное удовлетворение от прогулок по французскому кварталу Нового Орлеана. Здесь, бывало, случалось много опасного и загадочного. Раньше это место называли Греховным Городом, позже Городом Оставленной Осторожности и, наконец, Городом Великого Пофигизма. «Пусть катятся добрые времена!» В этой фразе заключалась вся философия и основной лозунг Нового Орлеана. Казалось, здесь все возможно.
Эдисон не одобрял ее прогулок по этим местам. Впрочем, она была уверена, что такое его отношение было продиктовано вовсе не заботой о ее безопасности, а страхом за то, что она ввяжется в какую-нибудь историю, которую потом придется расхлебывать ему. Он не одобрял, но и не запрещал ей ходить сюда. Она полагала, что в этом выражается его тайное желание избавиться от нее.
Новый Орлеан имел вообще-то дурную репутацию с точки зрения криминала. Особенно его французский квартал. Здесь были такие боковые улочки, в которые она боялась заглядывать даже при свете дня, не то чтобы рисковать ходить там ночью. Дело заключалось в том, что ей вполне хватало слабого, едва ощутимого чувства риска. Достаточно прогулок по Шартр-, Ройял — или Бурбон-стрит. Дурного здесь ждать не приходилось: всегда слишком много туристов и полицейских патрулей.
Она любила этот квартал: запахи жарящейся морской еды, жженого сахара, исходившие из многих здешних ресторанов, горькая острота горчицы, доносившаяся от будок, в которых обосновались торговцы «горячими собаками», еле слышный шелест листвы и аромат цветов, долетавшие из дворов. Наконец, особый запах старинных книг, антиквариата, различных ароматических смесей и снадобий, любовного масла, происходивший из распахнутых дверей множества лавок и лавчонок. И всегда — дуновение реки, которая мерно катила свои воды через холмы мусора и ила на дне. Контрасты были свойственны кварталу: увитые плющом и папоротником балконы с ажурными перилами из кованой стали, где на столах танцевали почти обнаженные мужчины и женщины, роскошные отели, приткнувшиеся к ним маленькие, грязные бары, хранители джаза, старинные обшарпанные стены несохранившегося женского монастыря или собора, а совсем рядом секс-шопы, неоновыми вывесками зазывающие покупателей.
По мнению Анны, Новый Орлеан жил той жизнью, которой мало какие из других городов осмеливались жить. Он чем-то напоминал пожилую женщину, которая провела свою жизнь не так чтобы уж очень умно, но собрав большую коллекцию интересных воспоминаний. И порой эти воспоминания оживали в маскарадных костюмах и сходились все вместе, чтобы развеселить ее. И пусть у нее чуть порвался ажурный узор на платье и сильно сношены башмаки. Она не обращала на все это внимания, принимала радости такими, какими они к ней являлись. Она была такой, какой она была. Люди могли любить ее или бросить, это ничего не меняло.
В этом квартале витал какой-то особый дух бесстыдства, незакомплексованности. Именно поэтому-то здесь так часто и появлялась Анна Галлант.
Во время своей прогулки она прошла мимо дверей из стекла и красного дерева. Это был ресторан «У Леконта». Заведение Данта Ромоли. В прежние свои наезды в этот город ей с Эдисоном случалось здесь обедать. Приятно было вспомнить и увидеть что-то знакомое. Вообще рестораны Нового Орлеана уступали, пожалуй, только парижским по качеству предлагаемых угощений и особого обслуживания, которое кому-то нравилось, но многих шокировало. «У Леконта» было одним из лучших здешних заведений.
Спустя всего несколько минут Анна увидела и самого Данта. Он направлялся к зданию, которое, судя по вывеске, являлось телестудией. Наличие этого здания среди туристских магазинчиков и историко-антикварных коллекций было чем-то невероятным, неправдоподобным. Она гордилась тем, что сразу узнала Данта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112