А ведь он был известен как блюститель порядка, который жестко обращается с нарушителями правил дорожного движения. Элиоту тогда досталось от общественности.
– После этого случая пресса не оставляла меня в покое, – сказал он безразличным тоном. Но по выражению его лица было видно, что былая обида еще не прошла.
– Черт с ними! Ты был пай-мальчиком годы! Ты же не был виноват, правда? Чертовы газеты! Почему эти сволочи не могли просто устроить тебе встряску?
Элиот пожал плечами.
– Наверное, потому что мы с Эви пили. Мы были пьяными, Нат, клянусь, но мы выпили. А ты знаешь, у меня репутация сторонника запрещения спиртных напитков. Поэтому получилось, что я просто лицемер.
– А как вы с Эви поживаете?
Эви была его второй женой.
– Не очень-то хорошо, – признался Элиот. – Ссоримся временами. Я много путешествую.
Мне было жаль, и я сказал ему об этом. Он вновь пожал плечами.
Потом я поинтересовался:
– А что ты делаешь сейчас? Уж раз ты собираешься задавать мне вопросы по поручению Большого жюри, ты, надо думать, вернулся в лоно блюстителей порядка. Так что же это? Финансы, юстиция, или что?
– Ничего особенного, – ответил он с досадной усмешкой.
– Продолжай. Выкладывай.
– Вообще-то, – сказал Элиот, выпрямившись и стараясь выглядеть внушительно, – это хорошая и очень важная работа. Я работаю в Агентстве Федеральной безопасности. А точнее, в отделении охраны здоровья и благосостояния.
– Что это означит?
– Это значит, – сказал он, пожимая плечами, – что я – главный администратор социальной защиты.
– А это что такое?
– Мы занимаемся разрешением социальных проблем, которые неминуемо возникают, когда в обществе появляется избыток рабочей силы или когда в одном месте концентрируется большое количество военных.
– Не пойму, о чем ты говоришь.
Он сжал губы, раздражаясь, а может, смущаясь.
– Я говорю об охране здоровья и морали военных и рабочих оборонной отрасли. О чем ты еще думаешь?
– Мне кажется, ты говоришь о венерических болезнях.
Вздохнув, он рассмеялся.
– Да, именно о венерических болезнях я и говорю.
– Мне кажется, я видел некоторые твои фильмы когда был на службе.
Теперь уже он явно смутился и замахал руками.
– Это лишь небольшая часть всего, Нат. Я осуществляю надзор за деятельностью местных отделений. Мы в первую очередь стараемся помочь местным властям бороться с проституцией, особенно в районах которые находятся неподалеку от военных и морских баз или индустриальных районов. И в городах, где военные и моряки проводят свои отпуска. Вот поэтому они попросили такого старого полицейского, как я, занять руководящее место.
– Понятно.
– Ты можешь сидеть тут и ухмыляться, сколько влезет. Но венерические болезни – это большая проблема: в первой мировой воине солдаты страдали главным образом не от ранений, а от венерических болезней.
– Думаю, ты прав. Если что нужно в этом мире, так это больше убивать и меньше заниматься любовью.
Элиот слабо улыбнулся.
– Только ты можешь к этому так относиться, Нат. Я считаю, что это – важная работа.
– Не надо меня обманывать, Элиот. Я знаю, что, когда идет дождь, надо надевать галоши.
– А ты не сильно изменился.
– Ты тоже. Ты все еще с этими чертовыми неприкасаемыми.
Элиот рассмеялся, я тоже. Это было замечательное мгновение. Но когда оно пролетело, в комнате наступила тишина, довольно неприятная. За окном прогремел поезд, и напряжение спало.
– Ты знаешь, почему я здесь, – вдруг сказал он.
– Да. Я лишь не знаю, почему главного специалиста по венерическим болезням из ФБР попросили выполнить работу для обвинителя Большого жюри.
– Я все еще агент ФБР, поэтому я в городе. Вместе с ФБР мы устраиваем совместный семинар в одном из банковских зданий. Мы созвали конов из всего города и из пригородов.
Держу пари, я знаю, в каком конференц-зале они собирались, – недалеко от штаб-квартиры ФБР. Окна большой комнаты выходили на Рукери. Из этих окон такие агенты, как Пурвис и Сэм Паули, вывешивали подозреваемых за ноги, пока те не начинали говорить. По крайней мере, один подозреваемый упал вниз. Газеты подняли шум. Шумно было и на асфальте, когда он грохнулся
А теперь Элиота использовали для того, чтобы он обучал копов бороться с проститутками. Ну не чудная ли вещь – наши законники?
– Дай-ка подумать, – промолвил я. – Район сталелитейных заводов на востоке должен быть раем для проституток.
Он кивнул:
– А другая ключевая зона – пульмановский завод, к западу от того места.
А еще была пульмановская авиационная промышленность, которая существовала чуть ли не вечность. А рядом был локомотивный завод. Еще перед тем как я стал служить, ходили слухи, что там изготавливают танки.
Элиот встал и налил себе большую чашку холодной воды из крана в ванной.
– Копы в этих промышленных районах никогда не сталкивались с таким размахом проституции, как сейчас: это просто эпидемия. Мы помогаем им.
– Ты и ФБР.
– Да.
Снова усевшись, он попивал воду.
– Так значит, они попросили тебя помочь им и для этого поговорить с несговорчивым парнем по фамилии Геллер, и ты согласился – «пожалуйста», «конечно», сказал ты.
– Ты обиделся, Нат?
Я покачал головой.
– Я бы никогда не смог обидеться на тебя, Элиот. Во всяком случае, сильно. Но вот уже десять лет ты пытаешься сделать из меня примерного гражданина. Ты не хочешь бросить это занятие?
– О чем ты говоришь? Я слышал, как ты говорил правду, давал свидетельские показания. Слышал своими ушами. Видел своими глазами.
– Кого еще ты собираешься использовать?
– Но ведь ты тоже это делал! Ты сказал правду.
– Однажды. От этого я не стал святым.
– Нат, ты не на стороне Нитти. И никогда не был.
– Так и есть. Я на своей собственной стороне.
– На той, которая наиболее безопасна для тебя ты хочешь сказать.
– Или наиболее выгодна. Элиот поставил чашку на стол.
– Компания подмяла под себя все профсоюзы в этом городе. Ты можешь спокойно думать о твоем отце, о том, что он сделал для профсоюзов, и бесстрастно наблюдать за происходящим?
Я мягко указал ему:
– Элиот, ты – мой друг, но, приплетая сюда моего старика, перегибаешь палку. А если ты считаешь, что я один могу уничтожить коррупцию в профсоюзах, которая существует годы, десятилетия, то ты еще хуже этих ребят в сумасшедшем доме, с которыми я имел дело.
– Ты же знаешь, что расследование касается ИАТСЕ и взяточничества в кинобизнесе.
– И что из этого?
– Это значит, что ты помогал Пеглеру в его собственном расследовании.
– Между прочим, ты втянул меня в историю, сообщив мое имя ребятам из ФБР. Я не хотел благодарить тебя за это.
– Кажется, нет.
– Именно поэтому мне временами хочется тебе ребра пересчитать.
Элиот не обратил внимания на мои слова и продолжал гнуть свою линию:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– После этого случая пресса не оставляла меня в покое, – сказал он безразличным тоном. Но по выражению его лица было видно, что былая обида еще не прошла.
– Черт с ними! Ты был пай-мальчиком годы! Ты же не был виноват, правда? Чертовы газеты! Почему эти сволочи не могли просто устроить тебе встряску?
Элиот пожал плечами.
– Наверное, потому что мы с Эви пили. Мы были пьяными, Нат, клянусь, но мы выпили. А ты знаешь, у меня репутация сторонника запрещения спиртных напитков. Поэтому получилось, что я просто лицемер.
– А как вы с Эви поживаете?
Эви была его второй женой.
– Не очень-то хорошо, – признался Элиот. – Ссоримся временами. Я много путешествую.
Мне было жаль, и я сказал ему об этом. Он вновь пожал плечами.
Потом я поинтересовался:
– А что ты делаешь сейчас? Уж раз ты собираешься задавать мне вопросы по поручению Большого жюри, ты, надо думать, вернулся в лоно блюстителей порядка. Так что же это? Финансы, юстиция, или что?
– Ничего особенного, – ответил он с досадной усмешкой.
– Продолжай. Выкладывай.
– Вообще-то, – сказал Элиот, выпрямившись и стараясь выглядеть внушительно, – это хорошая и очень важная работа. Я работаю в Агентстве Федеральной безопасности. А точнее, в отделении охраны здоровья и благосостояния.
– Что это означит?
– Это значит, – сказал он, пожимая плечами, – что я – главный администратор социальной защиты.
– А это что такое?
– Мы занимаемся разрешением социальных проблем, которые неминуемо возникают, когда в обществе появляется избыток рабочей силы или когда в одном месте концентрируется большое количество военных.
– Не пойму, о чем ты говоришь.
Он сжал губы, раздражаясь, а может, смущаясь.
– Я говорю об охране здоровья и морали военных и рабочих оборонной отрасли. О чем ты еще думаешь?
– Мне кажется, ты говоришь о венерических болезнях.
Вздохнув, он рассмеялся.
– Да, именно о венерических болезнях я и говорю.
– Мне кажется, я видел некоторые твои фильмы когда был на службе.
Теперь уже он явно смутился и замахал руками.
– Это лишь небольшая часть всего, Нат. Я осуществляю надзор за деятельностью местных отделений. Мы в первую очередь стараемся помочь местным властям бороться с проституцией, особенно в районах которые находятся неподалеку от военных и морских баз или индустриальных районов. И в городах, где военные и моряки проводят свои отпуска. Вот поэтому они попросили такого старого полицейского, как я, занять руководящее место.
– Понятно.
– Ты можешь сидеть тут и ухмыляться, сколько влезет. Но венерические болезни – это большая проблема: в первой мировой воине солдаты страдали главным образом не от ранений, а от венерических болезней.
– Думаю, ты прав. Если что нужно в этом мире, так это больше убивать и меньше заниматься любовью.
Элиот слабо улыбнулся.
– Только ты можешь к этому так относиться, Нат. Я считаю, что это – важная работа.
– Не надо меня обманывать, Элиот. Я знаю, что, когда идет дождь, надо надевать галоши.
– А ты не сильно изменился.
– Ты тоже. Ты все еще с этими чертовыми неприкасаемыми.
Элиот рассмеялся, я тоже. Это было замечательное мгновение. Но когда оно пролетело, в комнате наступила тишина, довольно неприятная. За окном прогремел поезд, и напряжение спало.
– Ты знаешь, почему я здесь, – вдруг сказал он.
– Да. Я лишь не знаю, почему главного специалиста по венерическим болезням из ФБР попросили выполнить работу для обвинителя Большого жюри.
– Я все еще агент ФБР, поэтому я в городе. Вместе с ФБР мы устраиваем совместный семинар в одном из банковских зданий. Мы созвали конов из всего города и из пригородов.
Держу пари, я знаю, в каком конференц-зале они собирались, – недалеко от штаб-квартиры ФБР. Окна большой комнаты выходили на Рукери. Из этих окон такие агенты, как Пурвис и Сэм Паули, вывешивали подозреваемых за ноги, пока те не начинали говорить. По крайней мере, один подозреваемый упал вниз. Газеты подняли шум. Шумно было и на асфальте, когда он грохнулся
А теперь Элиота использовали для того, чтобы он обучал копов бороться с проститутками. Ну не чудная ли вещь – наши законники?
– Дай-ка подумать, – промолвил я. – Район сталелитейных заводов на востоке должен быть раем для проституток.
Он кивнул:
– А другая ключевая зона – пульмановский завод, к западу от того места.
А еще была пульмановская авиационная промышленность, которая существовала чуть ли не вечность. А рядом был локомотивный завод. Еще перед тем как я стал служить, ходили слухи, что там изготавливают танки.
Элиот встал и налил себе большую чашку холодной воды из крана в ванной.
– Копы в этих промышленных районах никогда не сталкивались с таким размахом проституции, как сейчас: это просто эпидемия. Мы помогаем им.
– Ты и ФБР.
– Да.
Снова усевшись, он попивал воду.
– Так значит, они попросили тебя помочь им и для этого поговорить с несговорчивым парнем по фамилии Геллер, и ты согласился – «пожалуйста», «конечно», сказал ты.
– Ты обиделся, Нат?
Я покачал головой.
– Я бы никогда не смог обидеться на тебя, Элиот. Во всяком случае, сильно. Но вот уже десять лет ты пытаешься сделать из меня примерного гражданина. Ты не хочешь бросить это занятие?
– О чем ты говоришь? Я слышал, как ты говорил правду, давал свидетельские показания. Слышал своими ушами. Видел своими глазами.
– Кого еще ты собираешься использовать?
– Но ведь ты тоже это делал! Ты сказал правду.
– Однажды. От этого я не стал святым.
– Нат, ты не на стороне Нитти. И никогда не был.
– Так и есть. Я на своей собственной стороне.
– На той, которая наиболее безопасна для тебя ты хочешь сказать.
– Или наиболее выгодна. Элиот поставил чашку на стол.
– Компания подмяла под себя все профсоюзы в этом городе. Ты можешь спокойно думать о твоем отце, о том, что он сделал для профсоюзов, и бесстрастно наблюдать за происходящим?
Я мягко указал ему:
– Элиот, ты – мой друг, но, приплетая сюда моего старика, перегибаешь палку. А если ты считаешь, что я один могу уничтожить коррупцию в профсоюзах, которая существует годы, десятилетия, то ты еще хуже этих ребят в сумасшедшем доме, с которыми я имел дело.
– Ты же знаешь, что расследование касается ИАТСЕ и взяточничества в кинобизнесе.
– И что из этого?
– Это значит, что ты помогал Пеглеру в его собственном расследовании.
– Между прочим, ты втянул меня в историю, сообщив мое имя ребятам из ФБР. Я не хотел благодарить тебя за это.
– Кажется, нет.
– Именно поэтому мне временами хочется тебе ребра пересчитать.
Элиот не обратил внимания на мои слова и продолжал гнуть свою линию:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90