7
Этим же вечером, чуть позже девяти часов, одетый во взятый напрокат смокинг, который Монтгомери прислал мне, я вышел из «Рузвельт-отеля». Дул тихий ветерок, пахнущий океаном. Я взял такси.
– Шестьдесят шесть, десять, бульвар Заходящего солнца, – сказал я шоферу, и мы поехали по ночному городу, освещаемому неоновыми огнями, отчего было светло как днем.
Монтгомери взял на себя расходы на этот вечер, который, при удачном стечении обстоятельств, мог стать рабочим. Он хотел, чтобы я посетил «Трокадеро» – одно из самых шикарных мест в Голливудде, потому что Биофф, Браун и Дин частенько собирались там. «Трок» принадлежал, как это всем было известно, Уильяму – Билли Уилкерсону. Это он превратил улицу Стрип в то, чем она сейчас была – кричащую, дорогую ловушку для туристов и «звезд», и будущих «звезд», которые искали себе рекламу, потому что «Трокадеро» и «Вандом» (сам Уилкерсон обычно завтракал в «Троке») всегда были под прицелом охочих до жареных фактов репортеров. К тому же Уилкерсон также был редактором и издателем «Дейли репортер». А так как он всегда хотел оставаться в хороших отношениях с Биоффом и Брауном, то никакой негативной информации, касающейся профсоюза работников сцены и нашей Несвятой Троицы, которая прибрала к рукам этот профсоюз, в печать не просачивалось.
– Надо Бога благодарить за Артура Унгера, – сказал мне Монтгомери.
– Вы имеете в виду того парня, который привлек внимание Пеглера к проделкам Биоффа? – спросил я, вспомнив, что фельетонист упоминал имя редактора «Вэрайети». – Но почему такой крупный газетчик, как Уилкерсон, боится Биоффа и его дружков?
– Потому что во власти Биоффа и Брауна вывести всех работников его кафе на забастовку. Единственный раз Билли позволил себе слегка наехать на Биоффа; это когда он назвал маленького сводника «Таким типом человека, которым ИАТСЕ не может гордиться». – Монтгомери задумчиво помолчал. – Но ветер уже может дуть в другую сторону, – продолжил он. – Как раз вчера в «Репортере» был напечатан материал, критикующий, впрочем, довольно мягко, методы ИАТСЕ. Я удивлен, что это напечатали.
Я противился даже мысли о том, что в Голливуде у меня будут какие-то контакты с Биоффом, Брауном или Дином, но Монтгомери убедил меня, что это даже безопаснее для меня.
– Не стоит скрывать того, что вы приехали в Калифорнию, и не надо бояться, что кто-то начнет доискиваться до причины вашего приезда. Надо придумать историю-прикрытие, легенду о вашем здесь пребывании. Тогда вы сколько угодно сможете встречаться с этими джентльменами из профсоюза работников сцены, а возможно, они пригласят чикагского парня посидеть за их столом. И уж в этом случае разболтают побольше, чем просто расскажут историю о том, как Браун пролил бутылку импортного пива.
– Биофф знает, как я его ненавижу, – сказал я, покачав головой. – Брауна я едва знаю. С Дином у меня были кое-какие контакты, и мы с ним чуть ли не приятели. Черт, я встречался с его девушкой Эстелл до того, как она стала его девушкой, вот и все. Надо признать, мне было бы неплохо улучшить отношения с Биоффом, если уж я собираюсь вертеться вокруг них, но как бы вы все ни рассчитали, я не буду надеяться на то, что они уступят нам дорогу.
– Посмотрим. Во всяком случае, вы получите возможность узнать, как роскошествуют эти люди. Я упоминал двухпроцентный налог на доходы, которым они обложили всех членов профсоюза?
– Нет...
– С тридцать шестого года у всех работников своего профсоюза они вычитают два процента заработка. Только с этого они получают миллион долларов в год.
– Господи! Вот это масштабы!
– Да-а. А если они запустят свои руки в ГКА, то соберут еще более богатый урожай. Проверьте «Трокадеро». Вы увидите, как профсоюзные лидеры международной ассоциации растрачивают с трудом заработанные простыми работниками деньги, ушедшие на уплату членских взносов.
* * *
«Трок» был длинным, несуразным зданием белого цвета в колониальном стиле с красной черепичной крышей. Средняя часть дома была самой большой, по бокам примостились одинаковые пристройки поменьше. Венчал все сооружение совершенно неуместный флюгер. Перед домом был натянут полосатый навес, а прямо над ним красовалась неоновая надпись «Кафе Трокадеро», причем казалось, что приделали ее наспех. Пониже светилась еще одна вывеска – «Музыка Фила Омана», – но буквы были уже поменьше. Перед зданием рядком стояли кадки с цветами – как шеренга карликов на Всемирной выставке. Эта мешанина архитектурных стилей и нелепые украшения, впрочем, не говорили ничего особенного о заведении. Вы могли миновать этот дом, как большинство сооружений здесь, даже не обратив на него внимания. Голливудская привычка хвастаться и выставлять все напоказ напоминала обычай здешних жителей раскрашивать стены домов в разные цвета.
Цветной швейцар в белом форменном двубортном кителе из полотна, с золотыми побрякушками на плечах, пропустил меня внутрь. В Чикаго я бы не обратил на такого парня внимания, но я был в Голливуде, поэтому, не смущаясь, дал ему десятицентовую монету на что он сквозь зубы проговорил мне: «Спасибо, сэр». Может, открывание дверей стоило здесь дороже? В темном помещении в парижском стиле я улыбнулся девушке из гардероба. Уж лучше бы ей дал десять центов. У нее были короткие темные волосы и очаровательная улыбка. К сожалению, у меня не было шляпы, чтобы сдать ее в гардероб, поэтому я остановился у бархатной веревки. Распорядитель спросил, заказано ли у меня место, на что я ответил, что заказано, если только Роберт Монтгомери, который пообещал мне все организовать, не забыл это сделать.
Конечно, это ни на кого не произвело впечатления, и на меня в том числе. Но столик был заказан, хотя его надо было подождать минут пятнадцать, поэтому я спустился вниз по лестнице, которая вела в бар. Был вечер четверга, но народу было хоть отбавляй. Постоянные клиенты толпились у стойки бара. Поскольку я был один, то я быстро нашел место, где можно было постоять и заказать стаканчик рома и жареной кукурузы. Французское убранство здесь уступило место американскому колониальному: кругом красно-черная шотландка, медная утварь. В Чикаго все было по-другому. Здесь не видно было кинозвезд, лишь некто, кто мог быть Цезарем Ромеро, попивал в углу коктейль с маленькой «звездочкой», вот и все.
Но вот меня пригласили наверх. Большинство из посетителей были в вечерних туалетах. На мужчинах, в основном, были смокинги, иногда белые пиджаки, на женщинах – изящные платья с черными блестками, платья из серебряной парчи, бархата, с перьями, из шелка, украшенного мехом. Лишь в какой-нибудь колонии нудистов вы могли увидеть больше обнаженного женского тела, чем здесь. Жаловаться мне было не на что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90