Я бы так не смогла.
– Куда вы направляетесь?
– Собираюсь поехать к сестре в Гревенхейг. Как вы думаете, это не опасно?
– Думаю, что нет, если вы не заходили к Питу в комнату.
– Нет, не заходила.
– Если полиция будет вас расспрашивать, вы им расскажете про О'Кифи? – спросил Дарелл. – Ему нужно время, чтобы сделать все, что положено.
– Понимаю. Я могу исчезнуть на денек.
Дарелл кивнул.
– Этого будет вполне достаточно.
– Я должна бы вас ненавидеть, – прошептала она. – И все же... и все же... – Она удивленно взглянула на него. – Ведь завтра с вами может случиться то же, что и с Питом, но вы продолжаете...
– Ничего больше не остается, – сказал Дарелл.
Когда женщина ушла, он обошел кругом дом с закрытыми жалюзи и в аллее обнаружил небольшую красную «каравеллу», на которой Пит ездил во Фрисландию. Ключами, найденными в комнате Пита, завел мотор и поехал к себе в отель. Минут двадцать он тщательно изучал карту, которую забрал из комнаты Пита, но это ничего не дало. Насколько можно было судить без помощи микроскопа, на ней не было никаких отметок.
Он проспал около четырех часов, на рассвете выписался из отеля и выехал из Амстердама на север. В эти прохладные утренние часы местность была унылой и туманной. Только время от времени ее однообразие нарушалось редкими ветряными мельницами, или длинными прямыми линиями морских дамб, или рядами деревьев, окаймлявших каналы. Он миновал Волендам, где жители специально для туристов ходили в старинных крестьянских костюмах; но в этот час никаких туристов видно не было.
В шесть утра он остановился, чтобы съесть голландский завтрак, состоявший из поджаренных горячих булочек, масла, сыра и яичницы с ветчиной, и запить все это дымящимся кофе. К собственному удивлению Дарелл обнаружил, что проголодался. Когда он вернулся к красной «каравелле», солнце уже стало пробиваться сквозь утренний туман.
Он выехал на широкую прямую дорогу, которая шла по вершине большой дамбы, пересекавшей Эйселмер, и на протяжении восемнадцати миль по обе стороны от него было только море. Залитые солнцем окрестности сверкали безупречной чистотой; земля вокруг была плоской и зеленой, украшением ей служили голубые озера и обсаженные буками берега каналов и обочины дорог. Белые паруса ветряных мельниц, непрестанно качавших воду, сверкали в лучах утреннего солнца. Маленький автомобиль быстро бежал по дороге, управление оказалось очень простым. Время от времени покрытие широкого шоссе сменялось с кирпичного на бетонное, затем снова становилось кирпичным.
Он проехал множество аккуратных маленьких деревушек, которые, казалось, так и просились на полотна Гоббема. Это была страна Кюйпа, Питера де Хука и Терборха, широко представленная во всех музеях мира. Небольшая страна, которую легко можно было пересечь за несколько часов. До Амшеллига он добрался уже к девяти часам утра.
В отеле «Гундерхоф» для него был заказан номер. Большой, довольно беспорядочно выстроенный деревянный отель, предназначенный для семейного отдыха, был заполнен отдыхающими до отказа. Регистрируясь у стойки, он прислушивался к голосам, доносившимся из ресторана, и в этой мешанине голландского, французского, итальянского и английского языков не смог уловить ни малейших признаков паники или намека на какие-то слухи. Клерк, взглянувший на подпись Дарелла, кивнул, колокольчиком вызвал посыльного, и Дарелла проводили на третий этаж.
Окно его номера выходило на Северное море. За изогнутой белой линией берега и голубым морем видны были низкие песчаные контуры Тершеллинга и Ширмонингкуга, ближайших из Фризских островов, расположенных в Ваддензее. Воздух был чистым и бодрящим, пахло солью и приливом. Берег перед отелем кишел купающимися. На теннисных кортах решительно настроенные голландские парочки уже потели под утренним солнцем. А вездесущие велосипедисты деловито возились у стойки, выбирая себе машины, чтобы помчаться по мощеной кирпичом дороге на гребне дамбы.
К югу располагалась деревушка Амшеллиг, выглядевшая в утреннем солнечном свете весело и аккуратно. Рыбацкие лодки были причалены в гавани; казалось, что их грубые крутые форштевни не менялись столетиями. У городской пристани покачивалось множество яхт, шлюпок и катеров. Несколько парусов уже сверкало в море, кренясь под ветром, дувшим с побережья.
Дарелл заказал кофе и булочки, закурил сигарету и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Ему было сказано, что здесь он должен встретиться с таинственными людьми, которые шантажируют все человечество. Но его снедало нетерпение. Он понимал, что ожидание – часть его работы, но оно никогда не давалось легко. Лишь в редких случаях Сэм соглашался уступить инициативу другой стороне, но сейчас выбора у него не было.
Конверт с документами швейцарского банка, который ему передал инспектор Флаас, нетрудно было спрятать за стоявшим в номере ореховым платяным шкафом. С помощью нескольких полосок клейкой ленты он прикрепил конверт к задней стенке. Свои собственные временные документы вместе с паспортом, из которого следовало, что он адвокат, хотя очень много времени прошло с тех пор, как он последний раз занимался юридической практикой, Дарелл положил в бумажник.
Когда девушка в крестьянском платье, румяная как яблочко, принесла кофе, он выпил две чашки и закурил, размышляя над тем, что уже второй раз он ждет, не зная, что вдруг может произойти. Легкая тошнота и общее недомогание смахивали на простуду. Дарелл проверил свой пульс и обнаружил, что тот стал чаще и слабее, чем обычно. Очень может быть, – мрачно подумал он, – что через несколько часов я последую в могилу вслед за Питом ван Хорном.
Он ждал.
К десяти часам море было усыпано парусами, теннисные корты звенели от возбужденных голосов и топота ног неутомимых голландцев, велосипедисты давно уже скрылись из виду за поворотом дороги на дамбе, а солнце жарко грело берег и безмятежное море. Дарелл устроился в кресле возле окна и закрыл глаза. Голова у него болела. Это могло быть из-за того, что он не выспался, или от ударов, которые ему достались от людей таинственной белокурой Кассандры. Все могло быть. Он надеялся, что причиной боли были только побои и старался уговорить себя не думать о худшем.
Но не думать об этом он не мог.
Он торопил время, которое словно растягивалось до бесконечности, в то же время мчась стремительным потоком.
В одиннадцать часов он допил кофе, выкурил последнюю сигарету и ощутил, что весь покрылся холодным противным потом, что было совершенно необычно для него. Он чувствовал себя вялым и полусонным. Солнце и голоса отдыхающих, разносившиеся по большому деревянному отелю, яркое море и небо оказывали гипнотическое воздействие, которому он не мог противостоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Куда вы направляетесь?
– Собираюсь поехать к сестре в Гревенхейг. Как вы думаете, это не опасно?
– Думаю, что нет, если вы не заходили к Питу в комнату.
– Нет, не заходила.
– Если полиция будет вас расспрашивать, вы им расскажете про О'Кифи? – спросил Дарелл. – Ему нужно время, чтобы сделать все, что положено.
– Понимаю. Я могу исчезнуть на денек.
Дарелл кивнул.
– Этого будет вполне достаточно.
– Я должна бы вас ненавидеть, – прошептала она. – И все же... и все же... – Она удивленно взглянула на него. – Ведь завтра с вами может случиться то же, что и с Питом, но вы продолжаете...
– Ничего больше не остается, – сказал Дарелл.
Когда женщина ушла, он обошел кругом дом с закрытыми жалюзи и в аллее обнаружил небольшую красную «каравеллу», на которой Пит ездил во Фрисландию. Ключами, найденными в комнате Пита, завел мотор и поехал к себе в отель. Минут двадцать он тщательно изучал карту, которую забрал из комнаты Пита, но это ничего не дало. Насколько можно было судить без помощи микроскопа, на ней не было никаких отметок.
Он проспал около четырех часов, на рассвете выписался из отеля и выехал из Амстердама на север. В эти прохладные утренние часы местность была унылой и туманной. Только время от времени ее однообразие нарушалось редкими ветряными мельницами, или длинными прямыми линиями морских дамб, или рядами деревьев, окаймлявших каналы. Он миновал Волендам, где жители специально для туристов ходили в старинных крестьянских костюмах; но в этот час никаких туристов видно не было.
В шесть утра он остановился, чтобы съесть голландский завтрак, состоявший из поджаренных горячих булочек, масла, сыра и яичницы с ветчиной, и запить все это дымящимся кофе. К собственному удивлению Дарелл обнаружил, что проголодался. Когда он вернулся к красной «каравелле», солнце уже стало пробиваться сквозь утренний туман.
Он выехал на широкую прямую дорогу, которая шла по вершине большой дамбы, пересекавшей Эйселмер, и на протяжении восемнадцати миль по обе стороны от него было только море. Залитые солнцем окрестности сверкали безупречной чистотой; земля вокруг была плоской и зеленой, украшением ей служили голубые озера и обсаженные буками берега каналов и обочины дорог. Белые паруса ветряных мельниц, непрестанно качавших воду, сверкали в лучах утреннего солнца. Маленький автомобиль быстро бежал по дороге, управление оказалось очень простым. Время от времени покрытие широкого шоссе сменялось с кирпичного на бетонное, затем снова становилось кирпичным.
Он проехал множество аккуратных маленьких деревушек, которые, казалось, так и просились на полотна Гоббема. Это была страна Кюйпа, Питера де Хука и Терборха, широко представленная во всех музеях мира. Небольшая страна, которую легко можно было пересечь за несколько часов. До Амшеллига он добрался уже к девяти часам утра.
В отеле «Гундерхоф» для него был заказан номер. Большой, довольно беспорядочно выстроенный деревянный отель, предназначенный для семейного отдыха, был заполнен отдыхающими до отказа. Регистрируясь у стойки, он прислушивался к голосам, доносившимся из ресторана, и в этой мешанине голландского, французского, итальянского и английского языков не смог уловить ни малейших признаков паники или намека на какие-то слухи. Клерк, взглянувший на подпись Дарелла, кивнул, колокольчиком вызвал посыльного, и Дарелла проводили на третий этаж.
Окно его номера выходило на Северное море. За изогнутой белой линией берега и голубым морем видны были низкие песчаные контуры Тершеллинга и Ширмонингкуга, ближайших из Фризских островов, расположенных в Ваддензее. Воздух был чистым и бодрящим, пахло солью и приливом. Берег перед отелем кишел купающимися. На теннисных кортах решительно настроенные голландские парочки уже потели под утренним солнцем. А вездесущие велосипедисты деловито возились у стойки, выбирая себе машины, чтобы помчаться по мощеной кирпичом дороге на гребне дамбы.
К югу располагалась деревушка Амшеллиг, выглядевшая в утреннем солнечном свете весело и аккуратно. Рыбацкие лодки были причалены в гавани; казалось, что их грубые крутые форштевни не менялись столетиями. У городской пристани покачивалось множество яхт, шлюпок и катеров. Несколько парусов уже сверкало в море, кренясь под ветром, дувшим с побережья.
Дарелл заказал кофе и булочки, закурил сигарету и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Ему было сказано, что здесь он должен встретиться с таинственными людьми, которые шантажируют все человечество. Но его снедало нетерпение. Он понимал, что ожидание – часть его работы, но оно никогда не давалось легко. Лишь в редких случаях Сэм соглашался уступить инициативу другой стороне, но сейчас выбора у него не было.
Конверт с документами швейцарского банка, который ему передал инспектор Флаас, нетрудно было спрятать за стоявшим в номере ореховым платяным шкафом. С помощью нескольких полосок клейкой ленты он прикрепил конверт к задней стенке. Свои собственные временные документы вместе с паспортом, из которого следовало, что он адвокат, хотя очень много времени прошло с тех пор, как он последний раз занимался юридической практикой, Дарелл положил в бумажник.
Когда девушка в крестьянском платье, румяная как яблочко, принесла кофе, он выпил две чашки и закурил, размышляя над тем, что уже второй раз он ждет, не зная, что вдруг может произойти. Легкая тошнота и общее недомогание смахивали на простуду. Дарелл проверил свой пульс и обнаружил, что тот стал чаще и слабее, чем обычно. Очень может быть, – мрачно подумал он, – что через несколько часов я последую в могилу вслед за Питом ван Хорном.
Он ждал.
К десяти часам море было усыпано парусами, теннисные корты звенели от возбужденных голосов и топота ног неутомимых голландцев, велосипедисты давно уже скрылись из виду за поворотом дороги на дамбе, а солнце жарко грело берег и безмятежное море. Дарелл устроился в кресле возле окна и закрыл глаза. Голова у него болела. Это могло быть из-за того, что он не выспался, или от ударов, которые ему достались от людей таинственной белокурой Кассандры. Все могло быть. Он надеялся, что причиной боли были только побои и старался уговорить себя не думать о худшем.
Но не думать об этом он не мог.
Он торопил время, которое словно растягивалось до бесконечности, в то же время мчась стремительным потоком.
В одиннадцать часов он допил кофе, выкурил последнюю сигарету и ощутил, что весь покрылся холодным противным потом, что было совершенно необычно для него. Он чувствовал себя вялым и полусонным. Солнце и голоса отдыхающих, разносившиеся по большому деревянному отелю, яркое море и небо оказывали гипнотическое воздействие, которому он не мог противостоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53