Она ненавидела зло всей душой, но при этом ни капли не обольщалась насчет своих собственных возможностей. Она никому не могла довериться, она даже не могла произнести вслух свое настоящее имя, ибо его присвоили чужие, а она сама назвалась измененным именем брата. Она была слаба, беззащитна и вдобавок успела натворить множество поступков, о которых охотно предпочла бы забыть, — например, великодушно пощадила того крестоносца, хотя все, кого она знала, единодушно сходились во мнении, что он был мерзавцем, какого свет не видел. (Ну, может, и видел, но не слишком много.)
И все-таки, когда Мадленка попыталась себе представить, сумела бы она добить его, если бы знала побольше о его прошлом, она вынуждена была признать, что нет, не смогла бы. Во-первых, у него были такие потрясающие синие глаза, а во-вторых… Тут Мадленка сама разозлилась на себя, поняв, какой чепухой полна ее голова.
«Ах, если бы тут был мой дедушка! — думала она с отчаянием. — Уж он-то наверняка бы сразу догадался что к чему, а я — я не могу, нет, не могу! У меня до сих пор перед глазами стоит бедный Михал и эта проклятая рысь. У-у, сатанинское животное! (Мадленка злобно дернула за узду, и конь недовольно мотнул головой.) И я даже не могу его оплакать, потому что не знаю, кто мои враги».
Врагом и в самом деле мог оказаться кто угодно. То и дело Мадленка косилась на Августа, размышляя, можно ли ему верить. Она помнила, как он был потрясен, увидев останки своей крестной матери, но это ничего не значило — ведь лже-Мадленка изображала потрясение ничуть не хуже. А что если он в лицедействе не уступает ей?
«Интересно, откуда она могла взяться? — мучительно размышляла Мадленка. — При дворе князя ее никто не знает, иначе она бы не могла так свободно изображать меня. Значит, она не из здешних мест. Но откуда? Откуда же?»
И взорам Мадленки представился огромный, необъятный мир, кишевший ее врагами, и в каждом уголке затаился возможный убийца.
«Ясно одно — им во что бы то ни стало надо убедить князя Доминика, что это дело рук крестоносцев, иначе им самим несдобровать. Только вот стрелы они используют особенные, а раз так — надо познакомиться с этим Даниилом из Галича».
Покамест из числа подозреваемых можно было исключить самого князя Доминика, ибо становилось очевидно, что он сам был обманут. Кроме того, свою роль сыграло другое, весьма существенное соображение: как-то не верилось, чтобы такой красавец, богач и вообще один из первых вельмож королевства занимался столь гнусными делами.
Мадленка закусила губу. Соображения соображениями, да и князь, спору нет, красавец хоть куда, только вот те люди, что напали на них десятого мая, были очень уж хорошо организованы. Дружина у князя Диковского отменная, а раз так, пренебрегать им ни в коем случае нельзя.
Но самое главное — мотив и подоплека этого странного и страшного дела — по-прежнему скрывались в густейшем тумане, а ведь еще дедушка Мадленки говорил: «Ничего, рыжее мое солнышко, на свете не бывает просто так».
«Завещание! — озарило Мадленку. — Деньги, богатства! Настоятельница наверняка была далеко не бедной женщиной. Что если она отписала все состояние крестнику Августу? Или князю, с чьей матерью была так дружна?»
Определенно, тут есть над чем подумать, заключила Мадленка и немного приободрилась.
«В самом деле, зачем им какие-то жалкие платья и серебро, — рассуждала девушка, — когда они знают, что получат все?»
Но кто были эти они, оставалось загадкой. Мадленке до ужаса не хотелось, чтобы за всем этим стоял князь Доминик, который ей нравился. С другой стороны, его племянник Август тоже хороший парень, и лично против него Мадленка ничего не имела. В сущности, все, кого Мадленка видела при дворе князя Диковского, оказались вполне приличными людьми, за исключением поганой литвинки с ее ручным зверем. Но литвинка не могла организовать военный отряд и командовать нападением, вот в чем дело.
И все же Мадленка нутром чуяла, что где-то среди этих приличных людей затаился ее недруг, тот, кто глумился над Михалом, кто подослал самозванку и приказал разрыть захоронение. Более того: раз она едва не разрушила его замыслы, он наверняка догадывается, что где-то, в какой-то части своего хитроумного плана допустил просчет. Наверняка он, этот неведомый и коварный враг, уже ищет ее, чтобы заставить замолчать.
По спине Мадленки забегали мурашки. Она поежилась. Петр из Познани оглянулся на нее, и ей показалось, что у него странный взгляд. Князь Август в молчании ехал немного впереди, и это тоже было странно. Князь Доминик беседовал с ксендзом Домбровским, едва державшимся в седле. По лицу градом катился пот, и он утирал его дрожащей рукой.
Да, но если она не знает, кто ее враги, то и они тоже, скорее всего, не знают, кто она. Переодевание ее спасло. Бог хранит ее и будет хранить и впредь, потому что ее дело — правое, а бог не может быть на стороне неправого. Так, во всяком случае, ее учили.
Мадленка осмотрелась по сторонам и поняла, что они приближаются к тому месту, где остались лежать мертвые рыцари и где она разговаривала с Боэмундом фон Мейссеном. Дорога огибала купу деревьев. Вот передние всадники выехали на прямую, и скоро,
скоро…
— Стой! — взревел Петр из Познани. — Стой! К оружию!
— К оружию! — вторили ему десятки голосов. Ибо глазам всех присутствующих предстал не десяток тел, над которым кружило жадное до падали воронье и прочие нечистые птицы, а хорошо вооруженный и готовый к бою отряд крестоносцев в белых плащах с черными крестами. В стороне стояли две или три повозки, на которые кнехты бережно переносили павших рыцарей, а два священника ордена читали заупокойные молитвы. Таким образом, князь Диковский, явившийся сюда с самыми лучшими побуждениями, натолкнулся на своих исконных врагов, которые мало того что опередили его, но и не побоялись нарушить мир и ступить на его земли, чтобы только забрать тела своих товарищей.
Появление поляков не прошло незамеченным. Первым их увидел оруженосец одного из рыцарей и пронзительно засвистел. Вслед за тем человек в сером плаще, стоявший между двух священников с непокрытой головой, отбежал к своей лошади и без посторонней помощи вскочил в седло, даром что был в полном вооружении.
Хриплым голосом он выкрикнул короткие команды, которые его товарищи выполнили с удивительной быстротой и четкостью: всадники выстроились в неровное каре, оставив в середине повозки с телами, невооруженных священников и слуг. Рыцари опустили забрала шлемов и, готовые ко всему, выставили копья. Положение становилось, прямо скажем, довольно-таки угрожающим.
Пока крестоносцы построились для обороны, но их явно было больше, чем поляков, и кто знает, чем могла бы обернуться их схватка, если бы разъяренные рыцари перешли в наступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
И все-таки, когда Мадленка попыталась себе представить, сумела бы она добить его, если бы знала побольше о его прошлом, она вынуждена была признать, что нет, не смогла бы. Во-первых, у него были такие потрясающие синие глаза, а во-вторых… Тут Мадленка сама разозлилась на себя, поняв, какой чепухой полна ее голова.
«Ах, если бы тут был мой дедушка! — думала она с отчаянием. — Уж он-то наверняка бы сразу догадался что к чему, а я — я не могу, нет, не могу! У меня до сих пор перед глазами стоит бедный Михал и эта проклятая рысь. У-у, сатанинское животное! (Мадленка злобно дернула за узду, и конь недовольно мотнул головой.) И я даже не могу его оплакать, потому что не знаю, кто мои враги».
Врагом и в самом деле мог оказаться кто угодно. То и дело Мадленка косилась на Августа, размышляя, можно ли ему верить. Она помнила, как он был потрясен, увидев останки своей крестной матери, но это ничего не значило — ведь лже-Мадленка изображала потрясение ничуть не хуже. А что если он в лицедействе не уступает ей?
«Интересно, откуда она могла взяться? — мучительно размышляла Мадленка. — При дворе князя ее никто не знает, иначе она бы не могла так свободно изображать меня. Значит, она не из здешних мест. Но откуда? Откуда же?»
И взорам Мадленки представился огромный, необъятный мир, кишевший ее врагами, и в каждом уголке затаился возможный убийца.
«Ясно одно — им во что бы то ни стало надо убедить князя Доминика, что это дело рук крестоносцев, иначе им самим несдобровать. Только вот стрелы они используют особенные, а раз так — надо познакомиться с этим Даниилом из Галича».
Покамест из числа подозреваемых можно было исключить самого князя Доминика, ибо становилось очевидно, что он сам был обманут. Кроме того, свою роль сыграло другое, весьма существенное соображение: как-то не верилось, чтобы такой красавец, богач и вообще один из первых вельмож королевства занимался столь гнусными делами.
Мадленка закусила губу. Соображения соображениями, да и князь, спору нет, красавец хоть куда, только вот те люди, что напали на них десятого мая, были очень уж хорошо организованы. Дружина у князя Диковского отменная, а раз так, пренебрегать им ни в коем случае нельзя.
Но самое главное — мотив и подоплека этого странного и страшного дела — по-прежнему скрывались в густейшем тумане, а ведь еще дедушка Мадленки говорил: «Ничего, рыжее мое солнышко, на свете не бывает просто так».
«Завещание! — озарило Мадленку. — Деньги, богатства! Настоятельница наверняка была далеко не бедной женщиной. Что если она отписала все состояние крестнику Августу? Или князю, с чьей матерью была так дружна?»
Определенно, тут есть над чем подумать, заключила Мадленка и немного приободрилась.
«В самом деле, зачем им какие-то жалкие платья и серебро, — рассуждала девушка, — когда они знают, что получат все?»
Но кто были эти они, оставалось загадкой. Мадленке до ужаса не хотелось, чтобы за всем этим стоял князь Доминик, который ей нравился. С другой стороны, его племянник Август тоже хороший парень, и лично против него Мадленка ничего не имела. В сущности, все, кого Мадленка видела при дворе князя Диковского, оказались вполне приличными людьми, за исключением поганой литвинки с ее ручным зверем. Но литвинка не могла организовать военный отряд и командовать нападением, вот в чем дело.
И все же Мадленка нутром чуяла, что где-то среди этих приличных людей затаился ее недруг, тот, кто глумился над Михалом, кто подослал самозванку и приказал разрыть захоронение. Более того: раз она едва не разрушила его замыслы, он наверняка догадывается, что где-то, в какой-то части своего хитроумного плана допустил просчет. Наверняка он, этот неведомый и коварный враг, уже ищет ее, чтобы заставить замолчать.
По спине Мадленки забегали мурашки. Она поежилась. Петр из Познани оглянулся на нее, и ей показалось, что у него странный взгляд. Князь Август в молчании ехал немного впереди, и это тоже было странно. Князь Доминик беседовал с ксендзом Домбровским, едва державшимся в седле. По лицу градом катился пот, и он утирал его дрожащей рукой.
Да, но если она не знает, кто ее враги, то и они тоже, скорее всего, не знают, кто она. Переодевание ее спасло. Бог хранит ее и будет хранить и впредь, потому что ее дело — правое, а бог не может быть на стороне неправого. Так, во всяком случае, ее учили.
Мадленка осмотрелась по сторонам и поняла, что они приближаются к тому месту, где остались лежать мертвые рыцари и где она разговаривала с Боэмундом фон Мейссеном. Дорога огибала купу деревьев. Вот передние всадники выехали на прямую, и скоро,
скоро…
— Стой! — взревел Петр из Познани. — Стой! К оружию!
— К оружию! — вторили ему десятки голосов. Ибо глазам всех присутствующих предстал не десяток тел, над которым кружило жадное до падали воронье и прочие нечистые птицы, а хорошо вооруженный и готовый к бою отряд крестоносцев в белых плащах с черными крестами. В стороне стояли две или три повозки, на которые кнехты бережно переносили павших рыцарей, а два священника ордена читали заупокойные молитвы. Таким образом, князь Диковский, явившийся сюда с самыми лучшими побуждениями, натолкнулся на своих исконных врагов, которые мало того что опередили его, но и не побоялись нарушить мир и ступить на его земли, чтобы только забрать тела своих товарищей.
Появление поляков не прошло незамеченным. Первым их увидел оруженосец одного из рыцарей и пронзительно засвистел. Вслед за тем человек в сером плаще, стоявший между двух священников с непокрытой головой, отбежал к своей лошади и без посторонней помощи вскочил в седло, даром что был в полном вооружении.
Хриплым голосом он выкрикнул короткие команды, которые его товарищи выполнили с удивительной быстротой и четкостью: всадники выстроились в неровное каре, оставив в середине повозки с телами, невооруженных священников и слуг. Рыцари опустили забрала шлемов и, готовые ко всему, выставили копья. Положение становилось, прямо скажем, довольно-таки угрожающим.
Пока крестоносцы построились для обороны, но их явно было больше, чем поляков, и кто знает, чем могла бы обернуться их схватка, если бы разъяренные рыцари перешли в наступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88