Их кличка означала «быстрые ноги», так как они были безлошадными и в битвах проводили большую часть времени бегая между конными воинами более высоких рангов. Однако их статус давал возможность продвижения по службе, и многие асигару были чрезвычайно чувствительны, блюдя самурайские обычаи ревнивее, чем настоящие самураи.
— А ты прелестный мальчик! — ухмыльнулся асигару. — Может быть, мы забудем о твоем поручении и…
— Это письмо должно немедленно попасть к Коремори, — сказал мальчик дрожащим голосом, — или это плохо для тебя обернется.
— Ха! Плохо для меня? У тебя силенок не хватит повернуть дело плохо для меня. Фактически у тебя вообще нет никаких возможностей.
Асигару плотоядно посмотрел на него.
— Сними одежду, маленькая бабочка. Я хочу посмотреть, мальчик ты или девочка… впрочем, какая разница.
Мальчик чуть не плакал.
— Пожалуйста, господин. У меня приказ моего хозяина. Письмо должно попасть к Коремори до рассвета. Я отвечаю за это своей жизнью.
Асигару нахмурился. Он недавно получил звание асигару и очень серьезно относился к нему. Его чувство собственного достоинства только зарождалось, и любая угроза нанести ему урон вызывала чрезмерную реакцию. А в этой ситуации наблюдался явный случай кирисутэ-гомен, то есть непочтительности. Как смеет этот жалкий прыщ настаивать на своем? Ясно, что асигару как самурай теперь обязан зарубить этого хорошенького юнца на месте. Он откашлялся и сплюнул под ноги мальчику. Его меч не пробовал крови с начала кампании, и ему нужно подтвердить свое новое звание. Кто станет уважать его, если его лезвие останется необагренным перед лицом обиды?
Подобными размышлениями асигару довел себя до состояния, когда здравый смысл ничего не значил. Без предупреждения он вытащил свой меч и со всей силой рубанул поперек живота мальчика. Глаза бедняги выкатились. Его рот открылся, и оттуда вылетел нечеловеческий вопль, он опустился на колени, держась за живот одной рукой и протягивая письмо другой. Асигару стряхнул капли крови с меча и вложил его в ножны. Он сплюнул еще раз, едва не попав в безжизненную руку.
— К Эмме-О тебя и твое «важное письмо», — презрительно проворчал он. — Я самурай. Никто не может отказать мне и остаться в живых.
Асигару не умел читать, он не мог представить, что письмо может представлять какую-то ценность. Экая важность — бумажка! Важно должным образом наказать человека, оскорбившего его достоинство. Конечно, он всего лишь асигару, но он самурай. Он надменно зашагал прочь, оставив тело мальчика и письмо лежащими на поле.
Йоши услышал предсмертный крик мальчика и спросил себя, что это значит. Он предположил, что это отзвук размолвки в лагере Коремори. Однако в качестве меры предосторожности — звук, казалось, шел со стороны дамбы — он послал солдата проверить часового.
Йоши критически обдумал ситуацию. В считанные дни Коремори мог обнаружить дамбу и атаковать ее. У часового должно быть время, чтобы предупредить защитников. Бойцы Йоши обучены тактике, необходимой для защиты дамбы, и могут заставить Коремори дорого заплатить за попытку разрушить ее.
Защищать переправу легко. Отряд лучников сможет отразить целую армию, если будет вовремя предупрежден.
Йоши считал, что в данное время дамба в безопасности. Однако, несмотря на практически полную неприступность рва, завтра, несомненно, состоится еще одна массовая атака. Войска Йоши будут готовы к ней.
Слава синтоистским богам и Будде, что ему удалось убедить Нами уйти с женщинами. Вспоминает ли она о нем? Йоши взглянул на луну. Смотрит ли Нами на нее этой ночью?
Печаль одолела Йоши. Возможно, в последний раз он видит Тсукийоми на ночном небе. Лагерь продержится еще день, может быть — два. Если Коремори готов пожертвовать сотней людей за одного человека, гарнизон крепости в конце концов будет смят.
Боевой дух защитников очень высок. Присутствие Юкийе ободрило их. Губы Йоши скривились. Странный человек этот Юкийе. Отталкивающий. Отвратительный. Но слава его семьи и связи при дворе дают ему богатство и силу. Легко усомниться в мудрости мироустройства, размышляя о людях, подобных Юкийе.
Если Йоритомо победит в борьбе за власть, будут ли свергнуты все Юкийе на свете? Кажется, Йоритомо так обещал. Но сам Йоритомо сейчас сидит в безопасности в Камакуре, используя для борьбы Йоши. Где справедливость? Неужели выгода важнее справедливости? Йоритомо никогда не опрокинет Тайра, если не будет опираться на силы различных союзников, включая Юкийе и Кисо. Конечно же, и Го-Ширакава понимает это, но понимает шире. Он несомненно использует раздор Тайра и Минамото для поддержания стабильности в империи. Была ли миссия Йоши завершена? Он известил Го-Ширакава о положении дел. Он дал ему свои советы.
Йоши вздохнул. Если бы он не ввязался в спор на военном совете Кисо, его бы не оставили умирать под Хиюти-ямой. Он выступил на совете из гордости. Эта гордость поставила под удар его миссию. При Хиюти-яме Йоши получил важный урок. Без дипломатии и терпения самые продуманные планы могут сойти на нет. Извлечет ли он пользу из того, что успел понять? Йоши сочинил танку:
Лик Тсукийоми
Выглядывает из-за туч,
Свет проливая
На солдат безымянных,
Гибнущих за свет мечты.
Свет мечты? Что это такое? Для некоторых — Западный рай? Для других — возвращение к высшему состоянию цикла кармы? Или достойная смерть? Или слава и почет в этом мире? А может быть, сознание честно исполненного долга?
Как он умрет завтра? Боги не дали ему знака взяться за меч. Он встретит врага с боевым веером в руке. Он не нарушит своего обета.
Впрочем, какая разница, умрет ли он, сражаясь против неодолимой армии, с мечом или с веером? Он обречен, если не вмешаются боги.
Было уже поздно. Йоши наконец уснул. За три часа до зари.
На другой стороне рва довольный собой асигару рассказывал двум приятелям о мальчике, кровью которого он обагрил свой меч.
— Я бросил его тело там, где он был зарезан, — гордо говорил он.
— Ты забрал голову? — спросил один из слушателей.
— Мне не нужна его проклятая голова, — сказал асигару, сердито ощетинившись. — Завтра будет больше голов. Я немного размялся, чтобы согреть мой клинок. Мальчик не имеет значения. Голова его ничего не добавит к моему имени.
— А что случилось с письмом, которое он нес? — спросил другой.
— К Эмме-О это письмо! Я не умею читать, а ты?
— Немного.
— Где незаконнорожденный может научиться читать? Ты пытаешься оскорбить меня!
— Я не хочу никого оскорблять. Я служил у воина-грамотея, и он научил меня нескольким иероглифам. Я не хочу тебя унизить; мы все здесь только асигару. Не будем же ссориться между собой.
Бородач нехотя согласился.
— Если письмо важное, оно может означать немедленную награду и продвижение по службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
— А ты прелестный мальчик! — ухмыльнулся асигару. — Может быть, мы забудем о твоем поручении и…
— Это письмо должно немедленно попасть к Коремори, — сказал мальчик дрожащим голосом, — или это плохо для тебя обернется.
— Ха! Плохо для меня? У тебя силенок не хватит повернуть дело плохо для меня. Фактически у тебя вообще нет никаких возможностей.
Асигару плотоядно посмотрел на него.
— Сними одежду, маленькая бабочка. Я хочу посмотреть, мальчик ты или девочка… впрочем, какая разница.
Мальчик чуть не плакал.
— Пожалуйста, господин. У меня приказ моего хозяина. Письмо должно попасть к Коремори до рассвета. Я отвечаю за это своей жизнью.
Асигару нахмурился. Он недавно получил звание асигару и очень серьезно относился к нему. Его чувство собственного достоинства только зарождалось, и любая угроза нанести ему урон вызывала чрезмерную реакцию. А в этой ситуации наблюдался явный случай кирисутэ-гомен, то есть непочтительности. Как смеет этот жалкий прыщ настаивать на своем? Ясно, что асигару как самурай теперь обязан зарубить этого хорошенького юнца на месте. Он откашлялся и сплюнул под ноги мальчику. Его меч не пробовал крови с начала кампании, и ему нужно подтвердить свое новое звание. Кто станет уважать его, если его лезвие останется необагренным перед лицом обиды?
Подобными размышлениями асигару довел себя до состояния, когда здравый смысл ничего не значил. Без предупреждения он вытащил свой меч и со всей силой рубанул поперек живота мальчика. Глаза бедняги выкатились. Его рот открылся, и оттуда вылетел нечеловеческий вопль, он опустился на колени, держась за живот одной рукой и протягивая письмо другой. Асигару стряхнул капли крови с меча и вложил его в ножны. Он сплюнул еще раз, едва не попав в безжизненную руку.
— К Эмме-О тебя и твое «важное письмо», — презрительно проворчал он. — Я самурай. Никто не может отказать мне и остаться в живых.
Асигару не умел читать, он не мог представить, что письмо может представлять какую-то ценность. Экая важность — бумажка! Важно должным образом наказать человека, оскорбившего его достоинство. Конечно, он всего лишь асигару, но он самурай. Он надменно зашагал прочь, оставив тело мальчика и письмо лежащими на поле.
Йоши услышал предсмертный крик мальчика и спросил себя, что это значит. Он предположил, что это отзвук размолвки в лагере Коремори. Однако в качестве меры предосторожности — звук, казалось, шел со стороны дамбы — он послал солдата проверить часового.
Йоши критически обдумал ситуацию. В считанные дни Коремори мог обнаружить дамбу и атаковать ее. У часового должно быть время, чтобы предупредить защитников. Бойцы Йоши обучены тактике, необходимой для защиты дамбы, и могут заставить Коремори дорого заплатить за попытку разрушить ее.
Защищать переправу легко. Отряд лучников сможет отразить целую армию, если будет вовремя предупрежден.
Йоши считал, что в данное время дамба в безопасности. Однако, несмотря на практически полную неприступность рва, завтра, несомненно, состоится еще одна массовая атака. Войска Йоши будут готовы к ней.
Слава синтоистским богам и Будде, что ему удалось убедить Нами уйти с женщинами. Вспоминает ли она о нем? Йоши взглянул на луну. Смотрит ли Нами на нее этой ночью?
Печаль одолела Йоши. Возможно, в последний раз он видит Тсукийоми на ночном небе. Лагерь продержится еще день, может быть — два. Если Коремори готов пожертвовать сотней людей за одного человека, гарнизон крепости в конце концов будет смят.
Боевой дух защитников очень высок. Присутствие Юкийе ободрило их. Губы Йоши скривились. Странный человек этот Юкийе. Отталкивающий. Отвратительный. Но слава его семьи и связи при дворе дают ему богатство и силу. Легко усомниться в мудрости мироустройства, размышляя о людях, подобных Юкийе.
Если Йоритомо победит в борьбе за власть, будут ли свергнуты все Юкийе на свете? Кажется, Йоритомо так обещал. Но сам Йоритомо сейчас сидит в безопасности в Камакуре, используя для борьбы Йоши. Где справедливость? Неужели выгода важнее справедливости? Йоритомо никогда не опрокинет Тайра, если не будет опираться на силы различных союзников, включая Юкийе и Кисо. Конечно же, и Го-Ширакава понимает это, но понимает шире. Он несомненно использует раздор Тайра и Минамото для поддержания стабильности в империи. Была ли миссия Йоши завершена? Он известил Го-Ширакава о положении дел. Он дал ему свои советы.
Йоши вздохнул. Если бы он не ввязался в спор на военном совете Кисо, его бы не оставили умирать под Хиюти-ямой. Он выступил на совете из гордости. Эта гордость поставила под удар его миссию. При Хиюти-яме Йоши получил важный урок. Без дипломатии и терпения самые продуманные планы могут сойти на нет. Извлечет ли он пользу из того, что успел понять? Йоши сочинил танку:
Лик Тсукийоми
Выглядывает из-за туч,
Свет проливая
На солдат безымянных,
Гибнущих за свет мечты.
Свет мечты? Что это такое? Для некоторых — Западный рай? Для других — возвращение к высшему состоянию цикла кармы? Или достойная смерть? Или слава и почет в этом мире? А может быть, сознание честно исполненного долга?
Как он умрет завтра? Боги не дали ему знака взяться за меч. Он встретит врага с боевым веером в руке. Он не нарушит своего обета.
Впрочем, какая разница, умрет ли он, сражаясь против неодолимой армии, с мечом или с веером? Он обречен, если не вмешаются боги.
Было уже поздно. Йоши наконец уснул. За три часа до зари.
На другой стороне рва довольный собой асигару рассказывал двум приятелям о мальчике, кровью которого он обагрил свой меч.
— Я бросил его тело там, где он был зарезан, — гордо говорил он.
— Ты забрал голову? — спросил один из слушателей.
— Мне не нужна его проклятая голова, — сказал асигару, сердито ощетинившись. — Завтра будет больше голов. Я немного размялся, чтобы согреть мой клинок. Мальчик не имеет значения. Голова его ничего не добавит к моему имени.
— А что случилось с письмом, которое он нес? — спросил другой.
— К Эмме-О это письмо! Я не умею читать, а ты?
— Немного.
— Где незаконнорожденный может научиться читать? Ты пытаешься оскорбить меня!
— Я не хочу никого оскорблять. Я служил у воина-грамотея, и он научил меня нескольким иероглифам. Я не хочу тебя унизить; мы все здесь только асигару. Не будем же ссориться между собой.
Бородач нехотя согласился.
— Если письмо важное, оно может означать немедленную награду и продвижение по службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124