Марком Антонио Зорзи, Бернардо Меммо и Антонио Брайда; он также думает, что они готовят сатиры на аббата Кьяри. Филиппо узнал все, когда сервировал кофе Его превосх. Антонио Кондулмеру, защитнику Кьяри, в Боттеда Баттинелли».
Следующие рапорты от 16 и 30 ноября 1754 года заняты лишь литературными раздорами. Мануцци, похоже, забыл свою жертву. Только четыре месяца спустя, 22 марта 1755 года, посылает он новый рапорт, очевидно побуждаемый Кондулмером, который уже с 15 февраля был красным инквизитором.
«Сильвестро Бонкузен, содержатель отеля, который знает Казанову, сказал мне, что после того как тот снял рясу, он был виолончелистом в Германии, служил в бюро адвоката Марко да Лецце… и что он не знает, какой религии Казанова принадлежит… Дон Джованни Батта Цинни из церкви Сан Самуэле, друг Казановы, сказал мне…, что считает Казанову готовым ко всему, кроме шулерства; что он без зазрения совести знакомится с иностранцами, чтобы приводить их играть с патрициями. Цинни сказал мне, что дружба Казановы с Зорзи и братьями Меммо идет от того, что все они философы одного сорта. Я нажал на него, чтобы он объяснился лучше. Он признался, что они большие эпикурейцы… Я затратил много стараний, чтобы добыть эти сведения».
После длительного молчания рапорты Мануцци от 17, 21 и 24 июля довели его жертву до краха. Сообщение от 17-го говорит о магических искусствах Казановы, которого Бернандо Меммо по «Млечному пути ввел в религию адептов». Проклятым надувательством розенкрейцеров и «ангелов света» он заколдовал других патрициев, чтобы вытаскивать из них деньги… У него много знакомств среди иностранцев и благородных молодых людей; он посещает многочисленных молодых девушек, женщин и дам другого света, что дает ему возможность развлекаться на все лады… За несколько дней он проиграл в Падуе более шестидесяти цехинов. Мне сообщил Джакомо Капаль и некий Чезарино, игрок в фараон, что в понедельник вечером в таверне «Роланд-триумфатор» Казанова читал атеистическую поэму на венецианском диалекте, над которой он сейчас работает. Я не думаю, что можно хуже относиться к религии или думать о ней; Казанова считает всех, кто верит в Иисуса, придурками. Кто бы не говорил с Казановой, находят неверие, дерзость, бесстыдство и распутство в таких количествах, что содрогаются».
20 июля 1755 года объявляется короткий приказ: «Мануцци должен напрячься, заполучить и доставить эту поэму!»
Мануцци не смог это сделать. В сообщении от 21 июля 1755 года он пишет: «У него множество дурных книг, а внутри стенной ниши редкие предметы, и среди прочих разновидность кожаного фартука, который носят люди в так называемых ложах, зовущие себя каменщиками.»
Казанова в мемуарах не упоминает об этих атрибутах масонства.
Все сошлось в этом злосчастном месяце, чтобы уничтожить его. Мать братьев Андреа, Бернандо и Лоренцо Меммо обратились к старому рыцарю Мочениго, дяде Брагадино, что не могут больше выносить Казанову-совратителя и его племянника. Госпожа Меммо обвинила Казанову, что он совращает ее сыновей атеизмом. Если вмешаются святейшие власти, то Казанова тотчас может кончить аутодафе.
Андреа Меммо, сенатор, падуанский провведиторе (правовед), посол в Риме, потом в Константинополе, вольнодумец, бонвиван, был всю жизнь другом Казановы. Во времена его молодости Казанова был его ментором. Даже как прокуратор республики он придерживался весьма вольного тона в своих письмах, доказывающих большую симпатию к Казанове; некоторое количество их сохранилось и было опубликованно. Казанова вовлек его и его братьев в масонство. Андреа Меммо был другом Гольдони, Бернандо Меммо — протектором Лоренцо да Понте.
От секретаря посольства, с которым Казанова познакомился позднее, он узнал, что три шпиона инквизиции обвиняли его в вере в Сатану. А именно, Казанова не проклинал черта, когда проигрывал. Кроме того, ел мясо в пост и общался с иностранными посланниками, которым за большие суммы, маскируемые под выигрыши, продавал тайны патрициев, у которых он жил. Короче, из Казановы делали заговорщика первого ранга и предателя родины.
Уже много недель знатные друзья советовали ему ускользнуть за границу, так как им занимается инквизиция. Казанова отвечал как глупец, что ненавидит всякие беспокойства, что у него нет ни угрызений совести, ни раскаяния, потому что он невиновен. Он рассуждал как человек, живущий в свободной стране.
Ежедневные неудачи отвлекали его от собственных проблем. Он ежедневно проигрывал, был кругом в долгах и заложил все украшения. Его сторонились.
24 июля 1755 года (эту точную дату Казанова, однако, никогда не узнал) трибунал инквизиции отдал приказ схватить Казанову живым или мертвым.
За три-четыре дня до именин Казановы, Мария Маддалена подарила ему несколько локтей серебряных кружев, чтобы обшить костюм из тафты, который он хотел надеть в первый раз накануне именин. Он пришел к ней в красивом новом наряде и сказал, что вернется на следующий день, чтобы одолжить у нее денег; он не знал этого наверняка. У нее был только их неприкосновенный запас: пятьсот цехинов.
Ночью он играл под честное слово и проиграл пятьсот цехинов. Чтобы успокоится, он пошел в Эрберно на Большом канале — фруктовый и цветочный рынок.
Он был в это время среди молодых господ и дам, которые, проведя ночь в сладострастии и в игре имели моду ходить в Эрберно, чтобы успокоить нервы видом многих сотен лодок с фруктами и овощами и рыночной толчеей. Когда-то венецианцы любили таинственность в любви и в политике. Новые венецианцы любили все демонстративное. Молодые господа показывали свое счастье с молодыми девушками и молодыми дамами, которые этого ничуть не стеснялись. Было хорошим тоном выглядеть совершенно утонченными и по-возможности появляться одетым небрежно.
Когда Казанова через полчаса пришел домой и хотел достать ключ, он нашел входную дверь сломанной, всех жителей разбуженными, а домашнюю хозяйку в плаче. Мессир Гранде с бандой сбиров силой ворвались в дом и перевернули все вверх дном, чтобы найти сундук контрабандной соли. В самом деле, за день до этого гондола доставила сундук, но с бельем и одеждой графа Секуро. Осмотрев сундук, мессир Гранде удалился. Он обыскал и комнату Казановы. Хозяйка хотела потребовать безусловного удовлетворения. Казанова признал ее правоту и обещал в ту же ночь поговорить с господином де Брагадино. Он улегся в постель, но не мог заснуть и через три-четыре часа пошел к Брагадино, рассказал ему все и попросил об удовлетворении для женщины. Три друга были весьма подавлены. Брагадино пообещал ответить после обеда. Де ла Айе обедал с ними, но не сказал ничего. Это должно было показаться ему подозрительным, считает Казанова, даже не получи он дополнительного предупреждения;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Следующие рапорты от 16 и 30 ноября 1754 года заняты лишь литературными раздорами. Мануцци, похоже, забыл свою жертву. Только четыре месяца спустя, 22 марта 1755 года, посылает он новый рапорт, очевидно побуждаемый Кондулмером, который уже с 15 февраля был красным инквизитором.
«Сильвестро Бонкузен, содержатель отеля, который знает Казанову, сказал мне, что после того как тот снял рясу, он был виолончелистом в Германии, служил в бюро адвоката Марко да Лецце… и что он не знает, какой религии Казанова принадлежит… Дон Джованни Батта Цинни из церкви Сан Самуэле, друг Казановы, сказал мне…, что считает Казанову готовым ко всему, кроме шулерства; что он без зазрения совести знакомится с иностранцами, чтобы приводить их играть с патрициями. Цинни сказал мне, что дружба Казановы с Зорзи и братьями Меммо идет от того, что все они философы одного сорта. Я нажал на него, чтобы он объяснился лучше. Он признался, что они большие эпикурейцы… Я затратил много стараний, чтобы добыть эти сведения».
После длительного молчания рапорты Мануцци от 17, 21 и 24 июля довели его жертву до краха. Сообщение от 17-го говорит о магических искусствах Казановы, которого Бернандо Меммо по «Млечному пути ввел в религию адептов». Проклятым надувательством розенкрейцеров и «ангелов света» он заколдовал других патрициев, чтобы вытаскивать из них деньги… У него много знакомств среди иностранцев и благородных молодых людей; он посещает многочисленных молодых девушек, женщин и дам другого света, что дает ему возможность развлекаться на все лады… За несколько дней он проиграл в Падуе более шестидесяти цехинов. Мне сообщил Джакомо Капаль и некий Чезарино, игрок в фараон, что в понедельник вечером в таверне «Роланд-триумфатор» Казанова читал атеистическую поэму на венецианском диалекте, над которой он сейчас работает. Я не думаю, что можно хуже относиться к религии или думать о ней; Казанова считает всех, кто верит в Иисуса, придурками. Кто бы не говорил с Казановой, находят неверие, дерзость, бесстыдство и распутство в таких количествах, что содрогаются».
20 июля 1755 года объявляется короткий приказ: «Мануцци должен напрячься, заполучить и доставить эту поэму!»
Мануцци не смог это сделать. В сообщении от 21 июля 1755 года он пишет: «У него множество дурных книг, а внутри стенной ниши редкие предметы, и среди прочих разновидность кожаного фартука, который носят люди в так называемых ложах, зовущие себя каменщиками.»
Казанова в мемуарах не упоминает об этих атрибутах масонства.
Все сошлось в этом злосчастном месяце, чтобы уничтожить его. Мать братьев Андреа, Бернандо и Лоренцо Меммо обратились к старому рыцарю Мочениго, дяде Брагадино, что не могут больше выносить Казанову-совратителя и его племянника. Госпожа Меммо обвинила Казанову, что он совращает ее сыновей атеизмом. Если вмешаются святейшие власти, то Казанова тотчас может кончить аутодафе.
Андреа Меммо, сенатор, падуанский провведиторе (правовед), посол в Риме, потом в Константинополе, вольнодумец, бонвиван, был всю жизнь другом Казановы. Во времена его молодости Казанова был его ментором. Даже как прокуратор республики он придерживался весьма вольного тона в своих письмах, доказывающих большую симпатию к Казанове; некоторое количество их сохранилось и было опубликованно. Казанова вовлек его и его братьев в масонство. Андреа Меммо был другом Гольдони, Бернандо Меммо — протектором Лоренцо да Понте.
От секретаря посольства, с которым Казанова познакомился позднее, он узнал, что три шпиона инквизиции обвиняли его в вере в Сатану. А именно, Казанова не проклинал черта, когда проигрывал. Кроме того, ел мясо в пост и общался с иностранными посланниками, которым за большие суммы, маскируемые под выигрыши, продавал тайны патрициев, у которых он жил. Короче, из Казановы делали заговорщика первого ранга и предателя родины.
Уже много недель знатные друзья советовали ему ускользнуть за границу, так как им занимается инквизиция. Казанова отвечал как глупец, что ненавидит всякие беспокойства, что у него нет ни угрызений совести, ни раскаяния, потому что он невиновен. Он рассуждал как человек, живущий в свободной стране.
Ежедневные неудачи отвлекали его от собственных проблем. Он ежедневно проигрывал, был кругом в долгах и заложил все украшения. Его сторонились.
24 июля 1755 года (эту точную дату Казанова, однако, никогда не узнал) трибунал инквизиции отдал приказ схватить Казанову живым или мертвым.
За три-четыре дня до именин Казановы, Мария Маддалена подарила ему несколько локтей серебряных кружев, чтобы обшить костюм из тафты, который он хотел надеть в первый раз накануне именин. Он пришел к ней в красивом новом наряде и сказал, что вернется на следующий день, чтобы одолжить у нее денег; он не знал этого наверняка. У нее был только их неприкосновенный запас: пятьсот цехинов.
Ночью он играл под честное слово и проиграл пятьсот цехинов. Чтобы успокоится, он пошел в Эрберно на Большом канале — фруктовый и цветочный рынок.
Он был в это время среди молодых господ и дам, которые, проведя ночь в сладострастии и в игре имели моду ходить в Эрберно, чтобы успокоить нервы видом многих сотен лодок с фруктами и овощами и рыночной толчеей. Когда-то венецианцы любили таинственность в любви и в политике. Новые венецианцы любили все демонстративное. Молодые господа показывали свое счастье с молодыми девушками и молодыми дамами, которые этого ничуть не стеснялись. Было хорошим тоном выглядеть совершенно утонченными и по-возможности появляться одетым небрежно.
Когда Казанова через полчаса пришел домой и хотел достать ключ, он нашел входную дверь сломанной, всех жителей разбуженными, а домашнюю хозяйку в плаче. Мессир Гранде с бандой сбиров силой ворвались в дом и перевернули все вверх дном, чтобы найти сундук контрабандной соли. В самом деле, за день до этого гондола доставила сундук, но с бельем и одеждой графа Секуро. Осмотрев сундук, мессир Гранде удалился. Он обыскал и комнату Казановы. Хозяйка хотела потребовать безусловного удовлетворения. Казанова признал ее правоту и обещал в ту же ночь поговорить с господином де Брагадино. Он улегся в постель, но не мог заснуть и через три-четыре часа пошел к Брагадино, рассказал ему все и попросил об удовлетворении для женщины. Три друга были весьма подавлены. Брагадино пообещал ответить после обеда. Де ла Айе обедал с ними, но не сказал ничего. Это должно было показаться ему подозрительным, считает Казанова, даже не получи он дополнительного предупреждения;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118