Их и так было немного на вытоптанной полчищами Чингисхана земле. Неприглядный вид имели заброшенные, поросшие верблюжьей колючкой каналы. После очередного наводнения все это опять превращалось в пустыню…
Иса Буга слабо помнил эти места, где жил и много воевал его отец. Когда отца подняли на белой кошме и провозгласили ханом всего Моголистана, они переехали в Алмалык, к подножиям Алатау, и сказочным видением показался мальчику этот город после выцветшего берега Джейхундарьи.
В тенистых садах и вдоль улиц росли в Алмалыке яблоки, груши, абрикосы, вился по дувалам многоцветный виноград. Полны прозрачной студеной водой были арыки, и жара не была слишком удручающей…
Такого множества людей никогда раньше не видел Иса Буга. Оглохнуть можно было на базаре и прилегающих к нему улицах от крика продавцов воды и сладостей, ударов кузнецов по железу, воплей дервишей и юродивых. Впервые в жизни зашел он здесь в мечеть с громадным голубым куполом и на правах совершеннолетнего совершил намаз. Тут же, в Алмалыке, узнал Иса Буга, что, кроме ислама, существуют на земле и другие религии.
А было это так. Его отец хан Ваис был очень набожным человеком. Однажды на рассвете, после предутреннего намаза, он разбудил своих сыновей Жунуса и Иса Бугу и повел в старый город. Сопровождала его охрана из нукеров. Кругом торчали развалины домов, обвалившиеся дувалы, а посредине стояло высокое белое здание с зеленым куполом и блестящим медным крестом на верхушке. Вокруг рос старый сад. В саду сновали муллы, ишаны, дервиши, харии и другие люди в белых и зеленых чалмах. А напротив храма гяуров была установлена виселица. Под ней в ожидании казни стоял благообразный старик с большой бородой и голубыми глазами. На нем была надета длинная, до колен, белая полотняная сорочка, а руки были связаны за спиной.
Главный мулла поднялся на деревянный помост, пошептал молитву и повернулся к Ваис-хану:
— О защитник верующих и покровитель ислама, высокочтимый хан Ваис, позвольте нам исполнить ваше высокое повеление, заверенное золотой печатью!
Хан кивнул головой:
— Разрешаю!
Главный мулла, высокий краснощекий мужчина, обратился теперь к связанному старику:
— Ты слышал, гяур!.. Справедливый, как пророк Сулейман, грозный, как Хазрет-Али, величайший из великих Ваис-хан рассмотрел твои грехи. Они в том, что содержал ты на нашей земле богопротивную церковь, куда путем лжи и коварства заманивал правоверных мусульман, дабы отвадить их от истинной веры. За это, гяур Даниел, хан всего Моголистана приговорил тебя к повешению… О чем ты будешь умолять нас перед смертью?
Старец отрицательно покачал головой:
— Ничего не желаю просить у иноверцев. У бога прошу прощения за грехи!.. Счастье мое велико: сподобился пасть жертвой за веру.
Мулла опять посмотрел на хана, и тот сделал знак рукой. Мулла обратился к палачам, стоящим по обе стороны от связанного старца:
— Таково предписание и воля всевышнего… Именем нашего милостивого хана приказываю повесить за шею христианина Даниела!
Палачи тут же набросили на шею старцу аркан, перехлестнули через поперечную балку виселицы и что было сил начали тянуть. Старец постепенно вытягивался и вздрогнул всем телом лишь тогда, когда ноги оторвались от земли. Палачи деловито привязали конец аркана к вбитому в земле колышку и поклонились хану.
Эта смерть нисколько не взволновала тогда Иса Бугу. Как на детскую игру, смотрел он на казнь и даже захлопал в ладоши, когда старец повис в воздухе. Ни жалости, ни страха не ощущал он. Ему понравилась торжественность, с какой говорил мулла, важный и значительный вид всех участников казни.
Все тот же мулла снова обратился к хану:
— О величайший из великих и светоч веры!.. В течение многих лет эта церковь служила очагом совращения правоверных, прибежищем всяческой скверны и коварства. Отсюда распространялись еретические письмена по всей подвластной вам земле Моголистана. Разрешите же нам разорить это гнездо порока!
Хан одобрительно махнул рукой. Все ходжи, муллы, муэдзины, харии и мюриды с громким пением и проклятиями со всех сторон набросились на церковь. Сначала они забросили аркан на медный крест и свергли его на землю, потом принялись за купол, и пыль заволокла все небо.
Не успело высоко подняться солнце, как от церкви остались лишь груды развалин. Не верилось, что еще утром здесь стояло красивое белое здание, построенное безвестными мастерами — уйгурами и уйсунями. А напротив все покачивался от ветра труп повешенного старца…
Иса Буга не знал тогда, что эту церковь строили местные жители, часть которых издревле была несторианами. Ханы и хакимы, правившие Алмалыком до Ваис-хана, верны были обычной мусульманской веротерпимости и не обращали внимания на старую церковь в древней, разрушающейся части города. Но с приходом на ханство Ваиса все изменилось. Фанатичный Ваис-хан решил уничтожить церковь, и сделал он это со всей присущей ему жестокостью.
Так и забыл бы юный Иса Буга это ничем не примечательное для тех времен событие, если бы не одна встреча…
Дети хана часто играли в большом саду, окружавшем разрушенную церковь. Забежав как-то в глубину сада, Иса Буга остановился как вкопанный. Под большим развесистым деревом, где был недавно зарыт повешенный гяур, стояла на коленях девочка в черном платье с букетом цветов и плакала. Лет двенадцать-тринадцать было ей.
«Что это за девочка? — удивленно подумал подросток. — Откуда она взялась здесь?» Он начал тихо подкрадываться к ней. В это время девочка поднялась с колен, и Иса Буга схватился рукой за кинжал, висевший на поясе.
— Остановись! — крикнул он испуганно. — Я знаю, кто ты… Не человек, а порождение злого духа — иблиса!
Он начитался и наслушался всяких сказок к тому времени и не мог представить себе, чтобы от людей могло родиться такое прекрасное создание.
У девочки были золотистые волосы и большие глаза, голубые и тихие, как вода в горном озере. Особенно поразили его волосы: закрученные в две длинных косы, они спускались литыми солнечными змеями до самой земли. Еще чище и белее казалось в их обрамлении лицо.
«А может быть, это русалка! — подумал он. — Только у русалок может быть такая белая кожа и такие глаза!.. Да, да, она вынырнула из фонтана, чтобы заколдовать меня и утянуть в воду… Бисмилла!.. Бисмилла!..»
Девочка сделала шаг к нему.
— Остановись! — закричал он опять в ужасе.
Она остановилась.
«Я ни за что не должен говорить с ней! — лихорадочно шептал сам себе Иса Буга. — Если заговорю, то погиб… О, кажется, она снова движется ко мне!.. Нет, нет, когда она подойдет, я брошу в нее мой кинжал. Я не должен дать ей дотронуться до себя… Астафиралла… Астафиралла!..»
Но девочка больше не двигалась с места и смотрела на него глазами, полными тревоги и отчаяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Иса Буга слабо помнил эти места, где жил и много воевал его отец. Когда отца подняли на белой кошме и провозгласили ханом всего Моголистана, они переехали в Алмалык, к подножиям Алатау, и сказочным видением показался мальчику этот город после выцветшего берега Джейхундарьи.
В тенистых садах и вдоль улиц росли в Алмалыке яблоки, груши, абрикосы, вился по дувалам многоцветный виноград. Полны прозрачной студеной водой были арыки, и жара не была слишком удручающей…
Такого множества людей никогда раньше не видел Иса Буга. Оглохнуть можно было на базаре и прилегающих к нему улицах от крика продавцов воды и сладостей, ударов кузнецов по железу, воплей дервишей и юродивых. Впервые в жизни зашел он здесь в мечеть с громадным голубым куполом и на правах совершеннолетнего совершил намаз. Тут же, в Алмалыке, узнал Иса Буга, что, кроме ислама, существуют на земле и другие религии.
А было это так. Его отец хан Ваис был очень набожным человеком. Однажды на рассвете, после предутреннего намаза, он разбудил своих сыновей Жунуса и Иса Бугу и повел в старый город. Сопровождала его охрана из нукеров. Кругом торчали развалины домов, обвалившиеся дувалы, а посредине стояло высокое белое здание с зеленым куполом и блестящим медным крестом на верхушке. Вокруг рос старый сад. В саду сновали муллы, ишаны, дервиши, харии и другие люди в белых и зеленых чалмах. А напротив храма гяуров была установлена виселица. Под ней в ожидании казни стоял благообразный старик с большой бородой и голубыми глазами. На нем была надета длинная, до колен, белая полотняная сорочка, а руки были связаны за спиной.
Главный мулла поднялся на деревянный помост, пошептал молитву и повернулся к Ваис-хану:
— О защитник верующих и покровитель ислама, высокочтимый хан Ваис, позвольте нам исполнить ваше высокое повеление, заверенное золотой печатью!
Хан кивнул головой:
— Разрешаю!
Главный мулла, высокий краснощекий мужчина, обратился теперь к связанному старику:
— Ты слышал, гяур!.. Справедливый, как пророк Сулейман, грозный, как Хазрет-Али, величайший из великих Ваис-хан рассмотрел твои грехи. Они в том, что содержал ты на нашей земле богопротивную церковь, куда путем лжи и коварства заманивал правоверных мусульман, дабы отвадить их от истинной веры. За это, гяур Даниел, хан всего Моголистана приговорил тебя к повешению… О чем ты будешь умолять нас перед смертью?
Старец отрицательно покачал головой:
— Ничего не желаю просить у иноверцев. У бога прошу прощения за грехи!.. Счастье мое велико: сподобился пасть жертвой за веру.
Мулла опять посмотрел на хана, и тот сделал знак рукой. Мулла обратился к палачам, стоящим по обе стороны от связанного старца:
— Таково предписание и воля всевышнего… Именем нашего милостивого хана приказываю повесить за шею христианина Даниела!
Палачи тут же набросили на шею старцу аркан, перехлестнули через поперечную балку виселицы и что было сил начали тянуть. Старец постепенно вытягивался и вздрогнул всем телом лишь тогда, когда ноги оторвались от земли. Палачи деловито привязали конец аркана к вбитому в земле колышку и поклонились хану.
Эта смерть нисколько не взволновала тогда Иса Бугу. Как на детскую игру, смотрел он на казнь и даже захлопал в ладоши, когда старец повис в воздухе. Ни жалости, ни страха не ощущал он. Ему понравилась торжественность, с какой говорил мулла, важный и значительный вид всех участников казни.
Все тот же мулла снова обратился к хану:
— О величайший из великих и светоч веры!.. В течение многих лет эта церковь служила очагом совращения правоверных, прибежищем всяческой скверны и коварства. Отсюда распространялись еретические письмена по всей подвластной вам земле Моголистана. Разрешите же нам разорить это гнездо порока!
Хан одобрительно махнул рукой. Все ходжи, муллы, муэдзины, харии и мюриды с громким пением и проклятиями со всех сторон набросились на церковь. Сначала они забросили аркан на медный крест и свергли его на землю, потом принялись за купол, и пыль заволокла все небо.
Не успело высоко подняться солнце, как от церкви остались лишь груды развалин. Не верилось, что еще утром здесь стояло красивое белое здание, построенное безвестными мастерами — уйгурами и уйсунями. А напротив все покачивался от ветра труп повешенного старца…
Иса Буга не знал тогда, что эту церковь строили местные жители, часть которых издревле была несторианами. Ханы и хакимы, правившие Алмалыком до Ваис-хана, верны были обычной мусульманской веротерпимости и не обращали внимания на старую церковь в древней, разрушающейся части города. Но с приходом на ханство Ваиса все изменилось. Фанатичный Ваис-хан решил уничтожить церковь, и сделал он это со всей присущей ему жестокостью.
Так и забыл бы юный Иса Буга это ничем не примечательное для тех времен событие, если бы не одна встреча…
Дети хана часто играли в большом саду, окружавшем разрушенную церковь. Забежав как-то в глубину сада, Иса Буга остановился как вкопанный. Под большим развесистым деревом, где был недавно зарыт повешенный гяур, стояла на коленях девочка в черном платье с букетом цветов и плакала. Лет двенадцать-тринадцать было ей.
«Что это за девочка? — удивленно подумал подросток. — Откуда она взялась здесь?» Он начал тихо подкрадываться к ней. В это время девочка поднялась с колен, и Иса Буга схватился рукой за кинжал, висевший на поясе.
— Остановись! — крикнул он испуганно. — Я знаю, кто ты… Не человек, а порождение злого духа — иблиса!
Он начитался и наслушался всяких сказок к тому времени и не мог представить себе, чтобы от людей могло родиться такое прекрасное создание.
У девочки были золотистые волосы и большие глаза, голубые и тихие, как вода в горном озере. Особенно поразили его волосы: закрученные в две длинных косы, они спускались литыми солнечными змеями до самой земли. Еще чище и белее казалось в их обрамлении лицо.
«А может быть, это русалка! — подумал он. — Только у русалок может быть такая белая кожа и такие глаза!.. Да, да, она вынырнула из фонтана, чтобы заколдовать меня и утянуть в воду… Бисмилла!.. Бисмилла!..»
Девочка сделала шаг к нему.
— Остановись! — закричал он опять в ужасе.
Она остановилась.
«Я ни за что не должен говорить с ней! — лихорадочно шептал сам себе Иса Буга. — Если заговорю, то погиб… О, кажется, она снова движется ко мне!.. Нет, нет, когда она подойдет, я брошу в нее мой кинжал. Я не должен дать ей дотронуться до себя… Астафиралла… Астафиралла!..»
Но девочка больше не двигалась с места и смотрела на него глазами, полными тревоги и отчаяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85