Может быть, сказалось тут благотворное влияние выпитого кумыса или то, что никого не хотел певец задеть, но голос его нравился сейчас всем: аргынам и кипчакам.
— У аргынов, так же как и кипчаков, есть древняя история. Не воинское умение аргынов хочу я воспеть, а их неукротимое желание объединиться и жить в мире со всеми казахскими родами. Что может быть нужнее сейчас для нас? Кто может воспротивиться этому естественному желанию? И вот я призываю всех: пусть перестанет литься кровь братьев и пусть спокойно спят наши жены и дети, не боясь ночного разбоя, который иные считают подвигом, достойным настоящего мужчины. И помните, что никогда еще не был счастлив разрозненный народ. Горе и гибель ждут нас, если не сумеем вовремя одуматься!..
До самых высоких нот поднялся голос старого певца, и слышно было его на всю степь. Не шелохнувшись сидели люди, и казалось им, что провидит в веках старый Котан-жырау.
Но вот опять спокойным и тихим сделался его голос:
— Издавна славились аргыны своей мудрой рассудительностью. Уважая воинский дух, они тем не менее чтили высокий человеческий ум. Хранителями нашей древней музыки, песен и хороших обычаев были они. В наших юртах есть старые книги, рассказывающие историю всего нашего народа. А разве все это — не главное при объединении народа в одно целое?!
О Асан-Кайгы! Ты — представитель самого старого из наших племен. Скажи, прав ли я, именно за эти качества воспевая свой род, а не за взаимные набеги? Что нужно сейчас нашему народу?
Медленно заглушил свой кобыз старик. Люди молчали в раздумье. И вдруг раздался молодой взволнованный голос:
— Живи тысячу лет, дорогой наш жырау!.. Расковырять щель в плотине под силу одному человеку. Вековой лес может поджечь даже слабосильный ребенок. А сколько понадобится людей, чтобы вернуть реку в русло или погасить пожар!.. Так и у нас: достаточно одного неразумного шага, чтобы разрушить мир между племенами… Да, мы аргыны, сделаем так, как говоришь ты, наш вещий певец!..
Столько страсти и доброй человеческой веры было в этом голосе, что люди простили даже крайнюю молодость говорившего. Это был Касым, сын султана Джаныбека, и в памяти степных родов навечно осталась эта речь, сказанная раньше стариков. А он — смуглолицый, горбоносый, с красивыми миндалевидными глазами — нисколько ни смутился, видя тысячи устремленных на него глаз. Только страстные огоньки горели в черных зрачках да чуть подрагивали тонкие ноздри.
Большинство людей одобрило его смелый поступок, совершенный в присутствии самого хана. Им понравилось, что несмотря на молодость, юноша смотрит на жизнь как зрелый муж. Были и такие, кому пришлись не по душе высказанные им мысли, однако никто не посмел оборвать его, потому что был он тюре-чингизид…
Хан Абулхаир впился в него глазами. «Так вот каков ты, сын султана Джаныбека! — думал он. — Похоже на то, что дальше отца пойдешь в своих устремлениях. Разумеется, если позволят тебе сделать это другие султаны…»
Абулхаир даже улыбнулся про себя при этой мысли, но ничего не было видно по его лицу. Вся власть сейчас принадлежала Асану-Кайгы, и тот поднял голову.
— К миру во все времена стремились люди, — сказал он тихо, но все слышали его. — Ты воспел нам это великое желание своего народа, и первая награда принадлежит тебе по праву!..
Тихий гул одобрения прокатился от ханского ковра в степь, и чем дальше, тем сильнее становился он.
— Велико твое искусство, Казтуган-жырау! — Всем корпусом к маленькому певцу повернулся седобородый старец. — Ты правильно пел о смелости и мужестве батыров из своего рода, и подобны бурному Джейхуну были твои песни. Поистине непревзойденным оказался ты в этом, но допустил одну ошибку. Певец, как и воин, должен твердо знать, во имя чего совершается подвиг. Смелость и отвага сами по себе еще ничего не значат, а бывает так, что служат недостойному делу. Сколько замечательных примеров самопожертвования во имя родины показали кипчаки, но ты почему-то остановился лишь на том, как нападали они на соседей. Вечно ли петь нам эту волчью песню?
В мире и спокойствии нуждается сейчас наша степь. Только так сможем мы умножиться, укрепиться и отразить врагов, которые смотрят на все, как на проезжую дорогу. Лишь во имя единения и защиты отчего дома должны мы выхватить меч из ножен. И тогда пусть лучшие певцы восхваляют достойных!..
Я верю в тебя, мой Казтуган-жырау! Мне кажется, что ты не показал нам еще и малой доли своего великого умения. Отчего бы нам не послушать песни про другие легендарные сражения во славу родной земли и уже тогда присудить вторую награду…
* * *
Ничего в степи не было выше этих наград, и аргыны ликовали. Да и все собравшиеся остались довольны решением мудрого Асана-Кайгы. Сам Казтуган-жырау, настоящий певец и благородный человек, нисколько не обиделся, потому что старше и опытней был знаменитый Котан-жырау. И только Кобланды-батыр все крутил свой длинный ус. Вражда его с Акжол-бием обострилась до предела, и очередными происками противника казалось ему присуждение первой награды аргынскому певцу.
Асан-Кайгы, крепко державший в своих руках поводья состязания, махнул рукой Казтугану-жырау и сам подал ему домбру:
— Говори, жырау!..
И Казтуган-жырау не заставил себя долго ждать… Сейчас же запел он необходимое вступление. Но так как петь он хотел о давно минувших временах и дело касалось нашествия Чингисхана на степь, он предварительно обратился к хану Абулхаиру:
— Не моя выдумка эта песня, великий хан, а правдивый исторический рассказ. Все в нем оставлено так, как происходило в действительности. Если не понравится тебе что-нибудь сказанное о твоих предках, да простишь ты меня за это!..
«Когда есть власть в руках, можно обойтись и без мудрости». Много позже появилась эта пословица в степи, а в те времена, умело извинившись, еще можно было говорить о том, что происходило на самом деле. Только потом появились различные наказания для людей, упоминающих исторические события, про которые по тем или другим соображениям не хотелось помнить властителям. Таким недалеким властителям казалось, что стоит лишь переписать или замолчать историю — и все будет в порядке. Но рано или поздно сама история жестоко наказывала их за насилие над собой…
* * *
Сам хан вынужден был считаться в те времена со степной вольницей, потому что опирался на султанов. И неписаным законом было: «Можно отрубить голову, но нельзя отрезать язык».
Вот почему, хоть и предчувствовал хан Абулхаир, что неприятна будет ему песня Казтугана-жырау, он не показал вида и милостиво махнул рукой:
— Поэт у нас вольнее птицы!..
И совсем по-иному запел маленький певец. Словно искусный иноходец, начал он бег через века и события, постепенно убыстряя темп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— У аргынов, так же как и кипчаков, есть древняя история. Не воинское умение аргынов хочу я воспеть, а их неукротимое желание объединиться и жить в мире со всеми казахскими родами. Что может быть нужнее сейчас для нас? Кто может воспротивиться этому естественному желанию? И вот я призываю всех: пусть перестанет литься кровь братьев и пусть спокойно спят наши жены и дети, не боясь ночного разбоя, который иные считают подвигом, достойным настоящего мужчины. И помните, что никогда еще не был счастлив разрозненный народ. Горе и гибель ждут нас, если не сумеем вовремя одуматься!..
До самых высоких нот поднялся голос старого певца, и слышно было его на всю степь. Не шелохнувшись сидели люди, и казалось им, что провидит в веках старый Котан-жырау.
Но вот опять спокойным и тихим сделался его голос:
— Издавна славились аргыны своей мудрой рассудительностью. Уважая воинский дух, они тем не менее чтили высокий человеческий ум. Хранителями нашей древней музыки, песен и хороших обычаев были они. В наших юртах есть старые книги, рассказывающие историю всего нашего народа. А разве все это — не главное при объединении народа в одно целое?!
О Асан-Кайгы! Ты — представитель самого старого из наших племен. Скажи, прав ли я, именно за эти качества воспевая свой род, а не за взаимные набеги? Что нужно сейчас нашему народу?
Медленно заглушил свой кобыз старик. Люди молчали в раздумье. И вдруг раздался молодой взволнованный голос:
— Живи тысячу лет, дорогой наш жырау!.. Расковырять щель в плотине под силу одному человеку. Вековой лес может поджечь даже слабосильный ребенок. А сколько понадобится людей, чтобы вернуть реку в русло или погасить пожар!.. Так и у нас: достаточно одного неразумного шага, чтобы разрушить мир между племенами… Да, мы аргыны, сделаем так, как говоришь ты, наш вещий певец!..
Столько страсти и доброй человеческой веры было в этом голосе, что люди простили даже крайнюю молодость говорившего. Это был Касым, сын султана Джаныбека, и в памяти степных родов навечно осталась эта речь, сказанная раньше стариков. А он — смуглолицый, горбоносый, с красивыми миндалевидными глазами — нисколько ни смутился, видя тысячи устремленных на него глаз. Только страстные огоньки горели в черных зрачках да чуть подрагивали тонкие ноздри.
Большинство людей одобрило его смелый поступок, совершенный в присутствии самого хана. Им понравилось, что несмотря на молодость, юноша смотрит на жизнь как зрелый муж. Были и такие, кому пришлись не по душе высказанные им мысли, однако никто не посмел оборвать его, потому что был он тюре-чингизид…
Хан Абулхаир впился в него глазами. «Так вот каков ты, сын султана Джаныбека! — думал он. — Похоже на то, что дальше отца пойдешь в своих устремлениях. Разумеется, если позволят тебе сделать это другие султаны…»
Абулхаир даже улыбнулся про себя при этой мысли, но ничего не было видно по его лицу. Вся власть сейчас принадлежала Асану-Кайгы, и тот поднял голову.
— К миру во все времена стремились люди, — сказал он тихо, но все слышали его. — Ты воспел нам это великое желание своего народа, и первая награда принадлежит тебе по праву!..
Тихий гул одобрения прокатился от ханского ковра в степь, и чем дальше, тем сильнее становился он.
— Велико твое искусство, Казтуган-жырау! — Всем корпусом к маленькому певцу повернулся седобородый старец. — Ты правильно пел о смелости и мужестве батыров из своего рода, и подобны бурному Джейхуну были твои песни. Поистине непревзойденным оказался ты в этом, но допустил одну ошибку. Певец, как и воин, должен твердо знать, во имя чего совершается подвиг. Смелость и отвага сами по себе еще ничего не значат, а бывает так, что служат недостойному делу. Сколько замечательных примеров самопожертвования во имя родины показали кипчаки, но ты почему-то остановился лишь на том, как нападали они на соседей. Вечно ли петь нам эту волчью песню?
В мире и спокойствии нуждается сейчас наша степь. Только так сможем мы умножиться, укрепиться и отразить врагов, которые смотрят на все, как на проезжую дорогу. Лишь во имя единения и защиты отчего дома должны мы выхватить меч из ножен. И тогда пусть лучшие певцы восхваляют достойных!..
Я верю в тебя, мой Казтуган-жырау! Мне кажется, что ты не показал нам еще и малой доли своего великого умения. Отчего бы нам не послушать песни про другие легендарные сражения во славу родной земли и уже тогда присудить вторую награду…
* * *
Ничего в степи не было выше этих наград, и аргыны ликовали. Да и все собравшиеся остались довольны решением мудрого Асана-Кайгы. Сам Казтуган-жырау, настоящий певец и благородный человек, нисколько не обиделся, потому что старше и опытней был знаменитый Котан-жырау. И только Кобланды-батыр все крутил свой длинный ус. Вражда его с Акжол-бием обострилась до предела, и очередными происками противника казалось ему присуждение первой награды аргынскому певцу.
Асан-Кайгы, крепко державший в своих руках поводья состязания, махнул рукой Казтугану-жырау и сам подал ему домбру:
— Говори, жырау!..
И Казтуган-жырау не заставил себя долго ждать… Сейчас же запел он необходимое вступление. Но так как петь он хотел о давно минувших временах и дело касалось нашествия Чингисхана на степь, он предварительно обратился к хану Абулхаиру:
— Не моя выдумка эта песня, великий хан, а правдивый исторический рассказ. Все в нем оставлено так, как происходило в действительности. Если не понравится тебе что-нибудь сказанное о твоих предках, да простишь ты меня за это!..
«Когда есть власть в руках, можно обойтись и без мудрости». Много позже появилась эта пословица в степи, а в те времена, умело извинившись, еще можно было говорить о том, что происходило на самом деле. Только потом появились различные наказания для людей, упоминающих исторические события, про которые по тем или другим соображениям не хотелось помнить властителям. Таким недалеким властителям казалось, что стоит лишь переписать или замолчать историю — и все будет в порядке. Но рано или поздно сама история жестоко наказывала их за насилие над собой…
* * *
Сам хан вынужден был считаться в те времена со степной вольницей, потому что опирался на султанов. И неписаным законом было: «Можно отрубить голову, но нельзя отрезать язык».
Вот почему, хоть и предчувствовал хан Абулхаир, что неприятна будет ему песня Казтугана-жырау, он не показал вида и милостиво махнул рукой:
— Поэт у нас вольнее птицы!..
И совсем по-иному запел маленький певец. Словно искусный иноходец, начал он бег через века и события, постепенно убыстряя темп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85