Они всю жизнь то сжимаются, как от холода, то распускаются, как под горячим солнцем, в соответствии с крайними цифрами на градуснике. Интересно, так ли реагировала бы немка или норвежка на обольстительные пассы этого прохвоста? Если он и вправду прохвост.
Она брела по улицам, так и сяк вертя тугой клубок фактов, ища конец нити, чтобы начать распутывать клубок в правильном направлении. Где же начало? Начало — это мужчина, промышляющий ограблением женщин, так? Ухаживает, заманивает, а потом е...т, в прямом и переносном смысле, чтобы исчезнуть, получив в результате что? Удовлетворение мелкого тщеславия, похоти, а также сумму, вырученную от продажи чужих ценностей?
Нет, бессмыслица какая-то.,. Чересчур много усилий за слишком малую мзду. Бабушка Софи Вагнер оставила ей старинные ковры, драгоценности? Вряд ли такая приманка стоила того, чтобы почти месяц обхаживать эту Софи в Нью-Йорке, а потом еще на пять дней уединяться с ней в санкт-петербургских отелях. Может, ограбление не имеет к этому никакого отношения, а просто несчастная, брошенная, эмоционально выпотрошенная женщина судорожно ищет причину надругательства над ее чувствами. Но без ограбления вся эта история теряет даже остатки смысла. Цель даже самого отъявленного садиста-жиголо не может заключаться лишь в удовлетворении своего тщеславия и унижении женщины. Тут должны быть замешаны и деньги.
Непонятно и многое другое. Например, его работа. Маркус Сэмюел Ирвинг-Тейлор почти наверняка является экспертом-искусствоведом. Или по крайней мере он как-то связан с галереями в Швейцарии, сотрудничает с одной из тех галерей, которые обзванивала Софи. Надо раздобыть номер телефона. Он, конечно, знает этот телефон наизусть. А то и дело набирая номер, удобно использовать записанное в мобильнике меню — чтобы не трудиться лишний раз, дать отдых пальцам. Современная технология располагает к лени. По счастью.
Так она и добрела до главной площади. Села на скамью, вытащила из своего пиджака смятую обертку с телефонными номерами. Первые два номера явно были европейскими, но который из них был швейцарским, она понятия не имела: кода этой страны она не знала; к тому же все равно при таком освещении трудно было разобрать ее каракули.
Она мысленно вернулась к Софи Вагнер, этой адской истории соблазнения. Как бы там ни было, сейчас мошенничество произведено, завершилось, а это означает, что с его точки зрения выгодная операция прошла успешно. Как же все происходило? Она еще раз прокрутила в голове всю историю.
Акт первый: он нашел ее по частным объявлениям — ее координаты были известны, его же нет.
Акт второй: он ухаживал за ней, завоевывал, был вхож к ней в квартиру, но к себе он ее не приглашал; ни телефона его, ни даже настоящего его имени и фамилии она не знала.
Акт третий: он везет ее в Санкт-Петербург, где этот — как она выразилась? — потрясающий любовник знакомит ее с городом, кидает его к ее ногам, как ковер, а потом отправляет домой, разомлевшую от обещаний вечной любви и верности.
Так. Здесь остановимся. Почему Санкт-Петербург? Флорида обошлась бы дешевле, да и теплее там. А сексуальнее были бы Карибы. Однако нет. Он дурит ей голову романтическими картинами — снег, старинная культура. «Заснеженные деревья на старинных, дореволюционных улицах, сокровища Эрмитажа, водка-перцовка, жгучая и холодная, как лед». Хитро придумано. Действительно, рекламный ролик, подходящий для культурной женщины. Такой, что помещает объявления в «Нью-йоркском книжном обозрении».
Санкт-Петербург и «Нью-йоркское книжное обозрение», «Гардиан» и уик-энд в Тоскане. Метод обольщения тот же, и действует он по шаблону. Какие райские кущи открывал он ей в то утро в ресторане в Фьезоле, чем заманивал, когда она колебалась — оставаться или улететь домой? Францисканскии монастырь и замечательная коллекция Делла Роббиа... Сокровища Эрмитажа и водка-перцовка...
Конечно. Вот она, связь. Искусство. Но это же естественно, разве не так? В конце концов, занимается-то он искусством. Покупает и продает. Может, это какое-то мошенничество с предметами искусства? Туризм плюс романтическая поездка как ширма для прикрытия темных дел. Но каких дел и каким образом? У него и времени заняться делами не было. Да и какое такое особенное искусство они видели (церкви — не в счет, а самое интересное, что было, — это картина на дарохранительнице, но даже и она на поверку оказалась «почти», но все же не шедевром), а скоро они вернутся во Флоренцию, чтобы успеть к раннему самолету в понедельник, и уик-энд завершится. Если только он не задержится, чтобы проворачивать свои дела. Но тогда зачем было тащить сюда ее?
Нет, чего-то тут она не улавливает. И голова раскалывается от попыток понять.
Два... Три... Гулкое эхо башенных часов замерло. С противоположного края площади донесся низкий жужжащий звук, словно циркулярная пила вдруг заработала в ночи. Из переулка напротив показался мотороллер, двигавшийся как игрушка с дистанционным управлением. За рулем был длинноволосый парень, на заднем сиденье, обхватив руками его талию и прижавшись к нему, сидела девушка в мини-юбке, голые ноги ее обдувал ночной ветерок. Они промчались по булыжникам площади с двигателем, сердито дребезжавшим на неровном покрытии, мелькнули мимо Анны и завернули в улицу слева от нее. Жужжание постепенно стихло. Итальянская парочка разъезжается по домам после гулянья. Остается лишь надеяться, что их возвращения не ждут взволнованные и бессонные домашние.
Она представила себе, как парочка прощается на пороге: торопливое объятие, пока наверху не зажегся свет. Картина эта привела за собой другую — собственный ее возлюбленный, распростертый на кровати в номере лучшего городского отеля. Мысленно она тщательнее воспроизвела перед собой его черты.
Он любит спать на животе — это она уже себе уяснила, — голова повернута в сторону, пол-лица смято подушкой, дышит глубоко, звучно. В покое его плечи и торс кажутся массивными и, если вглядеться, немного, что называется, дряблыми. Но выглядит он еще хорошо, еще хочется касаться его тела. Она вообразила себе это прикосновение: кожа плотная и в то же время гладкая, чуть влажная и липкая от пота, капельками проступившего на ней. Взгляд и руки ее опустились ниже, вдоль спины к ягодицам, и этот своеобразный вуайеризм придал ее глазам выражение холодное, оценивающее, почти жесткое. Над бедрами наметились складки — последствия всех этих дорогих обедов и ужинов. Попадались ей задницы и покрасивее. На ее веку. Она представила себе, как кто-то (она сама?) будит его шлепком по ягодицам: «Хватит, парень, просыпайся-ка! Принимайся за дело! А то дама твоя заждалась!» Он поворачивается, не сразу понимая, что к чему, и она замечает все — и чуть отвислую нижнюю челюсть, и затуманенный мутный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Она брела по улицам, так и сяк вертя тугой клубок фактов, ища конец нити, чтобы начать распутывать клубок в правильном направлении. Где же начало? Начало — это мужчина, промышляющий ограблением женщин, так? Ухаживает, заманивает, а потом е...т, в прямом и переносном смысле, чтобы исчезнуть, получив в результате что? Удовлетворение мелкого тщеславия, похоти, а также сумму, вырученную от продажи чужих ценностей?
Нет, бессмыслица какая-то.,. Чересчур много усилий за слишком малую мзду. Бабушка Софи Вагнер оставила ей старинные ковры, драгоценности? Вряд ли такая приманка стоила того, чтобы почти месяц обхаживать эту Софи в Нью-Йорке, а потом еще на пять дней уединяться с ней в санкт-петербургских отелях. Может, ограбление не имеет к этому никакого отношения, а просто несчастная, брошенная, эмоционально выпотрошенная женщина судорожно ищет причину надругательства над ее чувствами. Но без ограбления вся эта история теряет даже остатки смысла. Цель даже самого отъявленного садиста-жиголо не может заключаться лишь в удовлетворении своего тщеславия и унижении женщины. Тут должны быть замешаны и деньги.
Непонятно и многое другое. Например, его работа. Маркус Сэмюел Ирвинг-Тейлор почти наверняка является экспертом-искусствоведом. Или по крайней мере он как-то связан с галереями в Швейцарии, сотрудничает с одной из тех галерей, которые обзванивала Софи. Надо раздобыть номер телефона. Он, конечно, знает этот телефон наизусть. А то и дело набирая номер, удобно использовать записанное в мобильнике меню — чтобы не трудиться лишний раз, дать отдых пальцам. Современная технология располагает к лени. По счастью.
Так она и добрела до главной площади. Села на скамью, вытащила из своего пиджака смятую обертку с телефонными номерами. Первые два номера явно были европейскими, но который из них был швейцарским, она понятия не имела: кода этой страны она не знала; к тому же все равно при таком освещении трудно было разобрать ее каракули.
Она мысленно вернулась к Софи Вагнер, этой адской истории соблазнения. Как бы там ни было, сейчас мошенничество произведено, завершилось, а это означает, что с его точки зрения выгодная операция прошла успешно. Как же все происходило? Она еще раз прокрутила в голове всю историю.
Акт первый: он нашел ее по частным объявлениям — ее координаты были известны, его же нет.
Акт второй: он ухаживал за ней, завоевывал, был вхож к ней в квартиру, но к себе он ее не приглашал; ни телефона его, ни даже настоящего его имени и фамилии она не знала.
Акт третий: он везет ее в Санкт-Петербург, где этот — как она выразилась? — потрясающий любовник знакомит ее с городом, кидает его к ее ногам, как ковер, а потом отправляет домой, разомлевшую от обещаний вечной любви и верности.
Так. Здесь остановимся. Почему Санкт-Петербург? Флорида обошлась бы дешевле, да и теплее там. А сексуальнее были бы Карибы. Однако нет. Он дурит ей голову романтическими картинами — снег, старинная культура. «Заснеженные деревья на старинных, дореволюционных улицах, сокровища Эрмитажа, водка-перцовка, жгучая и холодная, как лед». Хитро придумано. Действительно, рекламный ролик, подходящий для культурной женщины. Такой, что помещает объявления в «Нью-йоркском книжном обозрении».
Санкт-Петербург и «Нью-йоркское книжное обозрение», «Гардиан» и уик-энд в Тоскане. Метод обольщения тот же, и действует он по шаблону. Какие райские кущи открывал он ей в то утро в ресторане в Фьезоле, чем заманивал, когда она колебалась — оставаться или улететь домой? Францисканскии монастырь и замечательная коллекция Делла Роббиа... Сокровища Эрмитажа и водка-перцовка...
Конечно. Вот она, связь. Искусство. Но это же естественно, разве не так? В конце концов, занимается-то он искусством. Покупает и продает. Может, это какое-то мошенничество с предметами искусства? Туризм плюс романтическая поездка как ширма для прикрытия темных дел. Но каких дел и каким образом? У него и времени заняться делами не было. Да и какое такое особенное искусство они видели (церкви — не в счет, а самое интересное, что было, — это картина на дарохранительнице, но даже и она на поверку оказалась «почти», но все же не шедевром), а скоро они вернутся во Флоренцию, чтобы успеть к раннему самолету в понедельник, и уик-энд завершится. Если только он не задержится, чтобы проворачивать свои дела. Но тогда зачем было тащить сюда ее?
Нет, чего-то тут она не улавливает. И голова раскалывается от попыток понять.
Два... Три... Гулкое эхо башенных часов замерло. С противоположного края площади донесся низкий жужжащий звук, словно циркулярная пила вдруг заработала в ночи. Из переулка напротив показался мотороллер, двигавшийся как игрушка с дистанционным управлением. За рулем был длинноволосый парень, на заднем сиденье, обхватив руками его талию и прижавшись к нему, сидела девушка в мини-юбке, голые ноги ее обдувал ночной ветерок. Они промчались по булыжникам площади с двигателем, сердито дребезжавшим на неровном покрытии, мелькнули мимо Анны и завернули в улицу слева от нее. Жужжание постепенно стихло. Итальянская парочка разъезжается по домам после гулянья. Остается лишь надеяться, что их возвращения не ждут взволнованные и бессонные домашние.
Она представила себе, как парочка прощается на пороге: торопливое объятие, пока наверху не зажегся свет. Картина эта привела за собой другую — собственный ее возлюбленный, распростертый на кровати в номере лучшего городского отеля. Мысленно она тщательнее воспроизвела перед собой его черты.
Он любит спать на животе — это она уже себе уяснила, — голова повернута в сторону, пол-лица смято подушкой, дышит глубоко, звучно. В покое его плечи и торс кажутся массивными и, если вглядеться, немного, что называется, дряблыми. Но выглядит он еще хорошо, еще хочется касаться его тела. Она вообразила себе это прикосновение: кожа плотная и в то же время гладкая, чуть влажная и липкая от пота, капельками проступившего на ней. Взгляд и руки ее опустились ниже, вдоль спины к ягодицам, и этот своеобразный вуайеризм придал ее глазам выражение холодное, оценивающее, почти жесткое. Над бедрами наметились складки — последствия всех этих дорогих обедов и ужинов. Попадались ей задницы и покрасивее. На ее веку. Она представила себе, как кто-то (она сама?) будит его шлепком по ягодицам: «Хватит, парень, просыпайся-ка! Принимайся за дело! А то дама твоя заждалась!» Он поворачивается, не сразу понимая, что к чему, и она замечает все — и чуть отвислую нижнюю челюсть, и затуманенный мутный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79