— До звезд ой как далеко! Не скоро до них доберешься…
— И все же когда-нибудь астронавты доберутся, — сказал Суховерхов. — Несмотря на колоссальные расстояния… Вот, например, луч света, покинувший Полярную звезду, достигает Земли спустя 472 года.
— Откуда это известно?
— Подсчитали ученые-астрономы.
Фекла подняла голову, посмотрела в небо. Там не было ни единой звездочки — сплошь темные ночные облака. Суховерхов слегка поскользнулся на обледенелой тропке и, когда Фекла подхватила его под руку, почувствовал сдержанную и уверенную силу этой женщины.
— Новая работа вам нравится? — перевел он разговор на земные темы.
— Хлопот много, — призналась Фекла.
— Хозяйство большое?
— Да. Но ничего, привыкаю.
Впереди показалась приземистая изба Ермолая, придавленная к земле огромным сугробом снега на крыше. Электрический свет в маленьком оконце горел непривычно ярко. Суховерхов пригласил Феклу зайти в дом и поглядеть, как он живет со стариком.
Ермолай сидел на лавке у окна. Старенький, бородатый, весь как бы усохший, он подшивал валенок, ковыряя шилом и держа во рту конец черной толстой дратвы. В конец была вплетена свиная щетинка, заменявшая иглу. Завидя гостью, Ермолай встал, отряхнул лоснящиеся на коленях ватные брюки.
— Давно не видал вас, Фекла Осиповна, — приветствовал он ее. — Проходите, садитесь… Я сейчас самоварчик…
Фекла осмотрелась. В избе подметено, но пол, как говорят женщины, замыт. Видимо, терли его только вехоткой, без дресвы и голика. На шестке — прокопченные чугуны. По всему было видно, что хозяин старался поддерживать порядок, но это ему плохо удавалось. Не чувствовалось в доме женской руки.
Фекла сняла и повесила пальто, взяла с лавки валенок и протянула его Ермолаю:
— Продолжай свою работу. А самовар я поставлю.
Ермолай переглянулся с Суховерховым и, сев поближе к свету, снова взялся за шило.
— Есть у тебя клюква, Ермолай Иванович? — спросила Фекла, оглядев самовар.
Ермолай удивленно поднял голову.
— На кислое потянуло тебя, Феклуша?
— На кислое.
— Найду немножко.
— Давай неси клюкву! Самовар-то весь позеленел от злости на хозяина. Из такого пить чай — страсть божья, отобьет аппетит начисто.
Хозяин принес ягоды в кринке, Фекла закатала рукава и принялась чистить самовар клюквой и печной золой.
— Ой, Феня, осторожней! Медали-то на нем не сотри! — пошутил Ермолай.
— Не бойсь, не сотру.
Она быстро вычистила старинный латунный с медалями самовар, вымыла его в тазу, окатила чистой водой, протерла и только тогда стала наполнять. Вскоре сухие смолистые лучинки весело затрещали в трубе.
Фекла не ограничилась чисткой самовара. После того как он засиял золотистыми боками, она принялась мыть и скоблить ножом стол, чистить чугуны.
Ермолай тем временем заканчивал подшивку валенка, а Суховерхов просматривал газеты, незаметно наблюдая за ловкой работой гостьи.
— Вот теперь хорошо. Еще бы пол вымыть… Да уж придется, видно, в другой раз.
— Что вы, Фекла Осиповна! — сказал Ермолай. — Пол я и сам вымою. Зачем вас затруднять…
— Вам тяжело наклоняться. Возраст… А тут требуется ловкость, гибкость да силенка! — заметила Фекла.
Самовар закипел, и Суховерхов поднял его на стол. Ермолай достал чайную посуду, принес из чулана моченой морошки, соленых грибов, вытащил из печи сковороду с жареной рыбой, нарезал хлеба и вынул из кухонного шкафа бутылку водки.
— Такая гостья! Не грех и по чарке.
Сели за стол. Ермолай разлил водку в граненые стопки, но Фекла ее пить не стала, налила себе чаю.
— Ну, рассказывайте, как живете? Чем, Ермолай Иванович, нынче занимаетесь? — поинтересовалась она.
— Я ведь на пенсии. Сижу дома. Слежу за порядком, обеды готовлю.
— Очень вкусно готовит! — подхватил Суховерхов.
— Вам бы женщину. Хоть одну на двоих. Уютнее бы стало в избе.
Ермолай рассмеялся, в седой бороде блеснули ровные и еще крепкие зубы.
— Надо бы… Да где ее взять? Со мной теперь бабы не хотят связываться. Ушло мое время. А у Леонида Ивановича — школа. Ему не до баб.
— Одно другому не помешает, — неожиданно рассмеялась Фекла. — Надо вам на паях пригласить хотя бы уборщицу. Эх вы, астрономы! Звезды считаете, а себя как следует обслужить не можете. В баню-то ходите?
— Каждую субботу, — ответил Ермолай.
— А белье кто стирает?
— Сам.
— Представляю… Вот бы поглядеть! — Фекла уже совсем развеселилась, ей было забавно подтрунивать над бобылями. — После стирки белье полощешь?
— А как же! На реку к полынье хожу.
— В прорубь ни разу не свалился?
— Еще того не хватало! Ты, Феня, чем смеяться над стариком, взяла бы да и постирала.
— И возьму. Приготовь, — серьезно предложила Фекла.
— Что вы! — вмешался Суховерхов. — У вас дел много. Я могу школьную уборщицу попросить.
— Анфису? Да у нее своих забот куча: пятеро детей. До чужой ли тут стирки?
— Неужели пятеро? — удивился Суховерхов.
— Пятеро! Мал мала меньше.
— Так у нее, кажется, и мужа-то нет, — растерялся Леонид Иванович.
— А-зачем муж? В селе не вывелись мастера по этой части. — Фекла опять захохотала. — Сколько до Полярной звезды, сосчитали, а сколько детей у Фисы, не знаете. Вот так директор!
Леонид Иванович не обиделся. В самом деле, — упрекнул он себя, — как это я не поинтересовался семейным положением своего работника? Он уже не раз ловил себя на том, что ему приятно смотреть на Феклу. Она все еще была хороша собой и так весело и заразительно смеялась и говорила обо всем с удивительной прямотой. Все в ней казалось таким понятным, что обижаться на нее было просто невозможно.
Суховерхов за свою жизнь повидал немало людей и чувствовал, что Фекла была не совсем обычным и вовсе не заурядным человеком.
После чая Леонид Иванович показал ей свою горницу. Там стоял небольшой стол с аккуратно сложенными на нем тетрадями и учебниками, а также с чернильницей-непроливашкой, принесенной, видимо, из школы. На стене висел портрет Ленина. На подоконнике стоял в глиняном цветочнике полузасохший цветок. В углу разместилась простая железная койка под суконным, похожим на солдатское, одеялом.
Фекла ткнула пальцем в цветочник.
— Надо поливать, — заметила она и, повернувшись к кровати, взяла подушку, взбила ее и поставила углом вверх. Подушка сразу стала мягкой и пышной. — Вот так, — улыбнулась Фекла, видя, как Леонид Иванович, принеся воды в ковшике, осторожно поливает цветок. — Незавидное ваше холостяцкое житье. Нравится оно?
— Как сказать… — замялся Суховерхов. — Откровенно говоря, приятного мало.
— Пора мне домой, — сказала Фекла и вышла в переднюю комнату, где Ермолай, прибрав на столе, сидел с газетой в руках.
— Спасибо тебе, Феня, за приборку и за самовар. Сияет, как новый, — сказал он. — Приходи к нам почаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
— И все же когда-нибудь астронавты доберутся, — сказал Суховерхов. — Несмотря на колоссальные расстояния… Вот, например, луч света, покинувший Полярную звезду, достигает Земли спустя 472 года.
— Откуда это известно?
— Подсчитали ученые-астрономы.
Фекла подняла голову, посмотрела в небо. Там не было ни единой звездочки — сплошь темные ночные облака. Суховерхов слегка поскользнулся на обледенелой тропке и, когда Фекла подхватила его под руку, почувствовал сдержанную и уверенную силу этой женщины.
— Новая работа вам нравится? — перевел он разговор на земные темы.
— Хлопот много, — призналась Фекла.
— Хозяйство большое?
— Да. Но ничего, привыкаю.
Впереди показалась приземистая изба Ермолая, придавленная к земле огромным сугробом снега на крыше. Электрический свет в маленьком оконце горел непривычно ярко. Суховерхов пригласил Феклу зайти в дом и поглядеть, как он живет со стариком.
Ермолай сидел на лавке у окна. Старенький, бородатый, весь как бы усохший, он подшивал валенок, ковыряя шилом и держа во рту конец черной толстой дратвы. В конец была вплетена свиная щетинка, заменявшая иглу. Завидя гостью, Ермолай встал, отряхнул лоснящиеся на коленях ватные брюки.
— Давно не видал вас, Фекла Осиповна, — приветствовал он ее. — Проходите, садитесь… Я сейчас самоварчик…
Фекла осмотрелась. В избе подметено, но пол, как говорят женщины, замыт. Видимо, терли его только вехоткой, без дресвы и голика. На шестке — прокопченные чугуны. По всему было видно, что хозяин старался поддерживать порядок, но это ему плохо удавалось. Не чувствовалось в доме женской руки.
Фекла сняла и повесила пальто, взяла с лавки валенок и протянула его Ермолаю:
— Продолжай свою работу. А самовар я поставлю.
Ермолай переглянулся с Суховерховым и, сев поближе к свету, снова взялся за шило.
— Есть у тебя клюква, Ермолай Иванович? — спросила Фекла, оглядев самовар.
Ермолай удивленно поднял голову.
— На кислое потянуло тебя, Феклуша?
— На кислое.
— Найду немножко.
— Давай неси клюкву! Самовар-то весь позеленел от злости на хозяина. Из такого пить чай — страсть божья, отобьет аппетит начисто.
Хозяин принес ягоды в кринке, Фекла закатала рукава и принялась чистить самовар клюквой и печной золой.
— Ой, Феня, осторожней! Медали-то на нем не сотри! — пошутил Ермолай.
— Не бойсь, не сотру.
Она быстро вычистила старинный латунный с медалями самовар, вымыла его в тазу, окатила чистой водой, протерла и только тогда стала наполнять. Вскоре сухие смолистые лучинки весело затрещали в трубе.
Фекла не ограничилась чисткой самовара. После того как он засиял золотистыми боками, она принялась мыть и скоблить ножом стол, чистить чугуны.
Ермолай тем временем заканчивал подшивку валенка, а Суховерхов просматривал газеты, незаметно наблюдая за ловкой работой гостьи.
— Вот теперь хорошо. Еще бы пол вымыть… Да уж придется, видно, в другой раз.
— Что вы, Фекла Осиповна! — сказал Ермолай. — Пол я и сам вымою. Зачем вас затруднять…
— Вам тяжело наклоняться. Возраст… А тут требуется ловкость, гибкость да силенка! — заметила Фекла.
Самовар закипел, и Суховерхов поднял его на стол. Ермолай достал чайную посуду, принес из чулана моченой морошки, соленых грибов, вытащил из печи сковороду с жареной рыбой, нарезал хлеба и вынул из кухонного шкафа бутылку водки.
— Такая гостья! Не грех и по чарке.
Сели за стол. Ермолай разлил водку в граненые стопки, но Фекла ее пить не стала, налила себе чаю.
— Ну, рассказывайте, как живете? Чем, Ермолай Иванович, нынче занимаетесь? — поинтересовалась она.
— Я ведь на пенсии. Сижу дома. Слежу за порядком, обеды готовлю.
— Очень вкусно готовит! — подхватил Суховерхов.
— Вам бы женщину. Хоть одну на двоих. Уютнее бы стало в избе.
Ермолай рассмеялся, в седой бороде блеснули ровные и еще крепкие зубы.
— Надо бы… Да где ее взять? Со мной теперь бабы не хотят связываться. Ушло мое время. А у Леонида Ивановича — школа. Ему не до баб.
— Одно другому не помешает, — неожиданно рассмеялась Фекла. — Надо вам на паях пригласить хотя бы уборщицу. Эх вы, астрономы! Звезды считаете, а себя как следует обслужить не можете. В баню-то ходите?
— Каждую субботу, — ответил Ермолай.
— А белье кто стирает?
— Сам.
— Представляю… Вот бы поглядеть! — Фекла уже совсем развеселилась, ей было забавно подтрунивать над бобылями. — После стирки белье полощешь?
— А как же! На реку к полынье хожу.
— В прорубь ни разу не свалился?
— Еще того не хватало! Ты, Феня, чем смеяться над стариком, взяла бы да и постирала.
— И возьму. Приготовь, — серьезно предложила Фекла.
— Что вы! — вмешался Суховерхов. — У вас дел много. Я могу школьную уборщицу попросить.
— Анфису? Да у нее своих забот куча: пятеро детей. До чужой ли тут стирки?
— Неужели пятеро? — удивился Суховерхов.
— Пятеро! Мал мала меньше.
— Так у нее, кажется, и мужа-то нет, — растерялся Леонид Иванович.
— А-зачем муж? В селе не вывелись мастера по этой части. — Фекла опять захохотала. — Сколько до Полярной звезды, сосчитали, а сколько детей у Фисы, не знаете. Вот так директор!
Леонид Иванович не обиделся. В самом деле, — упрекнул он себя, — как это я не поинтересовался семейным положением своего работника? Он уже не раз ловил себя на том, что ему приятно смотреть на Феклу. Она все еще была хороша собой и так весело и заразительно смеялась и говорила обо всем с удивительной прямотой. Все в ней казалось таким понятным, что обижаться на нее было просто невозможно.
Суховерхов за свою жизнь повидал немало людей и чувствовал, что Фекла была не совсем обычным и вовсе не заурядным человеком.
После чая Леонид Иванович показал ей свою горницу. Там стоял небольшой стол с аккуратно сложенными на нем тетрадями и учебниками, а также с чернильницей-непроливашкой, принесенной, видимо, из школы. На стене висел портрет Ленина. На подоконнике стоял в глиняном цветочнике полузасохший цветок. В углу разместилась простая железная койка под суконным, похожим на солдатское, одеялом.
Фекла ткнула пальцем в цветочник.
— Надо поливать, — заметила она и, повернувшись к кровати, взяла подушку, взбила ее и поставила углом вверх. Подушка сразу стала мягкой и пышной. — Вот так, — улыбнулась Фекла, видя, как Леонид Иванович, принеся воды в ковшике, осторожно поливает цветок. — Незавидное ваше холостяцкое житье. Нравится оно?
— Как сказать… — замялся Суховерхов. — Откровенно говоря, приятного мало.
— Пора мне домой, — сказала Фекла и вышла в переднюю комнату, где Ермолай, прибрав на столе, сидел с газетой в руках.
— Спасибо тебе, Феня, за приборку и за самовар. Сияет, как новый, — сказал он. — Приходи к нам почаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166