— Ну а если еще и премия — совсем хорошо.
Тихон Сафоныч, дружелюбно похлопав его по плечу, пошел к плотникам. Климцов ему нравился все больше. Были у парня хозяйственная хватка, смекалка и расторопность. Побольше бы нам таких, — подумал председатель.
Панькин припомнил, как рос Иван. Весной сорок третьего Екатерина Прохоровна Климцова получила похоронку. Председатель зашел тогда к ней, еще не зная о горе. Климцова сидела за пустым чистым столом, на котором лежал листок бумаги, то самое извещение. Екатерина Прохоровна не плакала, сидела молча, подперев подбородок худым жилистым кулаком, и смотрела на этот листок с выражением какой-то безнадежной отчужденности в глазах, кажущихся огромными на худом бледном лице. А рядом стоял шестилетний Ванюшка в чиненых-перечиненных валенках и в теплой стеганке, сшитой из отцовской телогрейки.
А кажется, в пятьдесят втором… ну да, именно в том году во время школьных каникул Панькин назначил Ивана рулевым на моторный карбас, что ходил по реке с правого берега на левый да возил с верховьев реки сено и дрова для фермы.
…Понадобилось Тихону Сафонычу как-то переехать на тот берег, в Слободку. Мотор был старый, капризный. Он сам с трудом запустил его, сел на банку и, глянув на Ивана, удивился, как он вырос. Пятнадцатилетний парень во всем походил на взрослого мужика: на ногах резиновые бродни, ватник перепоясан широким кожаным ремнем, лицо смуглое от загара и ветра, движения сдержанные, уверенные. Он улыбнулся Панькину и, вырулив против течения, стал в корме, заложив руки в карманы. Панькин хотел было сделать ему замечание за то, что он оставил румпель, но приметил, что короткая, отшлифованная многими ладонями деревянная рукоятка руля находится у Ивана под коленкой и правит он карбасом этак небрежно, щегольски, едва уловимыми движениями ноги.
— Это что, новый способ — так держать румпель? — спросил Панькин.
Иван улыбнулся в ответ, но ничего не сказал, а только плавно повернул румпель и направил карбас к берегу.
Ишь как, руки в брюки и подколенкой правит рулем… Это у них, у подростков, такой шик, — отметил про себя Тихон Сафоныч и озабоченно подумал: — В будущем году Иван закончит восьмой класс. Куда дальше? Уедет из села наверняка…
Председатель спросил об этом и получил уклончивый ответ:
— Поживем — увидим. Покамест никуда не собираюсь…
Окончив восьмилетку, Ванюшка действительно уехал, и Панькин вроде бы даже стал забывать его, как приходилось ему забывать и других парней и девчат, уходивших из дому.
Но вот Климцов вернулся, и старый председатель был рад этому. Когда закончили монтаж отопительной системы, Панькин решил испытать Ивана в другом хлопотливом деле — снабженческом, требующем известной пробивной силы и находчивости. Несмотря на энергичный протест Дорофея, Тихон Сафоныч снял Климцова со стройки и отправил его в Архангельск за запасными частями. Иван отбыл с очередным рейсом самолета и вернулся через пять дней, привезя все необходимое, в том числе и запасные поршневые кольца для двигателя Боевика, и не один, а целых два комплекта. В рыбакколхозсоюзе таких дефицитных частей не оказалось. Иван отправился в морское пароходство. Сначала ему там отказали в просьбе, но он пошел в обком партии и заручился поддержкой. Словом, два комплекта колец были привезены и можно было начинать ремонт. Панькин был доволен, но счел нужным заметить:
— В будущем постарайся обходиться без помощи обкома, потому что ходить туда за каждым пустяком несолидно. Надо действовать другими путями. А в общем ты проявил находчивость. Хвалю.
3
Панькин все чаще замечал, что время шло очень уж быстро, так быстро, что он едва успевал следить за календарем: листки с него словно ветром сдувало. Тихон Сафоныч невольно сравнивал старость с осенью, и ему казалось, что дни теперь слетают с календаря, словно ворох листьев с деревьев, и календарная стенка скоро опустеет, как обнаженная ветка…
Стремительный бег времени особенно стал заметен, когда годы подобрались к такой круглой дате, которую нынче принято отмечать как юбилей.
Раньше в Унде видом не видали и слыхом не слыхали о юбилеях, а теперь и здесь стала прививаться мода: стукнуло человеку пятьдесят — справляй юбилей, в шестьдесят — сам бог велел, ну а в семьдесят — тем более. Зови дружков-приятелей, накачивай их вином и слушай панегирики в свой адрес. И хоть они, эти панегирики, смахивали на похоронные похвальные речи — столько в них лилось меда и патоки, слушать их все же было приятно. Будто кто-то почесывал тебе спину промеж лопаток как раз в том самом месте, где зуд — ну прямо невтерпеж.
Как-то, будучи в областном центре на совещании председателей колхозов, Тихон Сафоныч услышал вечером в гостинице рассказ о том, как провожали одного районного деятеля на пенсию, когда ему стукнуло шестьдесят. Как положено, сослуживцы в конце рабочего дня собрались в учреждении. Посадив юбиляра в президиум, говорили похвальные речи, преподносили подарки — самовар, часы с боем, серебряный, подстаканник… Один из приятелей вручил ему также берестяные лапотки, по-местному ступни, с намеком на то, что на досуге пенсионеру не мешает заняться подобным рукомеслом ради успокоения нервов и полезного времяпрепровождения. Ну а потом юбиляр, как водится, пригласил всех домой на товарищеский ужин, по-городскому — банкет.
Гости, конечно, подвыпили, стали петь песни, а потом наладились плясать, да еще как плясать! Посуда на столе подпрыгивала, и весь деревянный домишко гудел и покачивался с боку на бок. Юбиляр тоже разошелся и тряхнул стариной. Сначала отплясывал барыню в валенках (дело было зимой), но валенки стали ему мешать, скинул их, остался в шерстяных домашней вязки носках. А потом и носки стали помехой, их тоже сбросил и принялся оттаптывать дробь голыми пятками. То-то было веселья! На улице прохожие останавливались и заглядывали в окна, а те, кто был в доме, смеялись до колик в животе.
Затем сбились все в тесный круг в общем плясе, и никто не заметил, как юбиляр куда-то исчез из горницы. Хватились, стали искать и нашли: стоит на крыльце на морозе босой в обнимку с разбитной вдовушкой-соседкой и целует ее в полное удовольствие.
После стольких пылких поцелуев юбиляр угодил в больницу с обмороженными ногами. Вот какие бывают юбилеи! — Панькин долго хохотал, услышав эту историю.
Шутки шутками, а в феврале Тихону Сафонычу предстояло отметить две памятные даты: свой день рождения и тридцатилетие со дня организации колхоза Путь к социализму.
Отчетно-выборные собрания проводились обычно в феврале, когда возвращались с Канина с подледного лова наваги рыбаки и приближалось время зимнего боя тюленей. Председатель заранее готовил материалы к отчетному докладу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Тихон Сафоныч, дружелюбно похлопав его по плечу, пошел к плотникам. Климцов ему нравился все больше. Были у парня хозяйственная хватка, смекалка и расторопность. Побольше бы нам таких, — подумал председатель.
Панькин припомнил, как рос Иван. Весной сорок третьего Екатерина Прохоровна Климцова получила похоронку. Председатель зашел тогда к ней, еще не зная о горе. Климцова сидела за пустым чистым столом, на котором лежал листок бумаги, то самое извещение. Екатерина Прохоровна не плакала, сидела молча, подперев подбородок худым жилистым кулаком, и смотрела на этот листок с выражением какой-то безнадежной отчужденности в глазах, кажущихся огромными на худом бледном лице. А рядом стоял шестилетний Ванюшка в чиненых-перечиненных валенках и в теплой стеганке, сшитой из отцовской телогрейки.
А кажется, в пятьдесят втором… ну да, именно в том году во время школьных каникул Панькин назначил Ивана рулевым на моторный карбас, что ходил по реке с правого берега на левый да возил с верховьев реки сено и дрова для фермы.
…Понадобилось Тихону Сафонычу как-то переехать на тот берег, в Слободку. Мотор был старый, капризный. Он сам с трудом запустил его, сел на банку и, глянув на Ивана, удивился, как он вырос. Пятнадцатилетний парень во всем походил на взрослого мужика: на ногах резиновые бродни, ватник перепоясан широким кожаным ремнем, лицо смуглое от загара и ветра, движения сдержанные, уверенные. Он улыбнулся Панькину и, вырулив против течения, стал в корме, заложив руки в карманы. Панькин хотел было сделать ему замечание за то, что он оставил румпель, но приметил, что короткая, отшлифованная многими ладонями деревянная рукоятка руля находится у Ивана под коленкой и правит он карбасом этак небрежно, щегольски, едва уловимыми движениями ноги.
— Это что, новый способ — так держать румпель? — спросил Панькин.
Иван улыбнулся в ответ, но ничего не сказал, а только плавно повернул румпель и направил карбас к берегу.
Ишь как, руки в брюки и подколенкой правит рулем… Это у них, у подростков, такой шик, — отметил про себя Тихон Сафоныч и озабоченно подумал: — В будущем году Иван закончит восьмой класс. Куда дальше? Уедет из села наверняка…
Председатель спросил об этом и получил уклончивый ответ:
— Поживем — увидим. Покамест никуда не собираюсь…
Окончив восьмилетку, Ванюшка действительно уехал, и Панькин вроде бы даже стал забывать его, как приходилось ему забывать и других парней и девчат, уходивших из дому.
Но вот Климцов вернулся, и старый председатель был рад этому. Когда закончили монтаж отопительной системы, Панькин решил испытать Ивана в другом хлопотливом деле — снабженческом, требующем известной пробивной силы и находчивости. Несмотря на энергичный протест Дорофея, Тихон Сафоныч снял Климцова со стройки и отправил его в Архангельск за запасными частями. Иван отбыл с очередным рейсом самолета и вернулся через пять дней, привезя все необходимое, в том числе и запасные поршневые кольца для двигателя Боевика, и не один, а целых два комплекта. В рыбакколхозсоюзе таких дефицитных частей не оказалось. Иван отправился в морское пароходство. Сначала ему там отказали в просьбе, но он пошел в обком партии и заручился поддержкой. Словом, два комплекта колец были привезены и можно было начинать ремонт. Панькин был доволен, но счел нужным заметить:
— В будущем постарайся обходиться без помощи обкома, потому что ходить туда за каждым пустяком несолидно. Надо действовать другими путями. А в общем ты проявил находчивость. Хвалю.
3
Панькин все чаще замечал, что время шло очень уж быстро, так быстро, что он едва успевал следить за календарем: листки с него словно ветром сдувало. Тихон Сафоныч невольно сравнивал старость с осенью, и ему казалось, что дни теперь слетают с календаря, словно ворох листьев с деревьев, и календарная стенка скоро опустеет, как обнаженная ветка…
Стремительный бег времени особенно стал заметен, когда годы подобрались к такой круглой дате, которую нынче принято отмечать как юбилей.
Раньше в Унде видом не видали и слыхом не слыхали о юбилеях, а теперь и здесь стала прививаться мода: стукнуло человеку пятьдесят — справляй юбилей, в шестьдесят — сам бог велел, ну а в семьдесят — тем более. Зови дружков-приятелей, накачивай их вином и слушай панегирики в свой адрес. И хоть они, эти панегирики, смахивали на похоронные похвальные речи — столько в них лилось меда и патоки, слушать их все же было приятно. Будто кто-то почесывал тебе спину промеж лопаток как раз в том самом месте, где зуд — ну прямо невтерпеж.
Как-то, будучи в областном центре на совещании председателей колхозов, Тихон Сафоныч услышал вечером в гостинице рассказ о том, как провожали одного районного деятеля на пенсию, когда ему стукнуло шестьдесят. Как положено, сослуживцы в конце рабочего дня собрались в учреждении. Посадив юбиляра в президиум, говорили похвальные речи, преподносили подарки — самовар, часы с боем, серебряный, подстаканник… Один из приятелей вручил ему также берестяные лапотки, по-местному ступни, с намеком на то, что на досуге пенсионеру не мешает заняться подобным рукомеслом ради успокоения нервов и полезного времяпрепровождения. Ну а потом юбиляр, как водится, пригласил всех домой на товарищеский ужин, по-городскому — банкет.
Гости, конечно, подвыпили, стали петь песни, а потом наладились плясать, да еще как плясать! Посуда на столе подпрыгивала, и весь деревянный домишко гудел и покачивался с боку на бок. Юбиляр тоже разошелся и тряхнул стариной. Сначала отплясывал барыню в валенках (дело было зимой), но валенки стали ему мешать, скинул их, остался в шерстяных домашней вязки носках. А потом и носки стали помехой, их тоже сбросил и принялся оттаптывать дробь голыми пятками. То-то было веселья! На улице прохожие останавливались и заглядывали в окна, а те, кто был в доме, смеялись до колик в животе.
Затем сбились все в тесный круг в общем плясе, и никто не заметил, как юбиляр куда-то исчез из горницы. Хватились, стали искать и нашли: стоит на крыльце на морозе босой в обнимку с разбитной вдовушкой-соседкой и целует ее в полное удовольствие.
После стольких пылких поцелуев юбиляр угодил в больницу с обмороженными ногами. Вот какие бывают юбилеи! — Панькин долго хохотал, услышав эту историю.
Шутки шутками, а в феврале Тихону Сафонычу предстояло отметить две памятные даты: свой день рождения и тридцатилетие со дня организации колхоза Путь к социализму.
Отчетно-выборные собрания проводились обычно в феврале, когда возвращались с Канина с подледного лова наваги рыбаки и приближалось время зимнего боя тюленей. Председатель заранее готовил материалы к отчетному докладу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166