Мы же решили не заниматься этим делом, верно?
— Верно.
— Собирайся. Тебя ждет завтрак в знаменитом винном погребке Бошендаал, самом старом в Кейптауне. Оттуда мы поедем на Столовую гору.
— Здорово. Так что ты узнал о Джоанне?
— Пока ничего. Не беспокойся. Я не собираюсь утаивать от тебя информацию. Мне известно, насколько женщины любопытны.
— Но все-таки не настолько, как мужчины, — усмехнулась я.
* * *
Свернув с Клооф-Некроуд на Тафельберг, Ник остановил “Рейндж Ровер” на просторной стоянке у канатной дороги.
Несмотря на воскресный день, туристов оказалось не так уж много, вероятно, в связи с тем, что в Южной Африке уже наступила зима. Шесть минут, пока длился подъем на вершину, я наслаждалась великолепием окружающего пейзажа, а потом кабинка плавно затормозила у края гладкой, как бильярдный стол, равнины, вознесенной над Кейптауном на более чем километровую высоту.
Точно в тот момент, когда я ступила на землю, словно приветствуя нас, на Сигнальном холме выстрелила пушка, отмечая наступление полудня.
Погода была божественной, небо — лазурным безоблачным, а воздух — прозрачен и настолько чист, что за простирающимися до горизонта Капскими равнинами можно было разглядеть величественные очертания гор Голландских Готтентотов. С противоположной стороны открывался не менее захватывающий вид на снежно-белые пляжи с черными вкраплениями зализанных волнами скал, казавшихся огромными зловещими птицами, присевшими отдохнуть у бирюзовой кромки океана.
Рощи эндемичных серебряных деревьев сменялись юкками и бугенвиллеями, среди жестколистных темно-зеленых кустов, красуясь, как манекенщицы на подиуме, буйно цвели дикие орхидеи. Словно позабыв о том, что стоит зима, над ними кружились огромные яркие бабочки, сами напоминающие ожившие цветы.
Расположенный неподалеку от канатной дороги ресторан побаловал нас миниатюрными жареными осьминогами с зеленью, фаршированной креветками рыбой-ангелом и восхитительным фруктовым салатом.
— Все время забываю спросить, — обратилась я к Нику. — Как ты оказался в испанском Иностранном легионе? Судя по тому, что ты свободно говоришь на африкаанс, в тебе должна быть бурская кровь, и в то же время ты прекрасно владеешь кастельяно (Кастельяно — государственный язык Испании.). Ты специально учился языку? — Мой дед, тот самый, что оставил мне кровать с балдахином, был испанцем, — пояснил Ник. — Он и научил меня языку. Отец был буром, но носил немецкую фамилию, а мать была англичанкой. В испанский Иностранный легион я подался отчасти в поисках приключений, отчасти под влиянием деда. Он постоянно капал мне на мозги, что только десантник-спецназовец может считать себя настоящим мужчиной.
— Меня всегда занимал вопрос, чем настоящий мужчина отличается от ненастоящего. Может, объяснишь?
— Наш сержант утверждал, что настоящий мужчина должен пахнуть вином и женщинами, а на завтрак съедать, как минимум, льва вместе с когтями и хвостом, — усмехнулся Ник. — По праздникам львов можно было для разнообразия намазывать мармеладом.
— Насчет этого Марио меня уже успел просветить.
— Если мы принимали душ и пользовались после бритья одеколоном, сержант обзывал нас трусливыми гомиками и жалкими педерастами, поскольку мы теряли дух настоящих мужчин. Он считал, что от мужчины должно за версту нести тигром, чтобы один запах его разил врага наповал.
Я поежилась.
— В таком случае я, пожалуй, предпочту мужчин ненастоящих. Кстати, в России тоже есть поговорка, что настоящий мужчина должен быть свиреп, волосат и вонюч.
— А знаешь, как лечатся настоящие мужчины?
— Лечатся? От чего?
— От всего. Универсальный рецепт нашего сержанта на все случаи жизни.
— Какой же?
— Если настоящий мужчина чувствует себя совсем хреново, — низким прокуренно-хриплым голосом заговорил по-испански Миллендорф. — Н-да. Значит, когда настоящий мужчина мается от какой-то паскудной заразы, с которой не знает что делать… н-да… Так вот. Для начала он должен выпить бутылку или две коньяка, потом провести веселенькую ночку со шлюхами, “натягивая” их одну за другой, а после этого высмолить полдюжины косячков марихуаны. Тогда на следующий день он или умрет, или выздоровеет.
— Здорово, — восхитилась я. — Действительно, крутой рецепт. В народной медицине ничего подобного я до сих пор не встречала. Ты сам-то пробовал?
— Я — нет, — покачал головой Ник. — Не рискнул. А вот наш сержант регулярно так лечился. Это действительно был настоящий мужчина.
После обеда мы прошлись через “Львиную голову” — один из отрогов Столовой горы, спускающийся к Кейптауну, до самого “Львиного зада” и вновь взобрались на плато, обогнув его затем по периметру. К канатной дороге мы вернулись уже в сумерках.
Перегруженная обилием впечатлений, я напрочь позабыла об Эсмеральде ван Аахен, совершенных в Барселоне убийствах и мандале Бесконечного Света. В дом мы вошли, обсуждая предстоящее путешествие на каяках по Оранжевой реке. Решив перехватить по бутерброду и сразу же завалиться спать, чтобы завтра встать пораньше, мы направились на кухню. Тут-то и зазвонил телефон.
Ник в этот момент что-то доставал из холодильника, так что трубку сняла я и сразу узнала нервные интонации ван Аахен.
— Эсмеральда? Это Ирина. Вы не могли бы говорить по-английски?
— Вы можете приехать прямо сейчас? — Голос бурки-бурячки дрожал то ли от ужаса, то ли от волнения.
— Да, конечно. Что-нибудь случилось?
— Нет-нет, ничего не случилось. Просто я неожиданно поняла, что немедленно обязана все рассказать. Это мой долг перед Родни и перед самой собой. Так вы приедете?
— Уже выезжаем. Я повесила трубку.
— В чем дело? — мрачно посмотрел на меня Миллендорф.
— Эсмеральда просила нас срочно приехать.
— Это я понял. С чего это вдруг мы ей понадобились?
— Говорит, решила все рассказать. Вроде это ее долг перед Родни и собой.
— Немного странно, тебе не кажется?
— Странно, — согласилась я. — Она мне показалась здорово напуганной.
— Ладно, я съезжу к ван Аахен, узнаю, в чем дело, а ты пока поужинай и ложись спать.
— Еще чего! — возмутилась я. — Между прочим, это мое расследование.
— Вчера ты решила, что оставишь это дело.
— А ты? Ты ведь тоже не собирался больше этим заниматься.
— Сама виновата. Не стоило обещать Эсмеральде, что мы приедем. Никто тебя за язык не тянул. Ну все, я пошел.
— Я с тобой! Ник вздохнул.
— Мне что, привязать тебя к стулу?
— Почему ты не хочешь, чтобы я присутствовала при разговоре?
Миллендорф раздраженно поморщился.
— Хотя бы потому, что я обещал Марио присматривать за тобой. Потому что я нутром чувствую, что здесь что-то нечисто. Со мной ты не поедешь. Это решено.
Возмущенная до глубины души, я, стоя на крыльце, погрозила кулаком вслед отъезжающему “Рейндж Роверу”, после чего вернулась на, кухню, сделала себе бутерброд с копченой уткой, зеленью и огурцами и, вымещая на нем свое негодование, сердито откусила кусок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Верно.
— Собирайся. Тебя ждет завтрак в знаменитом винном погребке Бошендаал, самом старом в Кейптауне. Оттуда мы поедем на Столовую гору.
— Здорово. Так что ты узнал о Джоанне?
— Пока ничего. Не беспокойся. Я не собираюсь утаивать от тебя информацию. Мне известно, насколько женщины любопытны.
— Но все-таки не настолько, как мужчины, — усмехнулась я.
* * *
Свернув с Клооф-Некроуд на Тафельберг, Ник остановил “Рейндж Ровер” на просторной стоянке у канатной дороги.
Несмотря на воскресный день, туристов оказалось не так уж много, вероятно, в связи с тем, что в Южной Африке уже наступила зима. Шесть минут, пока длился подъем на вершину, я наслаждалась великолепием окружающего пейзажа, а потом кабинка плавно затормозила у края гладкой, как бильярдный стол, равнины, вознесенной над Кейптауном на более чем километровую высоту.
Точно в тот момент, когда я ступила на землю, словно приветствуя нас, на Сигнальном холме выстрелила пушка, отмечая наступление полудня.
Погода была божественной, небо — лазурным безоблачным, а воздух — прозрачен и настолько чист, что за простирающимися до горизонта Капскими равнинами можно было разглядеть величественные очертания гор Голландских Готтентотов. С противоположной стороны открывался не менее захватывающий вид на снежно-белые пляжи с черными вкраплениями зализанных волнами скал, казавшихся огромными зловещими птицами, присевшими отдохнуть у бирюзовой кромки океана.
Рощи эндемичных серебряных деревьев сменялись юкками и бугенвиллеями, среди жестколистных темно-зеленых кустов, красуясь, как манекенщицы на подиуме, буйно цвели дикие орхидеи. Словно позабыв о том, что стоит зима, над ними кружились огромные яркие бабочки, сами напоминающие ожившие цветы.
Расположенный неподалеку от канатной дороги ресторан побаловал нас миниатюрными жареными осьминогами с зеленью, фаршированной креветками рыбой-ангелом и восхитительным фруктовым салатом.
— Все время забываю спросить, — обратилась я к Нику. — Как ты оказался в испанском Иностранном легионе? Судя по тому, что ты свободно говоришь на африкаанс, в тебе должна быть бурская кровь, и в то же время ты прекрасно владеешь кастельяно (Кастельяно — государственный язык Испании.). Ты специально учился языку? — Мой дед, тот самый, что оставил мне кровать с балдахином, был испанцем, — пояснил Ник. — Он и научил меня языку. Отец был буром, но носил немецкую фамилию, а мать была англичанкой. В испанский Иностранный легион я подался отчасти в поисках приключений, отчасти под влиянием деда. Он постоянно капал мне на мозги, что только десантник-спецназовец может считать себя настоящим мужчиной.
— Меня всегда занимал вопрос, чем настоящий мужчина отличается от ненастоящего. Может, объяснишь?
— Наш сержант утверждал, что настоящий мужчина должен пахнуть вином и женщинами, а на завтрак съедать, как минимум, льва вместе с когтями и хвостом, — усмехнулся Ник. — По праздникам львов можно было для разнообразия намазывать мармеладом.
— Насчет этого Марио меня уже успел просветить.
— Если мы принимали душ и пользовались после бритья одеколоном, сержант обзывал нас трусливыми гомиками и жалкими педерастами, поскольку мы теряли дух настоящих мужчин. Он считал, что от мужчины должно за версту нести тигром, чтобы один запах его разил врага наповал.
Я поежилась.
— В таком случае я, пожалуй, предпочту мужчин ненастоящих. Кстати, в России тоже есть поговорка, что настоящий мужчина должен быть свиреп, волосат и вонюч.
— А знаешь, как лечатся настоящие мужчины?
— Лечатся? От чего?
— От всего. Универсальный рецепт нашего сержанта на все случаи жизни.
— Какой же?
— Если настоящий мужчина чувствует себя совсем хреново, — низким прокуренно-хриплым голосом заговорил по-испански Миллендорф. — Н-да. Значит, когда настоящий мужчина мается от какой-то паскудной заразы, с которой не знает что делать… н-да… Так вот. Для начала он должен выпить бутылку или две коньяка, потом провести веселенькую ночку со шлюхами, “натягивая” их одну за другой, а после этого высмолить полдюжины косячков марихуаны. Тогда на следующий день он или умрет, или выздоровеет.
— Здорово, — восхитилась я. — Действительно, крутой рецепт. В народной медицине ничего подобного я до сих пор не встречала. Ты сам-то пробовал?
— Я — нет, — покачал головой Ник. — Не рискнул. А вот наш сержант регулярно так лечился. Это действительно был настоящий мужчина.
После обеда мы прошлись через “Львиную голову” — один из отрогов Столовой горы, спускающийся к Кейптауну, до самого “Львиного зада” и вновь взобрались на плато, обогнув его затем по периметру. К канатной дороге мы вернулись уже в сумерках.
Перегруженная обилием впечатлений, я напрочь позабыла об Эсмеральде ван Аахен, совершенных в Барселоне убийствах и мандале Бесконечного Света. В дом мы вошли, обсуждая предстоящее путешествие на каяках по Оранжевой реке. Решив перехватить по бутерброду и сразу же завалиться спать, чтобы завтра встать пораньше, мы направились на кухню. Тут-то и зазвонил телефон.
Ник в этот момент что-то доставал из холодильника, так что трубку сняла я и сразу узнала нервные интонации ван Аахен.
— Эсмеральда? Это Ирина. Вы не могли бы говорить по-английски?
— Вы можете приехать прямо сейчас? — Голос бурки-бурячки дрожал то ли от ужаса, то ли от волнения.
— Да, конечно. Что-нибудь случилось?
— Нет-нет, ничего не случилось. Просто я неожиданно поняла, что немедленно обязана все рассказать. Это мой долг перед Родни и перед самой собой. Так вы приедете?
— Уже выезжаем. Я повесила трубку.
— В чем дело? — мрачно посмотрел на меня Миллендорф.
— Эсмеральда просила нас срочно приехать.
— Это я понял. С чего это вдруг мы ей понадобились?
— Говорит, решила все рассказать. Вроде это ее долг перед Родни и собой.
— Немного странно, тебе не кажется?
— Странно, — согласилась я. — Она мне показалась здорово напуганной.
— Ладно, я съезжу к ван Аахен, узнаю, в чем дело, а ты пока поужинай и ложись спать.
— Еще чего! — возмутилась я. — Между прочим, это мое расследование.
— Вчера ты решила, что оставишь это дело.
— А ты? Ты ведь тоже не собирался больше этим заниматься.
— Сама виновата. Не стоило обещать Эсмеральде, что мы приедем. Никто тебя за язык не тянул. Ну все, я пошел.
— Я с тобой! Ник вздохнул.
— Мне что, привязать тебя к стулу?
— Почему ты не хочешь, чтобы я присутствовала при разговоре?
Миллендорф раздраженно поморщился.
— Хотя бы потому, что я обещал Марио присматривать за тобой. Потому что я нутром чувствую, что здесь что-то нечисто. Со мной ты не поедешь. Это решено.
Возмущенная до глубины души, я, стоя на крыльце, погрозила кулаком вслед отъезжающему “Рейндж Роверу”, после чего вернулась на, кухню, сделала себе бутерброд с копченой уткой, зеленью и огурцами и, вымещая на нем свое негодование, сердито откусила кусок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73