Скоро наступило прекрасное утро. Многие придворные, захмелев, пели «Бамбуковую реку». Сыновья министра Двора выделялись среди прочих приятностью лиц и нежностью голосов. Их было четверо или пятеро, и их присутствие придавало собранию необыкновенную значительность. Был здесь и восьмой сын министра, рожденный его главной супругой, прелестный мальчик, любимец отца. Госпожа Найси-но ками просто глаз не могла оторвать от него, когда стоял он рядом со старшим сыном Удайсё. Что ж, ведь не чужой он ей был… Дамы из ее покоев затмили всех – даже благородные особы, давно уже прислуживающие Государю, не могли с ними сравняться. Платья, выглядывающие из-за занавесей, концы рукавов были самого лучшего фасона и казались необычайно яркими, хотя цвета были у всех одинаковы. А уж сама госпожа…
– Как хорошо было бы пожить здесь подольше в беспечной праздности, – переговаривались дамы.
Дары, преподнесенные участникам шествия, мало чем отличались друг от друга, но головные украшения из шелковой ваты, которые получили они в покоях Найси-но ками, поражали особенным изяществом. В ее же покоях выставлялось угощение. Простое, но праздничное убранство покоев, любезное обращение дам сообщали происходящему необыкновенную значительность, притом что ни одно из предписаний не было нарушено. Позаботился об этом Удайсё. Он остался во Дворце и целый день докучал супруге письмами одного и того же содержания:
«Сегодня ночью я перевезу Вас к себе. Как бы Вы не передумали и не воспользовались этим случаем, чтобы остаться во Дворце… Это было бы для меня большим ударом».
Но она даже ответить не пожелала. Вместо нее ответил кто-то из прислужниц:
– Господин министр просил не проявлять излишней торопливости. Госпожа впервые посетила Высочайшие покои и должна оставаться здесь столько, сколько пожелает Государь. Уехать можно будет только тогда, когда он соизволит отпустить госпожу. К тому же столь внезапный отъезд будет явным нарушением приличий.
Раздосадованный, Удайсё остался во Дворце:
– А ведь я столько раз предупреждал ее. Увы, мир неподвластен желаниям…
Принц Хёбукё тоже прислуживал в тот день Государю, но, пребывая в крайне рассеянном состоянии духа, то и дело устремлялся мыслями в покои Найси-но ками и, наконец, не выдержав, написал к ней.
Письмо принесли из караульни, где в то время находился Удайсё, поэтому госпожа Найси-но ками с трудом принудила себя его прочесть.
«В далеких горах
Сидят, крылом прижимаясь к крылу,
Пташки на ветке…
До сих пор никогда не бывала
Мне так ненавистна весна… (55)
Издалека прислушиваюсь к их щебету…»
Госпоже Найси-но ками стало жаль принца, лицо ее залилось густым румянцем. Но вправе ли она была отвечать? Пока она медлила в нерешительности, в покои ее пожаловал Государь.
Его лицо, залитое ярким лунным светом, было невыразимо прекрасно. Сходство же с Великим министром оказалось настолько разительным, что Найси-но ками просто не верила своим глазам: «Неужели в мире может быть еще один такой же человек?» Она знала, что Великий министр питает к ней самые искренние чувства, но слишком многое в их отношениях удручало ее, тогда как теперь…
Ласково пенял ей Государь за то, что воспротивилась она его желаниям. Она же, не смея взглянуть на него, молчала, спрятав лицо за веером.
– Меня удивляет и печалит ваше молчание, – сказал Государь. – Я надеялся, что сумел заслужить вашу признательность, но вы ведете себя так, будто вам ничего не известно. Должен ли я считать подобное равнодушие свойством вашей натуры?
Этот лиловый цвет
Не для меня, я знаю.
Отчего же тогда
Я позволил ему проникнуть
В свое сердце так глубоко?
Неужели более густой оттенок не для нас?
Юная красота Государя привела Найси-но ками в такое замешательство, что она лишилась дара речи, и, только подумав: «Ведь он ничем не отличается от Великого министра», немного успокоилась и ответила ему.
Очевидно, этой песней она хотела поблагодарить Государя за то, что ей, недостойной, было пожаловано столь высокое звание…
– Неведомо мне,
Значенье лилового цвета.
Знаю одно:
Безгранично милостив тот,
Кто платье мое окрасил.
Надеюсь, что у меня еще будет возможность доказать вам свою признательность…
– Не считаете ли вы, что теперь слишком поздно говорить о чем-либо подобном? – улыбаясь, сказал Государь. – Жаль, что рядом нет человека, которому я мог бы высказать свою душу и который сумел бы рассудить нас…
«Пожалуй, лучше вести себя более сдержанно, раз даже Государь подвержен обычным для мужчин этого мира слабостям», – решила Найси-но ками и приняла церемонный вид, так что Государю, все попытки которого сделать беседу более непринужденной оказались безуспешными, решительно ничего не оставалось, как только тешить себя надеждой на отдаленное будущее. «Пройдет время, и она несомненно привыкнет», – думал он.
Услыхав о том, что Государь изволил посетить Найси-но ками, Удайсё окончательно лишился покоя и снова стал торопить ее с отъездом. Впрочем, она и сама не хотела задерживаться, опасаясь, что дальнейшее пребывание во Дворце может иметь весьма неприятные для нее последствия. Выдумав убедительные основания для отъезда и прибегнув к содействию своего хитроумного отца, министра Двора, она в конце концов добилась разрешения Государя.
– Что ж, вы не оставляете мне иного выхода, – изволил сказать Государь. – Не разреши я вам уехать, супруг никогда больше не отпустит вас во Дворец. Признаюсь, мне тяжело расставаться с вами. Надеюсь, вы помните, что я первый обратил на вас внимание, но, к несчастью, позволил другому опередить себя и теперь поневоле вынужден считаться с ним. Право, я мог бы напомнить вам случай, происшедший в древности с одним человеком… (514)
Он казался искренне огорченным. Красота Найси-но ками превзошла все его ожидания, и он чувствовал себя несправедливо обиженным: ведь даже если бы она никогда не занимала его мыслей, ему было бы тяжело расставаться с ней… Однако, опасаясь, что излишняя пылкость может оттолкнуть ее, Государь ограничился заверениями в неизменном расположении и, как мог, постарался завоевать ее доверие. Однако госпожа Найси-но ками только смущалась, думая: «Мы сами не знаем, кто мы…» (514)
Государь изволил покинуть ее покои лишь тогда, когда носилки были поданы и приближенные всех ее покровителей суетились, готовясь к отъезду, а Удайсё с озабоченным видом ходил туда-сюда, явно недовольный задержкой.
– Право, тяжело иметь столь сурового телохранителя, – сердито сказал Государь. -
Если вдруг перед взором
Девятислойный встанет туман,
Разве смогу
Наслаждаться хотя б иногда
Ароматом цветущей сливы?
В его песне не было ничего особенного, но вполне можно предположить, что госпоже Найси-но ками она очень понравилась, ибо она видела перед собой пленительную фигуру Государя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Как хорошо было бы пожить здесь подольше в беспечной праздности, – переговаривались дамы.
Дары, преподнесенные участникам шествия, мало чем отличались друг от друга, но головные украшения из шелковой ваты, которые получили они в покоях Найси-но ками, поражали особенным изяществом. В ее же покоях выставлялось угощение. Простое, но праздничное убранство покоев, любезное обращение дам сообщали происходящему необыкновенную значительность, притом что ни одно из предписаний не было нарушено. Позаботился об этом Удайсё. Он остался во Дворце и целый день докучал супруге письмами одного и того же содержания:
«Сегодня ночью я перевезу Вас к себе. Как бы Вы не передумали и не воспользовались этим случаем, чтобы остаться во Дворце… Это было бы для меня большим ударом».
Но она даже ответить не пожелала. Вместо нее ответил кто-то из прислужниц:
– Господин министр просил не проявлять излишней торопливости. Госпожа впервые посетила Высочайшие покои и должна оставаться здесь столько, сколько пожелает Государь. Уехать можно будет только тогда, когда он соизволит отпустить госпожу. К тому же столь внезапный отъезд будет явным нарушением приличий.
Раздосадованный, Удайсё остался во Дворце:
– А ведь я столько раз предупреждал ее. Увы, мир неподвластен желаниям…
Принц Хёбукё тоже прислуживал в тот день Государю, но, пребывая в крайне рассеянном состоянии духа, то и дело устремлялся мыслями в покои Найси-но ками и, наконец, не выдержав, написал к ней.
Письмо принесли из караульни, где в то время находился Удайсё, поэтому госпожа Найси-но ками с трудом принудила себя его прочесть.
«В далеких горах
Сидят, крылом прижимаясь к крылу,
Пташки на ветке…
До сих пор никогда не бывала
Мне так ненавистна весна… (55)
Издалека прислушиваюсь к их щебету…»
Госпоже Найси-но ками стало жаль принца, лицо ее залилось густым румянцем. Но вправе ли она была отвечать? Пока она медлила в нерешительности, в покои ее пожаловал Государь.
Его лицо, залитое ярким лунным светом, было невыразимо прекрасно. Сходство же с Великим министром оказалось настолько разительным, что Найси-но ками просто не верила своим глазам: «Неужели в мире может быть еще один такой же человек?» Она знала, что Великий министр питает к ней самые искренние чувства, но слишком многое в их отношениях удручало ее, тогда как теперь…
Ласково пенял ей Государь за то, что воспротивилась она его желаниям. Она же, не смея взглянуть на него, молчала, спрятав лицо за веером.
– Меня удивляет и печалит ваше молчание, – сказал Государь. – Я надеялся, что сумел заслужить вашу признательность, но вы ведете себя так, будто вам ничего не известно. Должен ли я считать подобное равнодушие свойством вашей натуры?
Этот лиловый цвет
Не для меня, я знаю.
Отчего же тогда
Я позволил ему проникнуть
В свое сердце так глубоко?
Неужели более густой оттенок не для нас?
Юная красота Государя привела Найси-но ками в такое замешательство, что она лишилась дара речи, и, только подумав: «Ведь он ничем не отличается от Великого министра», немного успокоилась и ответила ему.
Очевидно, этой песней она хотела поблагодарить Государя за то, что ей, недостойной, было пожаловано столь высокое звание…
– Неведомо мне,
Значенье лилового цвета.
Знаю одно:
Безгранично милостив тот,
Кто платье мое окрасил.
Надеюсь, что у меня еще будет возможность доказать вам свою признательность…
– Не считаете ли вы, что теперь слишком поздно говорить о чем-либо подобном? – улыбаясь, сказал Государь. – Жаль, что рядом нет человека, которому я мог бы высказать свою душу и который сумел бы рассудить нас…
«Пожалуй, лучше вести себя более сдержанно, раз даже Государь подвержен обычным для мужчин этого мира слабостям», – решила Найси-но ками и приняла церемонный вид, так что Государю, все попытки которого сделать беседу более непринужденной оказались безуспешными, решительно ничего не оставалось, как только тешить себя надеждой на отдаленное будущее. «Пройдет время, и она несомненно привыкнет», – думал он.
Услыхав о том, что Государь изволил посетить Найси-но ками, Удайсё окончательно лишился покоя и снова стал торопить ее с отъездом. Впрочем, она и сама не хотела задерживаться, опасаясь, что дальнейшее пребывание во Дворце может иметь весьма неприятные для нее последствия. Выдумав убедительные основания для отъезда и прибегнув к содействию своего хитроумного отца, министра Двора, она в конце концов добилась разрешения Государя.
– Что ж, вы не оставляете мне иного выхода, – изволил сказать Государь. – Не разреши я вам уехать, супруг никогда больше не отпустит вас во Дворец. Признаюсь, мне тяжело расставаться с вами. Надеюсь, вы помните, что я первый обратил на вас внимание, но, к несчастью, позволил другому опередить себя и теперь поневоле вынужден считаться с ним. Право, я мог бы напомнить вам случай, происшедший в древности с одним человеком… (514)
Он казался искренне огорченным. Красота Найси-но ками превзошла все его ожидания, и он чувствовал себя несправедливо обиженным: ведь даже если бы она никогда не занимала его мыслей, ему было бы тяжело расставаться с ней… Однако, опасаясь, что излишняя пылкость может оттолкнуть ее, Государь ограничился заверениями в неизменном расположении и, как мог, постарался завоевать ее доверие. Однако госпожа Найси-но ками только смущалась, думая: «Мы сами не знаем, кто мы…» (514)
Государь изволил покинуть ее покои лишь тогда, когда носилки были поданы и приближенные всех ее покровителей суетились, готовясь к отъезду, а Удайсё с озабоченным видом ходил туда-сюда, явно недовольный задержкой.
– Право, тяжело иметь столь сурового телохранителя, – сердито сказал Государь. -
Если вдруг перед взором
Девятислойный встанет туман,
Разве смогу
Наслаждаться хотя б иногда
Ароматом цветущей сливы?
В его песне не было ничего особенного, но вполне можно предположить, что госпоже Найси-но ками она очень понравилась, ибо она видела перед собой пленительную фигуру Государя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96