— Ложится ли на всю родню преступление, за которое не может расплатиться один человек? — спросил государь.
— Разумеется! Недаром сказано: «Все шестеро ближайших родных!» Стало быть, родственники тоже в ответе! — наперебой твердили вельможи.
— Хорошо, слушайте! Меня ударила дочь покойного дайнагона Масатады, внучка Хёбукё, дайнагона, племянница дайнагона Дзэнсёдзи, к тому же он ее опекун, так что она ему все равно что родная дочь… Иными словами, это сделала Нидзё, поэтому вина ложится, пожалуй, в первую очередь, на Дзэнсёдзи, который доводится ей не только дядей, но и заменяет отца! — объявил государь, и, услышав это, все вельможи дружно расхохотались.
— Обрекать женщину на ссылку в самом начале года — дело хлопотливое, непростое, и уж тем паче отправлять в ссылку всю ее родню — чересчур большая возня! Нужно срочно назначить выкуп. В древности тоже бывали тому примеры… — стали тут толковать вельможи, поднялся шум и споры. Услышав их, я сказала:
— Вот уж не ожидала! В пятнадцатый день государь так больно бил всех нас, женщин… Мало того, созвал вельмож и придворных, и все они нас стегали. Это было обидно, но я смирилась, ибо таким ничтожным созданиям, как мы, ничего другого не остается… Но госпожа Хигаси сказала мне: «Давай отомстим за нашу обиду! Ты тоже помогай!» — «Конечно, помогу!» — сказала я и ударила государя. Вот как все это получилось. Поэтому я считаю, что несправедливо наказывать только меня одну!
Но поскольку не существует вины более тяжкой, чем оскорбление августейшей особы ударом палки, несмотря на все мои возражения, в конечном итоге вельможи сошлись на том, что придется уплатить выкуп.
Дайнагон Дзэнсёдзи поспешил к деду моему Хёбукё сообщить обо всем случившемся.
— Невероятная, ужасная дерзость! Нужно поскорей внести выкуп! — воскликнул Хёбукё. — С таким делом медлить не подобает. Все равно придется платить! — И в двадцатый день сам появился во дворце.
Выкуп был поистине грандиозным. Государю дед преподнес кафтан, десять косодэ светло-зеленого цвета и меч. Шестерым вельможам, начиная с Левого министра Моро-тады — каждому по мечу, дамам — около сотни пачек драгоценной жатой бумаги. На следующий, двадцать первый день, наступила очередь платить выкуп дайнагону Дзэнсёдзи; государю он преподнес темно-пурпурную шелковую парчу, свернув ткань в виде лютни и цитры, и чарку из лазурита [54] в серебряном ларчике. Вельможи получили коней, волов, придворные дамы — яркие ткани, свернутые наподобие подносов, на которых лежали нитки, смотанные в виде тыквы-горлянки.
В этот день был устроен пир, даже более пышный, чем всегда. Тут как раз во дворец приехал епископ Рюбэн. Государь тотчас пригласил его принять участие в пиршестве. В это время подали морского окуня.
— Дом Сидзё славится кулинарным искусством, — обращаясь к епископу, сказал государь, увидев рыбу. — Вы происходите из этого рода, покажите же нам, как нужно разделать рыбу!
Разумеется, Рюбэн наотрез отказался [55], но государь продолжал настаивать. Дайнагон Дзэнсёдзи принес кухонную доску, поварской нож, палочки и положил все это перед епископом.
— Вот видите… Теперь вам уже нельзя отказаться!… — сказал государь. Перед ним стояла налитая чарка, он ждал закуски. Делать нечего, пришлось епископу, как был, в монашеской рясе, взяться за нож, чтобы разделать рыбу — поистине необычное зрелище!
— Но только голову резать я никак не могу… Увольте! — сказал он, отрезав первый кусок.
— Ну вот еще! Режьте, режьте! — приказал государь, и епископ и в самом деле очень ловко разделал рыбу, после чего сразу же встал и ушел. Государь остался очень доволен и послал ему вдогонку подарок — чарку из лазурита в серебряном ларчике, которую только что получил от дайнагона Дзэнсёдзи.
Тем временем дайнагон Дзэнсёдзи сказал:
— И Хёбукё, дед госпожи Нидзё, и я, ее дядя, — родня с материнской стороны. Между тем, насколько я знаю, еще здравствует ее бабка по отцовской линии. Имеется как будто еще и тетка. На них что же — не будет налагаться взыскание?
— Справедливо сказано! — воскликнул государь. — Но обе эти женщины — не кровная родня Нидзё. Налагать на них наказание было бы, пожалуй, несколько чересчур!
— Отчего же? Нужно послать к ним Нидзё, и пусть она сама обо всем расскажет. Кроме того, ее с детских лет опекала ваша августейшая бабушка госпожа Китаяма, да и о покойной матери Нидзё госпожа Китаяма всегда заботилась… — продолжал настаивать дайнагон Дзэнсёдзи.
— Если требовать выкуп на таком основании, то, пожалуй, не столько с госпожи Китаямы, сколько с тебя… — сказал государь, обращаясь к дайнагону Санэканэ Сайондзи.
— С меня? Но я уж тут вовсе ни при чем!… — возразил тот, но государь отверг его доводы: «Отговорки здесь не помогут!» — и в конце концов дайнагону Сайондзи тоже пришлось платить выкуп за мой проступок.
Как обычно, он поднес государю одеяние и лодочку, вылепленную из ароматической смолы аквиларии, с фигуркой кормчего, сделанной из мускусных мешочков. Левый министр получил меч и вола, остальные вельможи — волов, дамы — разноцветную бумагу в золотых и серебряных блестках, с узорами, изображавшими струи воды.
Но дайнагон Дзэнсёдзи на этом не успокоился и сообщил монахине Кога, отцовой мачехе — так, мол, и так, мы все уплатили выкуп, хорошо бы вам тоже принять участие…
«Дело вот в чем, — прислала ответ монахиня. — Двух лет Нидзё потеряла мать; отец, дайнагон, жалел девочку, Души в ней не чаял и чуть ли не с пеленок отдал ребенка во дворец. Я была уверена, что она получит там образцовое воспитание, лучше, чем дома, среди нас, неразумных, и уж никак не думала, что она превратится в столь необузданную особу. Это упущение государя, который ее воспитывал. Не потому ли не научилась она отличать высших от низших, что ее слишком баловали, во всем потакали? Вот она и вообразила о себе невесть что! Я за это не в ответе. Позволю себе дерзость заметить, что если государь считает меня виновной, пусть соизволит прислать ко мне посланца непосредственно от своего высокого имени. В противном случае я не собираюсь иметь к этому делу ни малейшего отношения. Будь Масатада жив, он искупил бы вину дочери, поскольку безрассудно ее любил. Что же до меня, то я вовсе не чувствую особой жалости к Нидзё, и если бы, к примеру, государь приказал мне вообще порвать с ней всякую родственную связь, я была бы готова выполнить это его приказание так же послушно, как любое другое!»
Когда дайнагон Дзэнсёдзи привез это письмо во дворец и прочитал его государю, вельможи сказали:
— Госпожа монахиня не так уж не права… Она вполне резонно ссылается на обстановку, в которой Нидзё росла во дворце. Да, недаром сказано, что если человек взвалил на себя заботу о женщине, ему придется таскать это бремя на спине вплоть до Трех переправ в подземном мире!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72