Джордж снял лесенку, сунул ее вод кузов, и они тронулись в путь под скрип колес, под грохот и дребезжанье, сопровождавшиеся стуком блестящего медного молоточка, который висел на двери без всякой надобности и сам по себе отбивал двойные удары в такт медленному движению фургона.
Глава XXVII
Когда они не спеша проехали по дороге с полмили, Нелл решилась бросить взгляд по сторонам и украдкой осмотреть фургон. Половину его — ту, где восседала дородная леди, устилал ковер, а за перегородкой в дальнем углу виднелось нечто вроде алькова, который напоминал корабельную койку, был занавешен, подобно окнам, чистой белой занавеской и выглядел очень уютно, хотя, какие чудеса акробатики приходилось проделывать владелице фургона, чтобы забраться туда, оставалось неразрешимой загадкой. Другая половина служила кухней, и там стояла железная печка с выведенной на крышу маленькой трубой. Здесь же помещалось несколько ящиков, ларь, большой кувшин воды, кухонная утварь и посуда. Последняя висела по стенам, не то что на парадной половине, которая была украшена более изящными и веселыми предметами, как, например, треугольником и двумя-тремя сильно захватанными бубнами.
Хозяйка фургона горделиво восседала у одного окна, под поэтической сенью музыкальных инструментов; Нелл с дедом примостились у другого, под сенью более скромной, то есть под кастрюлями и чайниками, а экипаж тем временем двигался своим путем, медленно пропуская мимо себя в сгущающихся сумерках придорожную панораму. Сначала оба наших путника говорили мало и все больше шепотом, но освоившись с новой обстановкой, по чувствовали себя свободнее и стали обмениваться впечатлениями о местах, по которым проезжал фургон, и обо всем, что попадалось по дороге, а потом старик задремал, и, заметив это, дородная леди подозвала Нелл к себе.
— Ну, девочка, — сказала она, — как тебе нравится такой способ путешествия?
Ехать в фургоне очень приятно, ответила Нелл, и дородная леди согласилась с ней, с той лишь оговоркой, что приятность эту дано чувствовать только тем, кто не страдает меланхолией. Что же касается ее самой, то она частенько бывает в угнетенном состоянии духа и нуждается в подбадривающих средствах, но откуда эти подбадривающие средства черпались — из подозрительной ли бутылки, о которой речь шла выше, или из каких-нибудь других источников, осталось невыясненным.
— Да, вам, молодежи, хорошо! — продолжала хозяйка фургона. — Вы не знаете, что такое меланхолия. И аппетит у вас никогда не пропадает, а это такое счастье!
Нелл подумала, что сама она иной раз предпочла бы иметь более умеренный аппетит и что, судя по виду дородной леди и по тому, с каким смаком она пила чай, нормальный вкус к еде не изменяет ей. Впрочем, она не сочла возможным прекословить и ждала продолжения разговора.
Но дородная леди долго молчала, не сводя глаз с Нелли, потом поднялась, достала из угла скатанный в трубку большой кусок парусины, положила его на пол и раскатала ногой во всю длину фургона.
— Вот, девочка, — сказала она, — прочти, что здесь написано.
Нелл прошла от одного конца парусины до другого и прочитала надпись, выведенную огромными черными буквами: «ПАНОПТИКУМ ДЖАРЛИ» — Еще раз, — самодовольным тоном сказала леди.
— «Паноптикум Джарли», — повторила Нелл.
— Это я, — сказала леди. — Я и есть миссис Джарли. Бросив на девочку ободряющий взгляд, чтобы успокоить ее и внушить ей, что, даже находясь в присутствии самой Джарли, она не должна теряться и трепетать, хозяйка фургона развернула второй свиток, на котором было написано: «Сто восковых фигур — в натуральную величину», потом третий: «Единственное в мире грандиозное собрание настоящих восковых фигур», потом еще несколько свитков поменьше с такими надписями, как: «Открывается в помещении…», «Единственная и неповторимая Джарли», «Непревзойденный кабинет восковых фигур», «Джарли — радость аристократии и дворянства», «Королевская фамилия оказывает покровительство Джарли». Ознакомив изумленную девочку с этими левиафанами публичных извещений, она извлекла на свет божий и более мелкую рыбешку в виде листков, пародирующих всем знакомые романсы, а именно: «Поверь мне, паноптикум Джарди — мечта!», «Как твой музей красой блистает», «Лети, корабль, нас кличет Джарли», а также, в угоду вкусам игривым и легким, популярную песенку «Мой ослик» с несколько измененным текстом: Ослик, стой! Возьмись за ум и беги в паноптикум! Если ж ты не рвешься в зал, Не слыхать тебе похвал. Спешите к Джарли…
Было тут и несколько прозаических произведений, составленных в форме диалогов между китайским императором и устрицей или между архиепископом Кентерберийским и диссидентом по поводу церковных податей. Каждый диалог, независимо от темы, заключался одной и той же моралью, которая внушала читателям, что все они должны как можно скорее посетить паноптикум Джарли и что дети и прислуга платят за вход полцены. Поразив Нелл этими свидетельствами своего высокого положения в обществе, миссис Джарли аккуратно свернула их, убрала на место, села и устремила на девочку торжествующий взгляд.
— Думаю, тебе не захочется больше водить знакомство с мерзостным Панчем, — сказала она. — После всего, что ты здесь видела.
— Я никогда не была в кабинете восковых фигур, сударыня, — сказала Нелл. — Они смешнее Панча?
— Смешнее! — пронзительно вскрикнула миссис Джарли. — Это совсем не смешно!
— А!.. — смиренно протянула девочка.
— Это совсем не смешно, — повторила миссис Джарли. — Это зрелище серьезное и… опять забыла критическое?.. нет, классическое. Да, да, серьезное и классическое. У нас не увидишь ни безобразных драк, ни потасовок, никто не балагурит, не пищит, как твой драгоценный Панч. Все чинно, благородно, все делается по раз заведенному порядку. И мои восковые фигуры как живые! Если бы они могли говорить и двигаться, ты бы не отличила их от людей. Я, конечно, не стану утверждать, что восковые фигуры совсем как люди, но иной раз посмотришь на человека — и подумаешь: ни дать ни взять восковая фигура!
— И они все здесь? — спросила Нелл, заинтересовавшись таким описанием.
— Кто?
— Восковые фигуры.
— Господь с тобой, девочка! Что ты говоришь! Ведь это же целый паноптикум, а здесь все на виду, кроме того, что хранится в ларе да в ящиках. Фигуры отправлены в зал городского собрания в другом фургоне, а день открытия назначен на послезавтра. Ты будешь в городе и сама все посмотришь. Разумеется, посмотришь! Как же может быть иначе?
— Вряд ли я попаду в этот город, сударыня. — сказала девочка.
— Не попадешь? — воскликнула миссис Джарли. — Куда же вы идете?
— Я… я сама не знаю.
— То есть как? Что же, вы скитаетесь по дорогам и сами не знаете, куда идете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Глава XXVII
Когда они не спеша проехали по дороге с полмили, Нелл решилась бросить взгляд по сторонам и украдкой осмотреть фургон. Половину его — ту, где восседала дородная леди, устилал ковер, а за перегородкой в дальнем углу виднелось нечто вроде алькова, который напоминал корабельную койку, был занавешен, подобно окнам, чистой белой занавеской и выглядел очень уютно, хотя, какие чудеса акробатики приходилось проделывать владелице фургона, чтобы забраться туда, оставалось неразрешимой загадкой. Другая половина служила кухней, и там стояла железная печка с выведенной на крышу маленькой трубой. Здесь же помещалось несколько ящиков, ларь, большой кувшин воды, кухонная утварь и посуда. Последняя висела по стенам, не то что на парадной половине, которая была украшена более изящными и веселыми предметами, как, например, треугольником и двумя-тремя сильно захватанными бубнами.
Хозяйка фургона горделиво восседала у одного окна, под поэтической сенью музыкальных инструментов; Нелл с дедом примостились у другого, под сенью более скромной, то есть под кастрюлями и чайниками, а экипаж тем временем двигался своим путем, медленно пропуская мимо себя в сгущающихся сумерках придорожную панораму. Сначала оба наших путника говорили мало и все больше шепотом, но освоившись с новой обстановкой, по чувствовали себя свободнее и стали обмениваться впечатлениями о местах, по которым проезжал фургон, и обо всем, что попадалось по дороге, а потом старик задремал, и, заметив это, дородная леди подозвала Нелл к себе.
— Ну, девочка, — сказала она, — как тебе нравится такой способ путешествия?
Ехать в фургоне очень приятно, ответила Нелл, и дородная леди согласилась с ней, с той лишь оговоркой, что приятность эту дано чувствовать только тем, кто не страдает меланхолией. Что же касается ее самой, то она частенько бывает в угнетенном состоянии духа и нуждается в подбадривающих средствах, но откуда эти подбадривающие средства черпались — из подозрительной ли бутылки, о которой речь шла выше, или из каких-нибудь других источников, осталось невыясненным.
— Да, вам, молодежи, хорошо! — продолжала хозяйка фургона. — Вы не знаете, что такое меланхолия. И аппетит у вас никогда не пропадает, а это такое счастье!
Нелл подумала, что сама она иной раз предпочла бы иметь более умеренный аппетит и что, судя по виду дородной леди и по тому, с каким смаком она пила чай, нормальный вкус к еде не изменяет ей. Впрочем, она не сочла возможным прекословить и ждала продолжения разговора.
Но дородная леди долго молчала, не сводя глаз с Нелли, потом поднялась, достала из угла скатанный в трубку большой кусок парусины, положила его на пол и раскатала ногой во всю длину фургона.
— Вот, девочка, — сказала она, — прочти, что здесь написано.
Нелл прошла от одного конца парусины до другого и прочитала надпись, выведенную огромными черными буквами: «ПАНОПТИКУМ ДЖАРЛИ» — Еще раз, — самодовольным тоном сказала леди.
— «Паноптикум Джарли», — повторила Нелл.
— Это я, — сказала леди. — Я и есть миссис Джарли. Бросив на девочку ободряющий взгляд, чтобы успокоить ее и внушить ей, что, даже находясь в присутствии самой Джарли, она не должна теряться и трепетать, хозяйка фургона развернула второй свиток, на котором было написано: «Сто восковых фигур — в натуральную величину», потом третий: «Единственное в мире грандиозное собрание настоящих восковых фигур», потом еще несколько свитков поменьше с такими надписями, как: «Открывается в помещении…», «Единственная и неповторимая Джарли», «Непревзойденный кабинет восковых фигур», «Джарли — радость аристократии и дворянства», «Королевская фамилия оказывает покровительство Джарли». Ознакомив изумленную девочку с этими левиафанами публичных извещений, она извлекла на свет божий и более мелкую рыбешку в виде листков, пародирующих всем знакомые романсы, а именно: «Поверь мне, паноптикум Джарди — мечта!», «Как твой музей красой блистает», «Лети, корабль, нас кличет Джарли», а также, в угоду вкусам игривым и легким, популярную песенку «Мой ослик» с несколько измененным текстом: Ослик, стой! Возьмись за ум и беги в паноптикум! Если ж ты не рвешься в зал, Не слыхать тебе похвал. Спешите к Джарли…
Было тут и несколько прозаических произведений, составленных в форме диалогов между китайским императором и устрицей или между архиепископом Кентерберийским и диссидентом по поводу церковных податей. Каждый диалог, независимо от темы, заключался одной и той же моралью, которая внушала читателям, что все они должны как можно скорее посетить паноптикум Джарли и что дети и прислуга платят за вход полцены. Поразив Нелл этими свидетельствами своего высокого положения в обществе, миссис Джарли аккуратно свернула их, убрала на место, села и устремила на девочку торжествующий взгляд.
— Думаю, тебе не захочется больше водить знакомство с мерзостным Панчем, — сказала она. — После всего, что ты здесь видела.
— Я никогда не была в кабинете восковых фигур, сударыня, — сказала Нелл. — Они смешнее Панча?
— Смешнее! — пронзительно вскрикнула миссис Джарли. — Это совсем не смешно!
— А!.. — смиренно протянула девочка.
— Это совсем не смешно, — повторила миссис Джарли. — Это зрелище серьезное и… опять забыла критическое?.. нет, классическое. Да, да, серьезное и классическое. У нас не увидишь ни безобразных драк, ни потасовок, никто не балагурит, не пищит, как твой драгоценный Панч. Все чинно, благородно, все делается по раз заведенному порядку. И мои восковые фигуры как живые! Если бы они могли говорить и двигаться, ты бы не отличила их от людей. Я, конечно, не стану утверждать, что восковые фигуры совсем как люди, но иной раз посмотришь на человека — и подумаешь: ни дать ни взять восковая фигура!
— И они все здесь? — спросила Нелл, заинтересовавшись таким описанием.
— Кто?
— Восковые фигуры.
— Господь с тобой, девочка! Что ты говоришь! Ведь это же целый паноптикум, а здесь все на виду, кроме того, что хранится в ларе да в ящиках. Фигуры отправлены в зал городского собрания в другом фургоне, а день открытия назначен на послезавтра. Ты будешь в городе и сама все посмотришь. Разумеется, посмотришь! Как же может быть иначе?
— Вряд ли я попаду в этот город, сударыня. — сказала девочка.
— Не попадешь? — воскликнула миссис Джарли. — Куда же вы идете?
— Я… я сама не знаю.
— То есть как? Что же, вы скитаетесь по дорогам и сами не знаете, куда идете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173