С гостями было покончено; Квилп запер все двери на ключ и, ссутулив плечи, по-прежнему обнимая флягу обеими руками, остановился перед бесчувственной женой, словно страшное видение, выплывшее из кошмара.
Глава L
Обсуждение супружеских разногласий непосредственно заинтересованными в них лицами обычно протекает в форме диалога, в котором по меньшей мере половина приходится на долю жены. Однако этого нельзя было сказать о ссорах мистера и миссис Квилп: будучи исключением из общего правила, они сводились к пространным монологам мужа и двум-трем односложным репликам жены, произносимым умоляющим, трепетным голосом, да и то с большими перерывами.
На этот же раз, очнувшись после обморока, миссис Квилп долго не отваживалась и пикнуть в свою защиту и, вся в слезах, смиренно слушала попреки своего супруга и повелителя. А мистер Квилп выпаливал их с такой быстротой и пылкостью и так гримасничал, так извивался всем телом, что несчастная женщина, хоть и притерпевшаяся к его излишествам по этой части, под конец струхнула не на шутку. Впрочем, ямайский ром и удовольствие, которое испытывал мистер Квилп при мысли о тяжком разочаровании, постигшем его семейных, постепенно умерили в нем ярость, и когда накал ее несколько остыл, он перешел к издевательским шуточкам и на этой позиции закрепился.
— Значит, вы вообразили, что я уже на том свете, да? — ехидничал карлик. — Вы уже считали себя вдовушкой? Ха ха-ха! У-у, беспутница!
— Нет, Квилп! — пролепетала его жена. — Я, право, очень жалею…
— Ну, еще бы! — воскликнул Квилп. — Конечно, жалеете! Кто же в этом сомневается!
— Я жалею не о том, что вы вернулись домой живым и невредимым, — продолжала она. — Мне больно, что я дала ввести себя в заблуждение. Я очень рада вас видеть, Квилп, поверьте мне!
Как это ни странно, миссис Квилп действительно была рада лицезреть своего повелителя и проявляла явное участие к нему, что также не совсем понятно, принимая во внимание все обстоятельства их совместной жизни. Впрочем, на Квилпа это не произвело ни малейшего впечатления, и он только прищелкнул пальцами перед самым носом у жены, сопроводив свой жест презрительно торжествующей гримасой.
— Отлучиться на такой долгий срок, не предупредив меня, не написать ни слова, не дать знать о себе! — всхлипывая, говорила несчастная женщина. — Зачем такая жестокость, Квилп?
— Зачем такая жестокость? — вскричал карлик. — Затем, что на меня нашел такой стих, вот зачем! Моему нраву не препятствуйте. Я ухожу из дому.
— Как, опять!
— Да, опять. Я ухожу сию минуту, немедленно. Уйду и буду жить-поживать беззаботным холостяком на пристани, в конторе — где вздумается. Вы только вообразили себя вдовой, а я, черт возьми, — рявкнул он, — стану холостяком на самом деле!
— Вы шутите, Квилп! — сквозь слезы пролепетала его жена.
— Вот увидите! — сказал карлик, восхищенный собственной выдумкой. — Отныне я холостяк, бесшабашный холостяк, а моей холостяцкой обителью будет контора на пристани. И посмейте только близко к ней подойти! Кроме того, советую вам остерегаться — я буду послеживать за вами, буду шнырять, как крот или ласка, и могу опять прийти домой в неурочный час. Том Скотт! Где Том Скотт?
— Я здесь, хозяин! — послышался голос мальчишки, лишь только Квилп отворил окно.
— Жди внизу, собака! — крикнул ему карлик. — Сейчас потащишь холостяцкий багаж. Соберите мои вещи, миссис Квилп, да растолкайте нашу милую старушку, пусть она поможет вам. Эй! Эй! О-го-го!
Мистер Квилп схватил кочергу, подбежал к чулану, где спала почтенная миссис Джинивин, и до тех пор колотил кочергой в дверь, пока старушка не проснулась, в совершенном ужасе вообразив со сна, будто любезный зятек вознамерился убить ее в отместку за то, что она возвела поклеп на его ноги. Проникнувшись этой мыслью, миссис Джинивин отчаянно вскрикнула и непременно выбросилась бы из окна прямо на стеклянный люк в крыше соседнего дома, но дочь вывела ее из столь опасного заблуждения, вбежав в чулан с просьбой помочь ей в сборах. Узнав, что от нее требуется, миссис Джинивин несколько успокоилась и вышла в гостиную во фланелевом капоте, после чего и мать и дочь, обе дрожащие от страха и холода — так как ночь давно уж вступила в свои права, — в покорном молчании занялись делом, порученным им мистером Квилпом. Стараясь затянуть сборы как можно дольше, чтобы досадить жене и теще, этот эксцентрический джентльмен сам наблюдал за упаковкой своего гардероба, собственноручно добавил к нему тарелку, нож, вилку, ложку, чайную чашку с блюдцем и другие хозяйственные мелочи, потом затянул ремни на саквояже, взвалил его на плечо и без дальнейших разговоров вышел из дому, держа под мышкой флягу, с которой он не расставался все это время. На улице мистер Квилп передал более тяжелую часть ноши Тому Скотту, хлебнул рому для бодрости, стукнул своего подручного флягой по голове вместо угощения и, не спеша направившись к пристани, дошел туда в четвертом часу утра.
— Уютно! — сказал он, пробравшись в темноте к дощатой конторе и открыв дверь ключом, который всегда держал при себе. — Ах, как уютно! Разбуди меня в восемь, собака.
Не пускаясь в объяснения и не дав себе труда проститься с мальчишкой, карлик выхватил у него саквояж, захлопнул за собой дверь, залез на стол, закутался в брезентовый плащ и, свернувшись клубком, точно еж, тотчас же уснул.
Утром, в положенный час Квилпа разбудили, на что понадобилось немало трудов, так как ночка у него выдалась хлопотливая. Встав, он велел Тому Скотту развести во дворе костер из старых досок и приготовить кофе, а для придания разнообразия утренней трапезе доверил ему кое-какую мелочь на покупку свежих будочек, масла, сахара, копченых селедок и прочей снеди, так что через несколько минут на столе в конторе дымился вкусный завтрак. Наевшись до отвала и восчувствовав всю прелесть такого по-цыгански вольного образа жизни (о котором он частенько подумывал и раньше, видя в нем приятный отдых от стеснительных супружеских уз, а также незаменимый способ держать миссис Квилп и ее матушку в состоянии непрерывного страха и неизвестности), карлик решил заняться наведением порядка в своей обители и придать ей более жилой и уютный вид.
С этой целью он отправился в лавку неподалеку от пристани, торговавшую всяким корабельным скарбом, купил подержанный гамак, подвесил его к потолку на манер матросской койки, затем поставил в своей сырой берлоге старую печку, вывел ее ржавую трубу на крышу и, закончив эти преобразования, с восторгом осмотрелся по сторонам. — Дачка у меня не хуже, чем у Робинзона Крузо, — сказал карлик, разнеженным взором оглядывая свою меблировку. — Укромный, тихий уголок, настоящий необитаемый остров, где я могу заниматься своими делами, не боясь чужих ушей и глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Глава L
Обсуждение супружеских разногласий непосредственно заинтересованными в них лицами обычно протекает в форме диалога, в котором по меньшей мере половина приходится на долю жены. Однако этого нельзя было сказать о ссорах мистера и миссис Квилп: будучи исключением из общего правила, они сводились к пространным монологам мужа и двум-трем односложным репликам жены, произносимым умоляющим, трепетным голосом, да и то с большими перерывами.
На этот же раз, очнувшись после обморока, миссис Квилп долго не отваживалась и пикнуть в свою защиту и, вся в слезах, смиренно слушала попреки своего супруга и повелителя. А мистер Квилп выпаливал их с такой быстротой и пылкостью и так гримасничал, так извивался всем телом, что несчастная женщина, хоть и притерпевшаяся к его излишествам по этой части, под конец струхнула не на шутку. Впрочем, ямайский ром и удовольствие, которое испытывал мистер Квилп при мысли о тяжком разочаровании, постигшем его семейных, постепенно умерили в нем ярость, и когда накал ее несколько остыл, он перешел к издевательским шуточкам и на этой позиции закрепился.
— Значит, вы вообразили, что я уже на том свете, да? — ехидничал карлик. — Вы уже считали себя вдовушкой? Ха ха-ха! У-у, беспутница!
— Нет, Квилп! — пролепетала его жена. — Я, право, очень жалею…
— Ну, еще бы! — воскликнул Квилп. — Конечно, жалеете! Кто же в этом сомневается!
— Я жалею не о том, что вы вернулись домой живым и невредимым, — продолжала она. — Мне больно, что я дала ввести себя в заблуждение. Я очень рада вас видеть, Квилп, поверьте мне!
Как это ни странно, миссис Квилп действительно была рада лицезреть своего повелителя и проявляла явное участие к нему, что также не совсем понятно, принимая во внимание все обстоятельства их совместной жизни. Впрочем, на Квилпа это не произвело ни малейшего впечатления, и он только прищелкнул пальцами перед самым носом у жены, сопроводив свой жест презрительно торжествующей гримасой.
— Отлучиться на такой долгий срок, не предупредив меня, не написать ни слова, не дать знать о себе! — всхлипывая, говорила несчастная женщина. — Зачем такая жестокость, Квилп?
— Зачем такая жестокость? — вскричал карлик. — Затем, что на меня нашел такой стих, вот зачем! Моему нраву не препятствуйте. Я ухожу из дому.
— Как, опять!
— Да, опять. Я ухожу сию минуту, немедленно. Уйду и буду жить-поживать беззаботным холостяком на пристани, в конторе — где вздумается. Вы только вообразили себя вдовой, а я, черт возьми, — рявкнул он, — стану холостяком на самом деле!
— Вы шутите, Квилп! — сквозь слезы пролепетала его жена.
— Вот увидите! — сказал карлик, восхищенный собственной выдумкой. — Отныне я холостяк, бесшабашный холостяк, а моей холостяцкой обителью будет контора на пристани. И посмейте только близко к ней подойти! Кроме того, советую вам остерегаться — я буду послеживать за вами, буду шнырять, как крот или ласка, и могу опять прийти домой в неурочный час. Том Скотт! Где Том Скотт?
— Я здесь, хозяин! — послышался голос мальчишки, лишь только Квилп отворил окно.
— Жди внизу, собака! — крикнул ему карлик. — Сейчас потащишь холостяцкий багаж. Соберите мои вещи, миссис Квилп, да растолкайте нашу милую старушку, пусть она поможет вам. Эй! Эй! О-го-го!
Мистер Квилп схватил кочергу, подбежал к чулану, где спала почтенная миссис Джинивин, и до тех пор колотил кочергой в дверь, пока старушка не проснулась, в совершенном ужасе вообразив со сна, будто любезный зятек вознамерился убить ее в отместку за то, что она возвела поклеп на его ноги. Проникнувшись этой мыслью, миссис Джинивин отчаянно вскрикнула и непременно выбросилась бы из окна прямо на стеклянный люк в крыше соседнего дома, но дочь вывела ее из столь опасного заблуждения, вбежав в чулан с просьбой помочь ей в сборах. Узнав, что от нее требуется, миссис Джинивин несколько успокоилась и вышла в гостиную во фланелевом капоте, после чего и мать и дочь, обе дрожащие от страха и холода — так как ночь давно уж вступила в свои права, — в покорном молчании занялись делом, порученным им мистером Квилпом. Стараясь затянуть сборы как можно дольше, чтобы досадить жене и теще, этот эксцентрический джентльмен сам наблюдал за упаковкой своего гардероба, собственноручно добавил к нему тарелку, нож, вилку, ложку, чайную чашку с блюдцем и другие хозяйственные мелочи, потом затянул ремни на саквояже, взвалил его на плечо и без дальнейших разговоров вышел из дому, держа под мышкой флягу, с которой он не расставался все это время. На улице мистер Квилп передал более тяжелую часть ноши Тому Скотту, хлебнул рому для бодрости, стукнул своего подручного флягой по голове вместо угощения и, не спеша направившись к пристани, дошел туда в четвертом часу утра.
— Уютно! — сказал он, пробравшись в темноте к дощатой конторе и открыв дверь ключом, который всегда держал при себе. — Ах, как уютно! Разбуди меня в восемь, собака.
Не пускаясь в объяснения и не дав себе труда проститься с мальчишкой, карлик выхватил у него саквояж, захлопнул за собой дверь, залез на стол, закутался в брезентовый плащ и, свернувшись клубком, точно еж, тотчас же уснул.
Утром, в положенный час Квилпа разбудили, на что понадобилось немало трудов, так как ночка у него выдалась хлопотливая. Встав, он велел Тому Скотту развести во дворе костер из старых досок и приготовить кофе, а для придания разнообразия утренней трапезе доверил ему кое-какую мелочь на покупку свежих будочек, масла, сахара, копченых селедок и прочей снеди, так что через несколько минут на столе в конторе дымился вкусный завтрак. Наевшись до отвала и восчувствовав всю прелесть такого по-цыгански вольного образа жизни (о котором он частенько подумывал и раньше, видя в нем приятный отдых от стеснительных супружеских уз, а также незаменимый способ держать миссис Квилп и ее матушку в состоянии непрерывного страха и неизвестности), карлик решил заняться наведением порядка в своей обители и придать ей более жилой и уютный вид.
С этой целью он отправился в лавку неподалеку от пристани, торговавшую всяким корабельным скарбом, купил подержанный гамак, подвесил его к потолку на манер матросской койки, затем поставил в своей сырой берлоге старую печку, вывел ее ржавую трубу на крышу и, закончив эти преобразования, с восторгом осмотрелся по сторонам. — Дачка у меня не хуже, чем у Робинзона Крузо, — сказал карлик, разнеженным взором оглядывая свою меблировку. — Укромный, тихий уголок, настоящий необитаемый остров, где я могу заниматься своими делами, не боясь чужих ушей и глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173