— Это все Дасти, — ответила Тилья.
— Он оказался не таким уж плохим конягой. Только не говори отцу, что я это сказала, а то он захочет купить еще одного.
Наконец они почти выбрались из кедровых зарослей. Лес впереди выглядел иначе, и ветер по-другому свистел среди голых ветвей. Запрокинув голову, Тилья увидела, как потемнело небо, и подумала, что ветер пригнал новые снеговые тучи, но потом поняла, что просто наступила ночь. Тропа стала шире, так что теперь она могла идти рядом, ведя Дасти за поводья.
Не успели они выйти из-под кедров, как вдруг их оглушил какой-то странный звук. Грубый, дикий, устрашающий, порыв чистой злобы. В тот же миг Дасти рванулся в сторону, чтобы увидеть противника, вырвал из рук Тильи поводья, толкнул ее плечом и сбил с ног. Эхо все еще раздавалось среди деревьев, когда он ответил ржанием, изогнув шею и роя копытом снег. Калико в страхе вздрогнула и убежала. Дважды повторился леденящий душу крик, и дважды Дасти ответил. Потом эхо замерло и был слышен только рев ветра, беспощадно рвущего ветви.
Тилья поднялась на ноги. Дасти едва не опрокинул сани, но ничего не выпало.
— Что это было? — прошептала Тилья.
— Вот уж не знаю, — пробормотала Мина. — Попробуем добраться до дома, если оно нам позволит.
Тилья потянула поводья, но Дасти упрямо мотал головой, пытаясь освободиться, чтобы найти невидимого врага. Злая от страха, она пинала его и орала на него, пока он не вспомнил о своих обязанностях. Они шли вперед, пока совсем не стемнело, и тогда Тилье пришлось остановиться и зажечь один из фонарей. Она уже не знала, где находится ферма, но Мина так же уверенно указывала дорогу, как и днем. Время от времени Дасти замедлял шаг и косил глазом вправо, так что Тилье, которая больше не слышала и не видела ничего необычного, стало казаться, что рядом с ними в темноте движется что-то огромное и зловещее.
Но она смертельно устала, слишком устала, чтобы бояться. Она просто вынуждала себя идти вперед. Ее мучила тревога, что Калико, вероятно, уже прибежала домой одна и папа мог рискнуть еще раз отправиться в лес на их поиски. На этот раз он бы уже не вышел.
Но папа ждал их на краю пустоши. Он наклонился и взял маму за руку, и Тилье показалось в мерцающем свете лампы, что она сжала его пальцы. Потом он подхватил Тилью и, поцеловав, посадил на Дасти. И повел их всех на ферму.
Больше она ничего не помнила, кроме того, как сонно макала хлеб в горячий бульон, которым встретила их Анья, и думала: «Все это как-то связано с Асартой».
Глава 2. История
Конечно, в Долине было время — как же иначе? Но не было истории. Во всей плодородной Долине — от высоких гор на севере до дремучих лесов на юге — никогда не происходило никаких войн. Текли дни, сменялись времена года, рождались новые поколения. Не было ни королей, ни иных правителей — только родители, их родители, предки. Сменилось восемнадцать поколений, а в Долине ни разу не случилось ничего такого, что стоило бы записывать в книги, ни одного события, в память о котором можно было бы воздвигнуть монумент. Итак, истории не существовало. Только время.
И предание об Асарте.
Впрочем, в предании было слишком много всякой волшебной чепухи, а волшебства в Долине имелось не больше, чем истории. Если и существовала какая-то магия, то мелкая и будничная — привороты любимого, заговоры от бородавок и тому подобное. Ее считали суеверием, и если она помогала, то только по случайности. Поэтому мало кто верил в предание. Говорили, что его придумали давным-давно, чтобы объяснить, почему в северных горах круглый год лежит снег и не пропускает орды диких кочевников и откуда взялась хворь, которая не дает мужчинам войти в лес и таким образом защищает Долину с юга. Признавали, что болезнь действительно странная: мужчины, входившие в лес, испытывали слабость и головокружение, а если оставались там дольше, то впадали в оцепенение, уже не могли прийти в себя и умирали. Но это не значит, что болезнь была волшебного происхождения.
Говорят, когда-то в Долине было предостаточно истории. К югу от леса простиралась огромная могущественная Империя. На севере, за горами, тянулись бесконечные равнины. Там обитали племена свирепых кочевников, которые жили разбоем и воевали друг с другом, когда оказывалось больше некого грабить. Кратчайший путь между двумя областями лежал через Долину, потому что в течение всего лета можно было без труда перейти через горы. Император приказал проложить через лес широкую дорогу, чтобы взимать налоги с местных жителей и охранять проход в горах от кочевников. Долина была большой — семь дней пути с запада на восток, пять с севера на юг. Трудолюбивые фермеры с любовью обрабатывали плодородную землю, так что налоги, которые они могли платить, заслуживали императорского внимания. Но стоило Императору сократить войска на северной границе, как орды кочевников подобно смерчу врывались в Долину и неуклонно приближались к сердцу Империи, грабя, убивая и предавая огню все на своем пути.
Постепенно Империя снова собирала войска и выдворяла их обратно на равнины, где пыталась наказать их за дерзость и уничтожить, но безрезультатно. Долина служила ареной для всех военных действий. Войска оставались там на постой на целые годы, разбойничая и мародерствуя не меньше кочевников. При этом сборщики податей взимали налоги в том же объеме, что и прежде, да еще требовали задолженность за то время, когда в Долине хозяйничали кочевники, и дополнительную плату за усиленную защиту. Неизвестно, что для жителей Долины было хуже.
Когда где-нибудь в бескрайней Империи разгоралось восстание или новый Император забывал заплатить войскам, солдаты уходили на юг, забирая с собой что хотели и кого хотели, а жители Долины снова пытались наладить свою жизнь, зная, что, пока они собирают скудный урожай в прохудившиеся амбары, кочевники подбираются к неохраняемому проходу в горах.
За девятнадцать поколений до рождения Тильи как раз закончился такой период. Амбары были пусты, скот угнан, дети уведены в рабство, дома разрушены солдатами, которые искали спрятанные сокровища, чтобы восполнить невыплаченные Императором деньги. Некоторые решили отправиться на юг вместе с солдатами, чтобы начать новую жизнь в Империи, но большинство осталось на своих пепелищах. Как бы трудна и опасна ни была жизнь в Долине, они любили ее.
Через год жизнь немного наладилась. Еще через год дела пошли в гору, а кочевники все не появлялись: в тот год на равнинах свирепствовала лошадиная чума. Амбары покрыли новыми крышами, двери в домах были целы, и столы накрыты. Снова появились ярмарки и товар, за который стоило поторговаться. В базарный день люди, бывало, сидели кружком, попивали местный крепкий сидр и размышляли о том, долго ли продлится благоденствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63