ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Тот же курьер из Лабинска привез все эти подробности в Псебай.
Кубань полыхала в боях. Трудно было понять, где фронт и существует ли он в том понятии, какое придают ему военные. Слоеный пирог… Пошли слухи, что деникинцы взяли Тихорецкую. В самом Екатеринодаре голод. Страшное время!
Второе письмо, запечатанное, вложенное в первое, адресовалось лично мне. На конверте Катя так и написала: «А.М.Зарецкому». Что это означало?
Разорвав конверт, я понял: она просто пересылала мне письмо Саши к ней из Новороссийска, на страничках которого он рассказывал о положении в Черноморской области.
Тоже вести малоутешительные. Саша откровенно признавался, что Новороссийск почти отрезан от Екатеринодара, Таманская красная армия заперта в Славянской и приняла решение, обходя мятежную Кубань, пробиваться берегом моря в Туапсе, а оттуда в Майкоп, Армавирскую и далее на восток к своим.
«Не исключено, — писал Саша, — что и мы отойдем в горы, организовав Черноморскую партизанскую группу. Знание этого района и горных троп через перевал может пригодиться. И хотя центр партизан намечен в другом месте, думаю, что смогу побывать и у того кордона. Дай знать Андрею».
«Тот кордон» — это, конечно, Гузерипль, где когда-то жили Саша и Катя.
Письма заставили подумать!
Война в горах расширяется. Если план Саши удастся, он со своими отрядами окажется в пределах заповедной Охоты, вернее, на ее западной границе. Плохо или хорошо? Сказать трудно. Но партизаны все же заслонят одну сторону гор от улагаевцев.
Чтобы найти связь с Кухаревичем или его командирами, нам надо изредка наведываться в Гузерипль. Вот первое, что пришло мне на ум.
Обо всем этом я рассказал своим егерям.
Однажды всем гуртом, хорошо вооруженные, мы заявились в поселок Сохрай. Собрали угрюмых, замкнутых казаков. Христофор Георгиевич объявил, что к ним прибыл один из летучих отрядов по охране зубров, который просит граждан казаков не охотиться на зверя, не заходить в пределы Народной охоты, которая организована, чтобы сохранить зверя.
— Вопросы будут? — спросил он под конец.
Толпа молчала, казаки нещадно курили, выглядели растерянными. Наконец бородатый старик спросил:
— Я извиняюсь, конешно, но для какой же такой власти вы готовы в казаков стрелять, чтобы зверя охранить? Кому тех зубров доставляете, ежели так можно спросить?
— Не доставляем, а сохраняем, старина. Для нашей с тобой отчизны, для России.
— Дак России-то вроде уже немае. Объявились две власти зараз. В Екатеринодаре она прозывается Северо-Кавказская, а ишшо и Советская Республика, ежели, конешно, я не перепутал. А до того Кубанская рада. У нас есть казаки, которые в этой раде. А есть мужики, которые в Республике. Вчерась вон Тихон из Армавирской прибыл и сказывал, что Совет оттудова уже убрался аж на станцию Овечка. И рады что-то не видать. Кому же зубры, объясни ты мне?
Шапошников, а потом и я долго рассказывали о ценности зубров, о национальной гордости России, сохранившей этого зверя, о нашей роли в охране природы, но слова и доводы будто уносил ветер. Не тем головы заняты… Лица слушателей выражали либо сомнение, либо насмешку. Только угроза возмездия могла в это лихое время остановить желающих поохотиться.
С тем мы и отъехали.
В начале августа я собрался тайно поехать в Псебай. Но Кожевников не отпустил меня одного. Ни слова не говоря, он оделся, седло на конь, винтовку за спину и прежде меня выехал на тропу.
Шли малоизвестной дорожкой западнее горы Тхач, минуя Богаевскую, спали в густом лесу, осторожно ехали весь день и загадали пробраться прямо к задам своего огорода на нашей улице. Прибыли уже потемну. Василий Васильевич отошел на разведку, а я с Кунаком и его конем в поводу тихо прошел через огород к себе во двор, осмотрелся и постучал в окно спальни.
Голос Дануты тотчас спросил из-за ставни:
— Кто?
Видно, она не спала.
Узнала меня, загремела запором. Бросилась с крыльца, зашептала, зацеловала. И пока я устраивал коней, не отходила ни на шаг. Здесь же топтался отец, запрятавший револьвер за борт мехового жакета.
— Семен Чебурнов в станице, — сказал он. — Постережемся. Не будем зажигать огня.
— Что слышно еще?
— Говорят, бои у самого Екатеринодара. И у Тихорецка. Почти вся Кубань под Деникиным. Так что твои мандаты и прочее… Чебурнов снует взад-вперед, все тобой интересуется.
Днем Данута сходила к Кожевникову на соседнюю улицу. Бородач колол дрова у сарая. Воткнул в колоду топор, прошел с ней в дом. Сказал тихонько:
— Жена Ваньки Колченогого заходила, спрашивала, где молодой Зарецкий. Я ответствовал, что он вроде у добровольцев воюет. С тем и ушла. Семен делает вид, что к войне непричастный, но от дружка — Улагая — к нему гости приезжают. А зачем?.. Так вот зачем: слышал я, что есть будто бы приказ генерала Покровского. Он приговорил Андрея к смерти, повелел разыскать его и исполнить приказ. За что? А за стычку возле Усть-Лабинского моста, где мы троих евонных вояк уложили. Да ты не бойся, не бледней, все уляжется. Что он нам, этот генерал? Какая ишшо власть? Но я так думаю: ему здеся нельзя оставаться. В лес, от греха долой. Поторопитесь, одним словом. Там спокойней, сам себе хозяин. Да и мы рядом с ним. Не один все же.
Договорились уезжать через два дня.
В тот же вечер к нам требовательно застучали. И пока отец вел разговор через закрытую дверь, я вышел во двор, взял Кунака и тихо ушел в лес за огородом. Вернулся только в полночь, у нас, конечно, не спали, возбужденные визитом двух офицеров. Отец открыл им дверь, провел в комнаты. Капитан и прапорщик из Добровольческой армии вели себя учтиво, сказали, что хотят видеть хорунжего Зарецкого, и выразили удивление словам отца и жены, когда те ответили, что два месяца семья не имеет от него вестей. Они, видите ли, желали заполучить боевого офицера в свои ряды. Теперь, когда предстоит историческая миссия разгрома Совдепии и поход на Москву…
Вот как! На Москву… О приговоре Покровского, конечно, ни слова.
Под утро на улице совсем рядом захлопали винтовочные выстрелы. В нашей зале посыпалось битое стекло. Две пули пробив ставни, впились в стену и в буфетную дверцу. Отвечать? Но тогда в опасности уже вся семья! Мы с отцом сдержались. Еще пять или шесть пуль тупо ударились в стены снаружи. Ржали кони, слышалась команда. Это уже не те учтивые деникинцы, что приходили накануне, хотя связь их была несомненной.
Как раз тогда мы и решили, что Дануте с Мишанькой оставаться дома тоже опасно. Мама соглашалась и плакала. Она собирала вещи так, словно мы уезжали навсегда.
Перед рассветом, по холодку пришел Кожевников. Сказал, что и его дом обстреляли. Отряд белых казаков еще с вечера появился во дворе у Чебурнова. На дорогах караулы. Потом отряд куда-то исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168