Я напрасно беспокоился.
— Конечно, черт возьми, — сказал он, когда я попросил разрешения прийти и поспрашивать его людей. — Я тебе организую стол, и ты можешь спрашивать кого угодно и о чем угодно, а им скажем, что ты собираешься предоставить нам работу к проверяешь нас. Ты ведь действительно можешь это сделать?
— Ближайший заказ, если он тебе подойдет, твой, — пообещал абсолютно искренне я.
Стол, который он мне выделил, находился в маленькой зеленой конторе. Первый, с кем я беседовал, был Шихи, механик. Маленького роста, с подергивающимися руками и шаркающей походкой, он производил впечатление исключительно нервного человека, пока вы не замечали его пристального взгляда из-под песочных бровей. Шихи наблюдал за всеми передвижениями лодок на верфи.
— "Аэ"! — сказал он. — После того как мы достали ее из воды, я самолично осмотрел ее килевые болты и сборку руля. Они находились в отличном состоянии. Это было, кажется, вечером в четверг, перед тем уик-эндом, когда руль у нее отвалился. — Он выпустил дым на свои квадратные беспокойные руки.
— Где она стояла ночью?
— Там, на верфи, на подпорках, — сказал Шихи. — Мы спустили ее на воду следующим утром.
— В какое время вы проверяли руль?
— Должно быть, часов в пять вечера. Крепко сидел, как натянутый барабан. — Он покачал головой, глаза его все время глядели на меня. — Чертовски странно, что полетели эти болты. На одном таком можно удержать целый поезд.
После него я переговорил со всеми служащими верфи, попросив их подтвердить то, что рассказал Шихи. Это они и сделали, ничего важного не добавив. Большинство из них были плотниками, или красильщиками, или такелажниками, и через их руки каждый год проходили сотни яхт.
По плазу меня водил механик-строитель — блондин из Голландии. Затем я прошел в красильню вместе с Уайтом, сморщенным, как грецкий орех, стариком, кашляющим из-за того, что в течение многих лет дышал парами растворителей. В заключение я осмотрел сборочный цех, где моим гидом был некто Деннис, с низко растущими черными волосами и поврежденным пальцем — по-видимому, в результате несчастного случая с каким-то инструментом. Это была очень славная и совершенно надежная верфь. Но я был здесь не для того, чтобы любоваться ею.
Последним, с кем я беседовал, был Гаррет, сторож, маленький смуглый человечек в грязном коричневом плаще и огромных сапогах.
— В какое время вы заступаете? — спросил я.
— В шесть часов вечера, — сказал Гаррет. — Но некоторое время я отсутствую.
— Почему?
— Археологическая ассоциация, — объяснил Гаррет. — Мы встречаемся в портовом бассейне каждый вечер. — Он посмотрел на меня тяжелым взглядом. — И пьем «Лукозейд», если вас интересует.
— Интересует, — подтвердил я. — Как вы обеспечиваете охрану верфи?
— Я спускаю собаку.
— Собака свирепая?
— Может запросто оттяпать вам ногу, — сказал Гаррет очень спокойно.
— А не припомните, чтобы пес вел себя иначе?
— Только в ту субботнюю ночь, когда эта ваша лодка пришла со сломанным рулем.
— Раньше никогда?
— Никогда. Это, в общем, очень живая собака.
— Н-да... — Похоже, мое путешествие в Ирландию обернулось потерей времени. Я решил сделать еще одну, последнюю попытку: — Но до того, как лодка пришла со сломанным рулем, не вел ли пес себя странно?
— Не могу сказать, — ответил Гаррет.
— Понимаю. Ну...
— И причина, по которой я не могу ничего сказать, в том, что тогда я еще не имел удовольствия познакомиться с этой собакой. — Гаррет распрямился во весь рост. — Раньше в моем распоряжении была другая собака, Бриан. За два дня до ваших неприятностей с рулем Бриана нашли мертвым. Подозревали отравление. Он был очень свирепой собакой, и я не слишком удивился, что кто-то сильно на него осерчал.
Гарри смотрел на меня с торжеством, как будто я был капитаном соперничающей Археологической ассоциации, которую он только что разгромил во время дебатов.
— Когда была отравлена собака?
Гаррет посчитал на пальцах.
— Должно быть, в четверг.
— И вы не заметили ничего особенного на верфи?
— Не заметил.
— Очень хорошо, — сказал я. — Благодарю за вашу помощь.
— Не стоит. Я могу идти?
— Да.
Он вышел. Так, значит, собаку отравили в четверг ночью. Поговорив с рабочими, я составил схему передвижения служащих по верфи. Теперь предстояло пройтись по их — двадцати трем! — домам и подтвердить рассказанное мужьями беседами с их женами. При этом нужно исходить из вероятности, что диверсант работает на верфи. Это было, конечно, весьма вольное предположение.
Получилось совсем не так, как я думал.
В шесть часов Билли Хегарти просунул голову в дверь и спросил, как идут дела. Я рассказал. Он пожал плечами и пригласил меня на обед в Кинсейл. Я отказался под предлогом того, что мне надо еще поработать. По его виду я понял: он сомневается, что мне удастся что-нибудь узнать. В шесть тридцать я отправился в «Марин-бар», поел сандвичей с копченой семгой и выпил пинту «Мэрфи», лучшего крепкого портера в Ирландии. Затем вернулся на стоянку, залез в машину и посмотрел на первый адрес в своем списке. Это было в деревне Кросхевен. Я выехал на дорогу. Что-то мешало мне, упиралось в спину. Я переменил положение. Стало давить еще сильнее. Голос с заднего сиденья сказал:
— Продолжайте двигаться и делайте, что я буду вам говорить, иначе пожалеете.
Сердце мое будто подпрыгнуло и замерло. Неизвестный приказал:
— После почтового ящика поверните налево.
Я повиновался, вырулил на узкую дорогу, которая огибала крутой холм, поросший дубами. Я скосил глаза на зеркало заднего вида. Заднее сиденье было пусто. Он, должно быть, сидел на полу.
— Смотрите прямо перед собой, — сказал голос. В нем слышались нервозность и напряжение. Акцент северо-ирландский, но что-то в нем было не совсем так.
— Кто вы такой? — спросил я, с трудом стараясь говорить твердо.
— Не задавайте вопросов и не услышите вранья. Поверните направо в конце кирпичной стены.
Густая завеса из дубов стала немного реже, так что можно было видеть проселочную дорогу. Она вилась меж зарослей куманики. Где-то далеко мелькнул кусок голубого моря, большая возвышенность понтикума, покрытого розовато-лиловыми цветами. Во рту у меня пересохло.
— Налево, — сказал голос. Мы повернули от моря. Впереди были рододендроны, а за ними столбы и оконные рамы, увитые куманикой, — развалины большого дома. — Не делайте никаких глупостей, и чтобы я видел ваши руки.
Я вышел. В деревьях вздыхал ветер. Воздух был мягкий, с характерным ирландским запахом папоротника-орляка и недавнего дождя.
— Повернитесь, — приказали мне.
Я повернулся к дому, но лишь после того, как заметил его, выходящего из машины. В воздухе подуло холодом. Он выглядел, как те устрашающие фигуры, которые сопровождают гробы в Западном Белфасте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57