Как я и ожидал, расспросы в обычных пабах ни к чему не привели. Чтобы оставаться в форме, я выпил стакан тоника и закусил пакетом чипсов. Последние кампании ДСО против сокрытия доходов заставили даже тех, кто меня знал, вести себя сверхосторожно с человеком, не имевшим нужного акцента.
В конце концов в некоем пабе в Левенсхьюме мне повезло: за одним из столиков сидел Барни Бизли, угрожающего вида верзила. С тех пор как Барни стал работать на обслуживании крупных автодорог, он носит костюм, дабы подчеркнуть, что он больше не укладчик асфальта.
– Хелло, Дейв, – пробасил он со своим смачным килкеннийским акцентом. – Какими-такими судьбами? – Некоторые уверяют, что уроженцы Килкенни говорят на чистейшем английском елизаветинских времен, в точности так, как говорил Шекспир.
Я объяснил, что мне нужно, и он согласился ради нашей старой дружбы навести кое-какие справки, но не в пабе.
– Тут слишком много ушей, – объяснил он, когда мы вышли. На стоянке у Барни стоял грузовик «Пэдди Вэгон», принадлежащий «Страхан-Далгетти».
Я поехал за ним к его дому, расположенному в переулке, недалеко от большого супермаркета «Дэйл» в центре Левенсхьюма.
Минут пять мы искали место для парковки на улочке, запруженной грузовиками, обслуживающими супермаркет, после чего Барни провел меня в свой дом и усадил в заваленной каким-то хламом комнате. У Барни пятеро детей, все они носят ботинки огромных размеров, а многочисленные предметы одежды бросают где попало. Через некоторое время мы расчистили место на диване и смогли сесть. Барни рассказал, что ему пришлось отказаться от субподрядов из-за налоговых сложностей и экономического кризиса и что теперь он работает непосредственно на «Страхан-Далгетти»: каждое утро собирает группу из нескольких человек и развозит их по местам дорожных работ в окрестностях Манчестера.
С первого же звонка он установил, что Джеймс Кларк по-прежнему работает на фирме и сейчас находится на шоссе М-25, возле развязки с М-40.
– Держи с ним ухо востро, – предупредил Барни, провожая меня к выходу. – Он водит дружбу с опасными ребятами.
– Я знаю, что он общается с тревеллерами, – ответил я.
– Нет, – Барни понизил голос, – я совсем про других. Я говорю про ИРА. Он из республиканской семьи. Его двоюродный дед позировал для статуи Волонтера на рыночной площади в Атлоне.
– Какого волонтера? О чем ты, Барни? – Мне казалось, что он знает о Кларке гораздо больше, чем говорит. Несмотря на грубоватую наружность, Барни хитер, как стая обезьян.
– Я говорю, что он замешан в грязной политике, – произнес он на почти уже совсем невнятном английском. – Будь очень осторожен и, ради бога, не говори ему, откуда у тебя его координаты.
Мне стало жутковато. Кому, как не ирландским республиканцам, быть заинтересованными в информации, порочащей монархию?
Барни, видимо, правильно истолковал выражение моего лица.
– Ну, теперь понял? – Он хитро на меня посмотрел. – Брось это дело. Это не просто шантрапа, которая потащится за тобой из паба и поставит фингал под глазом в темной подворотне. Они не чикаются с теми, кто знает что-нибудь лишнее.
– Все равно придется ехать, – обреченно произнес я. – Я уже взял деньги за эту работу. И уже их потратил.
– Ну, тогда смотри в оба.
К «Атвуд Билдинг» я подъехал к половине шестого и застал вернувшуюся из библиотеки Делиз в несравненно лучшем расположении духа, нежели утром. Я решил не рассказывать ей о своих приключениях. История о том, как меня вышвырнули из «Альгамбры», едва ли могла вернуть мне ее благосклонность.
– Боюсь, Дейв, тебе придется возвращать деньги этой Вуд, – объявила она.
Я ожидал более приятных известий.
– Это почему?
– Потому что она никак не может быть внучкой Эдуарда Восьмого. – Делиз мило улыбнулась. Я ждал продолжения. – Он страдал орхитом, воспалением яичек. Был вполне способен вступать в контакты с женщинами – и даже отречься от престола, но оплодотворить никого не мог! – Очень довольная своей шуткой, Делиз рассмеялась. Я строго посмотрел на нее, и она продолжила объяснения: – В феврале тысяча девятьсот одиннадцатого года в Морской академии, где учились Эдуард и его брат, принц Альберт – будущий король Георг Шестой, случилась эпидемия кори и свинки.
– И что дальше?…
– Орхит – одно из осложнений, которые могут возникать после свинки. Это заболевание поражает яички и снижает способность мужчин к оплодотворению. Некоторые становятся полностью стерильными.
– Теперь понятно. – Если эта новость была достоверной, она раз и навсегда опровергала притязания Мэри Вуд. – Только радоваться совершенно нечему, Делиз. – Ее веселость меня раздражала.
– Перестань, Дейв! Неужели ты действительно поверил, будто Эдуард Восьмой плодил отпрысков в ирландских деревнях? Он же не Людовик Четырнадцатый и не Карл Второй. Никто еще не объявлял себя его потомком. И вообще, идея побочных детей королевского дома стала непопулярной еще в конце викторианской эпохи. Почти никто из европейских монархов уже не рожал детей от своих любовниц, во всяком случае, так интенсивно, как делали их предки. Если и были побочные дети, их не признавали, не давали им никаких титулов.
– Значит, если у Эдуарда Восьмого был ребенок, это могли скрыть, – заключил я с надеждой.
– Да, если не считать, что он почти наверняка не мог иметь детей.
Я с неохотой согласился. По крайней мере, «Пимпернел инвестигейшнз» разрешили одну часть загадки. Мэри Вуд – не внучка Эдуарда Восьмого. Но, с другой стороны, я никогда и не верил, что она ею является, и полученное тому подтверждение не означало, что я не должен пытаться добыть ее бумаги у Кларка.
Делиз улыбалась. Наверное, я никогда не привыкну к резким переменам ее настроения.
– Дейв, почему бы нам не поехать вечером ко мне? Мать уезжает на съезд вегетарианцев в Фолкстоун и вернется только завтра. Ты видел когда-нибудь ее медную кровать? Антикварная вещь!
– Прекрасная мысль, Делиз, только чем же плоха моя квартира? Раньше она тебя вполне устраивала.
Делиз пристально посмотрела на меня.
– Я чувствую себя там неуютно. Мне все время кажется, что я должна… соответствовать, – сказала она.
– Я не знал, – задумчиво ответил я. Она имела в виду, что мой дом не был холостяцкой квартирой, что прежде в нем жила моя жена Эленки и каждая комната напоминала о ней. Глупо, что это никогда не приходило мне в голову. Я почувствовал себя виноватым, и мы вышли из «Атвуд Билдинг», держась за руки, как двое подростков.
От денег, которые вручила мне Мэри Вуд, оставалось еще двести фунтов, и, не говоря Делиз ни слова, я отвез ее в бар «Холидей-Инн-Краун». Здесь я оказался не единственным мужчиной в обществе молоденькой женщины, некоторые официанты узнавали меня в лицо, и я почувствовал себя как дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100