Сколько Стенли помнил – они всегда тряслись… А морда у Брута была глупой, под стать кликухе, зенки, того и гляди, вывалятся, из пасти торчат обломки черных зубов, и таким перегаром несет… Стенли хотел сунуть ему в морду, чтоб не скалился и замолчал, но тут стало не до него.
– Вы пока тут кончайте, а я пойду покурю, – ухмыльнулся Стенли, подтягивая трусы; выходя, он увидел, как Брут пристраивается к сестренке на его место.
В кухне Стенли нашел остатки вчерашней яичницы и перекусил. Последняя вилка, давно потерялась, и он рвал застывшую глазунью руками, предплечьем вытирая текший по подбородку желток. Хорошо!
По радио гоняли блатняк. Стенли притопывал ногой, не очень попадая в такт. Пели про урку, который, сидя в лагере, получил от мамы письмо и «пошел на рывок», про волка, с которым беглец разошелся по понятиям, чисто конкретно ему все объяснив, и про солдата, который этого урку в конце концов шлепнул. Душевно пели. С чувством. Умел бы Стенли плакать – заплакал бы.
Но плакать он не умел, получалось только заставлять это делать других.
Парамоша помимо денег обещал дать хорошую наколку на квартиру. Похоже на правду. Родаки у него обеспеченные, знакомых всяких до фига. Непонятно, чего Парамоша к ним прибился. Все вроде есть, всего хватает. Но – прибился и прибился, был бы толк. А толк был. И соображал Парамоша получше других, и руками-ногами махать умел, как положено, без всяких скидок. Вот только на бабу свою много тратит. Она тоже из приличных. Теплое пойло на рваном матрасе, один «баян» на толпу и порево без душа ее не устраивают. Ночные клубы, дискотеки, простыни шелковые, крабов в постель… Какого хера на эту муру бабки тратить? Но это – Парамошино дело. Лишь бы отдавал вовремя и с процентами. Пока не подводил. Знает, что может быть за заминку. Папа с мамой не помогут.
Врачи тоже.
Выгорит с квартирой или нет? Прошлый раз получилось. Удачно все получилось. Не пробухали бы все за три дня – уже сейчас он мог бы уехать. Но тогда еще не было так жарко, тогда его не искали, он еще не пропустил судебное заседание за трехлетней давности грабеж, и судья еще не хлопнул свою поганую колотуху на постановление об аресте.
Стенли оделся и вышел на улицу. Стоя возле подъезда, накинул капюшон ветровки, привычно стрельнул взглядом вправо-влево. Чисто, ментов нет. Можно идти. До Парамоши – пять минут медленным шагом. Как раз хватит пивка пропустить.
Стенли свернул к ларьку и услышал за спиной, оттуда, где быть никого не могло, уверенный голос:
– Эй, чувачок! Потолковать надо.
Он стремительно обернулся.
Обычный мужик, явно не из крутых. Улыбается. Руки в карманах, в зубах – спичка. Намокшая кепка, прищуренные глаза и усы, которые сразу показались фальшивыми. У Стенли была отменная память на лица. Не раз это его спасало. Если не жизнь, то свободу спасло точно. Последний раз – когда едва не нарвался на ментовскую засаду. Вовремя признал двух оперов, с которыми уже имел дело. Опознал и сейчас – как же, недавний «терпила», пролетариат с блатными сигаретами. Спину стянуло холодом: если он не один…
Но мужик был один, и Стенли ответил своим обычным тоном, тем голосом, которым говорил с тех пор, как научился «ставить» квартиры, рвать сумки, насиловать и запугивать. Только однажды, в кабинете оперов три года назад, когда ему опускали почки, он говорил по-другому. Ну, так тех его слов никто не слышал, а мусора – они мусора и есть…
– Тебе чего, дятел? Кепка жмет?
– Поговорить надо, Стенли. Есть тема.
– Слышь, отскочи.
Мужик не отскочил, не сорвался бежать и не закрыл лицо руками, как, например, один лох год тому назад, просивший только об одном: чтобы оставили ему обручальное кольцо – кошелек у него уже отобрали, но «обручалка» слезать не хотела, вросла, наверное, в кожу, «терпила» нес про жену и еще про чего-то, а Брут, стрёмный малый, без разговоров отхватил ему палец своей «выкидухой», под самый корень отхватил, мужик так и залился кровянкой. Стенли потом аккуратно «пробил» – вроде живой остался.
Актер приблизился, и Стенли ударил. Хорошо ударил. Резко, без замаха, как учили когда-то в секции рукопашного боя. Ударил, целя в кадык, готовясь добавить ногой и сделать подсечку; ударил, уже ощущая, как сминаются под костяшками пальцев шейные хрящи, – но вместо этого взлетел выше своего роста и так приложился спиной об асфальт, что в глазах потемнело.
Потемнело всего на секунду. Стенли был готов вскочить и продолжить, но чужой ботинок вошел ему в печень, с ним сделали что-то еще и в очень унизительном, нетерпимом реальному пацану положении – задница выше башки, руки черт знает где закручены в узел, и ничего, кроме своей ширинки, не видишь, – отволокли в какие-то кусты, швырнули на землю.
– Я думаю, хватит, – сказал Актер.
Стенли еще потрепыхался. Дважды вскакивал – и дважды ложился, последний раз – с поврежденными связками.
Больно. А ведь всегда было больно другим, если не считать того случая в кабинете, да позабытых уже неудач на первых тренировках по рукопашке.
– Все, – простонал Стенли, лежа на спине. – Чего тебе надо?
– Помнишь, как меня шваркнули?
– Хочешь возвратку?
– Типа того. Отработаешь – и будем считать, что мы квиты. Кое-что еще и заплачу. Ты, кажется, хочешь свалить из города? Я заплачу тебе три косаря бакинских, тебе лично заплачу, с другими можешь не делиться. Будет лучше, если и на дело сам не пойдешь.
– Что надо сделать?
– Бабу одну проучить…
– А чего сам?.. У тебя учить хорошо получается.
– Не твое дело. Мне светиться нельзя. Троих там будет достаточно. У тебя ведь трое бойцов? Чужой, Брут и Парамончик? Вот они пусть и пойдут. Адрес я тебе скажу, фотку дам. Два дня вам на это. Обычно она в одно время приезжает, но, мало ли, загуляет. Или с мужиком пойдет. Сможете – сделайте вместе с мужиком, так даже еще лучше получится. Не сможете – одну. Но два дня сроку. Сегодня и завтра.
– Что с ней надо сделать?
– А тебе непонятно? Дать по башке, затащить в подвал – подвал там удобный, сам смотрел, – и оттарабанить по полной программе. Так, чтобы она с месяцок в больнице провалялась, а мужиков на всю жизнь оставшуюся боялась. Чего, не справишься?
– Сделаем, – ухмыльнулся Стенли; поначалу он решил, что придется кого-то валить, и сейчас ругал себя за непонятливость: кто ж так нанимает киллеров? А с бабой поквитаться несложно. Тем более что самому идти не надо. Брута с Парамошей за глаза хватит, да еще Чужой на подхвате.
– Не обманешь с деньгами? Вместо ответа Актер сделал блатной жест: зуб даю!
– Уважаю, – выдохнул Стенли.
Актер дал фотографию, а произнося последние наставления, подумал: «Вот тебе, Волгин, и личные проблемы. Извини, соперник, сам напросился».
Дождь пошел сильнее.
13. Личные проблемы
Зуйко на встречу опоздал, за что и был обруган Волгиным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55