Он слез со спины Казарина, подошел к окну. Стоял к Роме спиной, провоцируя его. Казарин на провокацию не поддался.
– Значит, Волгин поверил тебе?
– Да. Но про вас я ничего не говорил.
– Вставай, возьми тряпку и вытри свое ссанье. Не рубашку, мудак, а тряпку! Что, в ванной их нет?
Под наблюдением Актера Рома выполнил приказание.
– В армии не служил? Оно и видно… Ладно, сойдет. Теперь садись к столу, возьми бумагу. Пиши: «Я, Казарин P.P., раскаявшись в совершенном мною убийстве Инны Локтионовой, решил добровольно уйти…»
У Казарина отказала рука.
– Я н-не могу! Отпустите меня, пожалуйста!
– Рома, – Актер вздохнул, – смоги, пожалуйста. Можно, конечно, обойтись и без письма. Я порежу тебя на куски и спущу в унитаз, ты станешь просто пропавшим без вести, а я все равно найду способ повесить это дело на тебя. Сам понимаешь, ничего личного, чистый бизнес. Мне нельзя в тюрьму.
– Д-давайте я лучше признаюсь, и меня посадят…
– Пиши.
Глядя сквозь туман. Рома закончил письмо.
– Число поставить не забудь. Да, внизу припиши, что оставляешь шесть тысяч баков, которые просишь передать своим родителям.
Актер боялся, что подруга, обнаружив труп, не растеряется и приберет деньги к рукам, что впоследствии может вызвать вопросы ментов. Если, конечно, кто-то начнет ковыряться и раскопает, с какой суммой Рома покинул Новозаветинск. Миллион к одному, что этого не будет, но кто знает?
– Ты единственный ребенок в семье?
– Да.
– Плохо…
В руке Казарина оказался «Таурус». Рома не понял, откуда взялся револьвер, так же как в следующее мгновение не понял, почему его рука вдруг изогнулась и холодный ствол револьвера коснулся правого уха.
Рядом с головой раздался негромкий, будничный щелчок – это ударно-спусковой механизм пришел в движение, поднимая курок.
Казарин не вспомнил ни одну из своих трехсот с лишним женщин.
Он ничего не вспомнил.
Стало темно…
9. Отставка
Волгин приехал в прокуратуру Южного района и нашел следователя, который «закрывал» Валета.
– Зуйко? Есть такой засранец. Он и у вас что-то замолотил?
– Да нет, вряд ли. Общие вопросы.
– Плохо. Отпускать его придется.
– Нет доказательств?
– С доказательствами как раз все нормально. Его под залог выпускают, в десять тысяч рублей.
– За бандита – залог в пятьсот баксов?
– Он не бандит, а временно не работающий. У него болят почки, и жена на втором месяце беременности.
– На втором? Так он же сидит больше двух! Следователь пожал плечами.
– И когда его… того?
– Его «того» послезавтра. Так что если хочешь поговорить, то спеши. Он, кстати, наверняка знает от адвоката, что вопрос решен.
– Дело дашь полистать?
– Не дам, на проверке оно. Но там и смотреть-то нечего. Был на дискотеке, зацепил девчонку. Слегка подпоил и трахнул в своей машине. В извращенной форме, дважды. Платье порвал, нос разбил. Хорошо разбил, с переломом. Потом отвез домой и дал тридцать баксов. Это с его слов. Она отрицает.
– А мошенничество откуда взялось? Баксы фальшивыми оказались?
– Нет, я ж говорю, их вообще не нашли. На следующий день, за пять минут до того, как его опера наши повязали, он в ларек фальшивую пятисотрублевку толкнул. Сам понимаешь, у него на воле друзья остались. С ларечником разобрались, с девчонкой,, видать, поговорили. Она теперь хвостом крутит, допросить заново надо, но две недели дозвониться не могу. Ну и плюс к этому – почки ему подлечить надо и с женой разобраться. Вот и решили отпустить, – следователь пожал плечами. – Я был против. Так что если успеешь что-то на него накопать – буду рад. Успеешь? Наши опера не чешутся.
– Не успею.
– Значит, отпустим. Сволочь он! Я-то надеялся: если до суда в камере продержу, то хоть три-четыре года получит реальных. Теперь, сам понимаешь, отделается условно.
– Такие долго не живут.
– Пока толстый сохнет, тощий сдохнет. Хоть настроение ему испорти напоследок, что ли…
Испортить Зуйко настроение было сложно. Коротко стриженый бугай в дорогущем «Адидасе» с недоумением посмотрел на Волгина:
– Чего-то я тебя не знаю. Ты кто такой?
– Неправильный вопрос. Женя. Не так надо спрашивать. Правильный вопрос: ты чьих будешь? Или, еще лучше: кто твоя «крыша»?
Комната для допросов в СИЗО мало отличалась от таковой в ИВС. Освещение похуже, вместо стульев – привинченные к полу скамейки, надписи на стенах: «Легавым отомстят родные дети» и «Вася, статья 102, 93 – 95».
– Ну ты, бля, загнул!
Зуйко широко расставил ноги, оперся на колени локтями, смотрел исподлобья, с некоторым напряжением, но без страха. Несомненно, он уже знал, что скоро выходит. Ничего удивительного – местный опер предупредил Волгина, что из камеры Зуйко каждую неделю изымают по радиотелефону.
Как отдыхается, Женя? Нормально! Домой, наверное, хочется? Слышь, чего тебе надо, мент? Ты, вообще, кто такой?
– Евгений, ты не слишком борзеешь?
– Не слишком. Я тебя сюда не звал.
– Так и сел ты сюда не по своей воле. А звать меня не надо, я сам прихожу.
– Ну и на фига ты пришел? Нет, я, в натуре, не понимаю! Еще чего-то навесить хочешь? Так не получится!
– Что, нет за душой ничего?
– А вот и нет! Пойди, докажи. Знаю я ваши приколы…
– Если б знал – не сел. Не те нынче времена. Раньше б с такой статьей ты под шконкой бы жил.
– Не ваши времена. Не ментовские. А под шконкой я бы никогда не жил.
– Женя, ты такую Инну Локтионову помнишь?
– Не помню.
– В мае девяносто пятого вас за вымогалово задерживали. Она с вами была. Убили ее, Женя.
– А я-то здесь при чем? Я в это время здесь уже парился!
– Так ты знаешь, когда ее убили?
– Догадался.
– Филин, наверное, позвонил. Правильно сделал! У меня, Женя, к тебе короткий разговор. Короткий и прямой, как твои извилины. Хочу я, Женя, предложить тебе сделку. Я не мастер торговаться, поэтому сделаю свое предложение один раз и в доступной форме. Ты у нас, кажется, под залог выходишь? Можно ведь обломать тебе это удовольствие. Здорово обломать. Утром выйдешь, а вечером опять в той же камере окажешься.
– Это как же? Наркотики в карман подбросите?
– Зачем? Подбрасывать, конечно, хорошо, но слишком часто этим пользоваться не стоит. Не по моральным соображениям, а по, скажем так, технологическим… Статью сто одиннадцатую знаешь?
– Тяжкий вред здоровью?
– Угадал. Начало лета помнишь? Дискотека «Трюм», подвальный этаж, черный, который много выступал. Не возникает никаких ассоциаций?
– Я-то здесь при чем?
– Может, и не при чем. Меня ж там не было, я не видел. Но черный почему-то на тебя указывает.
– Да его ж в городе нет!
– Ай-ай-ай, Женя! Следи за языком-то! Нельзя ж так бездарно прокалываться. Он в городе. Недавно вернулся. Я с ним виделся, фотокарточку твою показывал. Представляешь, он тебя опознал. Какой гад, а? Опознал, да. Пока – неофициально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Значит, Волгин поверил тебе?
– Да. Но про вас я ничего не говорил.
– Вставай, возьми тряпку и вытри свое ссанье. Не рубашку, мудак, а тряпку! Что, в ванной их нет?
Под наблюдением Актера Рома выполнил приказание.
– В армии не служил? Оно и видно… Ладно, сойдет. Теперь садись к столу, возьми бумагу. Пиши: «Я, Казарин P.P., раскаявшись в совершенном мною убийстве Инны Локтионовой, решил добровольно уйти…»
У Казарина отказала рука.
– Я н-не могу! Отпустите меня, пожалуйста!
– Рома, – Актер вздохнул, – смоги, пожалуйста. Можно, конечно, обойтись и без письма. Я порежу тебя на куски и спущу в унитаз, ты станешь просто пропавшим без вести, а я все равно найду способ повесить это дело на тебя. Сам понимаешь, ничего личного, чистый бизнес. Мне нельзя в тюрьму.
– Д-давайте я лучше признаюсь, и меня посадят…
– Пиши.
Глядя сквозь туман. Рома закончил письмо.
– Число поставить не забудь. Да, внизу припиши, что оставляешь шесть тысяч баков, которые просишь передать своим родителям.
Актер боялся, что подруга, обнаружив труп, не растеряется и приберет деньги к рукам, что впоследствии может вызвать вопросы ментов. Если, конечно, кто-то начнет ковыряться и раскопает, с какой суммой Рома покинул Новозаветинск. Миллион к одному, что этого не будет, но кто знает?
– Ты единственный ребенок в семье?
– Да.
– Плохо…
В руке Казарина оказался «Таурус». Рома не понял, откуда взялся револьвер, так же как в следующее мгновение не понял, почему его рука вдруг изогнулась и холодный ствол револьвера коснулся правого уха.
Рядом с головой раздался негромкий, будничный щелчок – это ударно-спусковой механизм пришел в движение, поднимая курок.
Казарин не вспомнил ни одну из своих трехсот с лишним женщин.
Он ничего не вспомнил.
Стало темно…
9. Отставка
Волгин приехал в прокуратуру Южного района и нашел следователя, который «закрывал» Валета.
– Зуйко? Есть такой засранец. Он и у вас что-то замолотил?
– Да нет, вряд ли. Общие вопросы.
– Плохо. Отпускать его придется.
– Нет доказательств?
– С доказательствами как раз все нормально. Его под залог выпускают, в десять тысяч рублей.
– За бандита – залог в пятьсот баксов?
– Он не бандит, а временно не работающий. У него болят почки, и жена на втором месяце беременности.
– На втором? Так он же сидит больше двух! Следователь пожал плечами.
– И когда его… того?
– Его «того» послезавтра. Так что если хочешь поговорить, то спеши. Он, кстати, наверняка знает от адвоката, что вопрос решен.
– Дело дашь полистать?
– Не дам, на проверке оно. Но там и смотреть-то нечего. Был на дискотеке, зацепил девчонку. Слегка подпоил и трахнул в своей машине. В извращенной форме, дважды. Платье порвал, нос разбил. Хорошо разбил, с переломом. Потом отвез домой и дал тридцать баксов. Это с его слов. Она отрицает.
– А мошенничество откуда взялось? Баксы фальшивыми оказались?
– Нет, я ж говорю, их вообще не нашли. На следующий день, за пять минут до того, как его опера наши повязали, он в ларек фальшивую пятисотрублевку толкнул. Сам понимаешь, у него на воле друзья остались. С ларечником разобрались, с девчонкой,, видать, поговорили. Она теперь хвостом крутит, допросить заново надо, но две недели дозвониться не могу. Ну и плюс к этому – почки ему подлечить надо и с женой разобраться. Вот и решили отпустить, – следователь пожал плечами. – Я был против. Так что если успеешь что-то на него накопать – буду рад. Успеешь? Наши опера не чешутся.
– Не успею.
– Значит, отпустим. Сволочь он! Я-то надеялся: если до суда в камере продержу, то хоть три-четыре года получит реальных. Теперь, сам понимаешь, отделается условно.
– Такие долго не живут.
– Пока толстый сохнет, тощий сдохнет. Хоть настроение ему испорти напоследок, что ли…
Испортить Зуйко настроение было сложно. Коротко стриженый бугай в дорогущем «Адидасе» с недоумением посмотрел на Волгина:
– Чего-то я тебя не знаю. Ты кто такой?
– Неправильный вопрос. Женя. Не так надо спрашивать. Правильный вопрос: ты чьих будешь? Или, еще лучше: кто твоя «крыша»?
Комната для допросов в СИЗО мало отличалась от таковой в ИВС. Освещение похуже, вместо стульев – привинченные к полу скамейки, надписи на стенах: «Легавым отомстят родные дети» и «Вася, статья 102, 93 – 95».
– Ну ты, бля, загнул!
Зуйко широко расставил ноги, оперся на колени локтями, смотрел исподлобья, с некоторым напряжением, но без страха. Несомненно, он уже знал, что скоро выходит. Ничего удивительного – местный опер предупредил Волгина, что из камеры Зуйко каждую неделю изымают по радиотелефону.
Как отдыхается, Женя? Нормально! Домой, наверное, хочется? Слышь, чего тебе надо, мент? Ты, вообще, кто такой?
– Евгений, ты не слишком борзеешь?
– Не слишком. Я тебя сюда не звал.
– Так и сел ты сюда не по своей воле. А звать меня не надо, я сам прихожу.
– Ну и на фига ты пришел? Нет, я, в натуре, не понимаю! Еще чего-то навесить хочешь? Так не получится!
– Что, нет за душой ничего?
– А вот и нет! Пойди, докажи. Знаю я ваши приколы…
– Если б знал – не сел. Не те нынче времена. Раньше б с такой статьей ты под шконкой бы жил.
– Не ваши времена. Не ментовские. А под шконкой я бы никогда не жил.
– Женя, ты такую Инну Локтионову помнишь?
– Не помню.
– В мае девяносто пятого вас за вымогалово задерживали. Она с вами была. Убили ее, Женя.
– А я-то здесь при чем? Я в это время здесь уже парился!
– Так ты знаешь, когда ее убили?
– Догадался.
– Филин, наверное, позвонил. Правильно сделал! У меня, Женя, к тебе короткий разговор. Короткий и прямой, как твои извилины. Хочу я, Женя, предложить тебе сделку. Я не мастер торговаться, поэтому сделаю свое предложение один раз и в доступной форме. Ты у нас, кажется, под залог выходишь? Можно ведь обломать тебе это удовольствие. Здорово обломать. Утром выйдешь, а вечером опять в той же камере окажешься.
– Это как же? Наркотики в карман подбросите?
– Зачем? Подбрасывать, конечно, хорошо, но слишком часто этим пользоваться не стоит. Не по моральным соображениям, а по, скажем так, технологическим… Статью сто одиннадцатую знаешь?
– Тяжкий вред здоровью?
– Угадал. Начало лета помнишь? Дискотека «Трюм», подвальный этаж, черный, который много выступал. Не возникает никаких ассоциаций?
– Я-то здесь при чем?
– Может, и не при чем. Меня ж там не было, я не видел. Но черный почему-то на тебя указывает.
– Да его ж в городе нет!
– Ай-ай-ай, Женя! Следи за языком-то! Нельзя ж так бездарно прокалываться. Он в городе. Недавно вернулся. Я с ним виделся, фотокарточку твою показывал. Представляешь, он тебя опознал. Какой гад, а? Опознал, да. Пока – неофициально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55