Авось проговорится. Да и по роли мне это больше подходило – крутые обычно не болтают попусту.
Я давал ему возможность рассмотреть себя, особенно татуировку на пальцах, которую когда-то мне пришлось сделать для опасной внедренки. Сам же я рассматривал громовскую берлогу.
Комната была какой-то бабьей. Но не такой бабьей, как бывает у женщин, а такой, какой она почему-то бывает у некоторых мужиков. Может, она обставлялась для того, чтоб водить сюда баб и чтоб им здесь нравилось. Все какое-то кремовато-розовое, пушисто-кокетливое. Даже игрушки всякие дурацкие везде стояли.
– Чего молчишь-то? Кой черт Князев про меня вспомнил?
– Он никого не забывает. Особенно друзей.
– Гусь свинье не товарищ…
– Ну, может, он не гордый гусь…
– Мужик, кончай бакланить. Я никому ничего не должен. И Князеву в том числе.
– А кто говорит, что должен?
– Я ни-ко-му ни-че-го не должен!
– А дружку своему, который тебя из дыры вытащил? – многозначительно спросил я.
– Какой дружок и из какой дыры?
– Узкопленочный дружок из финансовой дыры…
– Откуда такие сведения?
– Информация – деньги.
– Так что тебе надо?
– Твой дружок. Сакен, если ты забыл его имя.
Наконец-то Громов занервничал. Видимо, соображал: если я знаю о «смерти» Сакена, то при чем тут Князев? Если я просто-напросто от Князева, то стоит ли говорить о смерти Сакена. Подумал и не сказал.
– Зачем тебе Сакен?
– Не мне. Князеву. Живой.
– А с какой стати ему помирать?
– Тревожно нонче. Особенно… – Я чуть было не добавил «на железной дороге». Но нет, этого говорить не стоит. Пусть себе думает.
– И зачем тебе Сакен, если не секрет?
– Секрет.
– И почему я должен вам его выдавать? Найти его просто, но Князеву, как всегда, надо, чтобы кто-то кого-то заложил.
– Но-но… – тихо сказал я. – Не тяни на папу.
– Уж если вы нашли меня, то найти Сакена…
– А вот представь – не нашли. Опоздали буквально на пару деньков. Из Питера он исчез, из Медвежьегорска тоже уехал, но нигде не появился.
– А я тут при чем?
– Как это при чем? Сегодня у тебя была его баба. И его ребенок был у тебя. Почему у тебя был его ребенок?
Он молчал.
– Молчишь. Но я сам знаю. На его бабу наехали. Наехали сердито. И Князеву это не нравится.
– Князев так его любит? – усмехнулся он.
– Князев любовно дожидался, когда его кровные бриллиантики прорастут оч-чень хорошими денежками. И если Князев хочет подоить дельного богатенького мужика, то ему не понравится, что кто-то догадался сделать это раньше его. Этого человека Князев достанет где угодно. Нас интересует, где Сакен и где деньги. Те деньги, которые он две недели собирал по всему Питеру.
– Если вы так много знаете, вам знать и остальное.
– Я тебя спрашиваю: где те деньги?
– Деньги! Деньги! – наигранно загорячился Громов. – У Сакена были эти деньги! Он один ехал ко мне с этими деньгами, хотя весь поезд знает, что он миллионер.
– По-твоему, его шпокнули? – деловито спросил я.
– А что же еще могут сделать за чемодан бабок?
– Резонно, Громов! Только вот кто шпокнул, а?
Не этот ли парнишка? – Я небрежно кинул ему портрет чудо-киллера.
Громов долго разглядывал бумажку, собираясь с мыслями. Потом спросил:
– Кто это такой?
– Пленочка у нас еще не проявлена, но его видели с тобой, Громов. И засняли.
Сказать, что Громов побледнел, – это ничего не сказать. Он позеленел, а потом как-то странно подобрался, явно готовясь к прыжку. Но я успел раньше и вынул трофейное оружие. С револьвером в руках я стал спиной к окну, зная, что мой четкий силуэт в окне увидят те, кого это касается.
– Итак, братишка, гони валюту…
– Но... но... у меня нет… У него не было никаких денег. Их украли!
– А вот это не надо, сынок, это не надо. Я не поверю, что его убили пустого…
– Но он был пустой! Пустой! Хоть у жены спросите. Деньги у него скомуниздили еще по пути к бабе.
– Бедный ты мой старичок! И ты не знал, что денег нету, и нашел человечка…
– Я знал, что денег нет! Он сказал мне по телефону, когда выезжал из Медвежьегорска!
– Но тогда чем он тебе мешал, а?
– Он мне ничем не мешал, это не я, я не знаю этого человека, я не посылал его…
– Так я тебе и поверил! Честно говоря, мне плевать на него. Мне лишь бы получить деньги.
И получу я их с тебя. Ведь получу, а, парнишка?
Ты прямо сейчас напишешь мне расписочку…
– Но чем хочешь клянусь – нет у меня денег!
– Ка-акой разговор! Второй раз тебя просто так не отпустят гулять. Зачем тебе жить без денег?
Разве это жизнь? Ка-акой разговор. На нет и суда нет. Суда нет, только расправа. Жадность фраера сгубила. Готовься, баклан!
– Но я достану, достану…
– Но где ты достанешь, баклаша? Пообещаешь и скиснешь, а? «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз»?
– Я... я женюсь на его бабе. Ей перейдут его дела, и она даст мне…
– Сказал бы я, что ода тебе даст. Вот именно это она тебе и даст. Если ты и женишься на ней, ей ведь еще платить оброк. А второе такое изъятие из капитала – звиздец делу. Его лавочку ты просто не продашь. Валандаться с мазилками некому, кроме твоего... дружка, а?
– Но мне не нужно никому ничего отдавать! – в истерике завопил он.
– Почему?
Он молчал, я тоже помолчал.
– Потому что на бабу наехал ты?
– Ну я! – с сатанинским вызовом сказал он.
Пятясь, я дошел до двери и впустил Розу с Сакеном. Далее последовала немая сцена. Всем, кроме меня, было мучительно стыдно – я видел это. Громову – ясно почему. Сакену – потому что стыдно уличать того, кого ты считал другом. Розе было стыдно из-за того, что ее считали уж совсем дурой и ни во что не ставили ее женскую честь."
– Не попадайся мне больше на пути, Сашка… – хрипло сказал Сакен. – Не вздумай мстить – я тебе не по зубам.
И тут раздался долгий, наглый, требовательный звонок. Я пошел открывать, как режиссер-недопесок предвкушая новую сцену с присутствием прекрасных дам полусвета. Но предвкусил я совсем не то, что оказалось на самом деле.
В дверях стоял мой старинный кореш по юрфаку по кличке Жираф, а за спиной его – два молодых и румяных милиционера.
– Что тут происходит, товарищи?
– Не товарищи, а господа, Жираф, господа!
Ой, простите, майор!
– А! – Жираф мотнул длинной шеей и махнул короткой ручкой. – Они знают, что я Жираф… А ты-то что тут делаешь?
– Друга жду – А уши чьи в руках?
Два старых дурака разыграли еще более старый анекдот их юности и остались очень довольны друг другом, разве что не прослезились.
– Господин Громов? – Жираф подошел к Громову. – Вот ордер на задержание.
Сакен с Розой пошли на явочную квартиру, а я поплелся за Жирафом.
Громова передали следователю, а мы с моим старинным любимым дружком (вот уж не крутой мужчина) пошли к нему раздавить бутылочку и выяснить заодно, что привело нас в одно и то же время на одно и то же место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Я давал ему возможность рассмотреть себя, особенно татуировку на пальцах, которую когда-то мне пришлось сделать для опасной внедренки. Сам же я рассматривал громовскую берлогу.
Комната была какой-то бабьей. Но не такой бабьей, как бывает у женщин, а такой, какой она почему-то бывает у некоторых мужиков. Может, она обставлялась для того, чтоб водить сюда баб и чтоб им здесь нравилось. Все какое-то кремовато-розовое, пушисто-кокетливое. Даже игрушки всякие дурацкие везде стояли.
– Чего молчишь-то? Кой черт Князев про меня вспомнил?
– Он никого не забывает. Особенно друзей.
– Гусь свинье не товарищ…
– Ну, может, он не гордый гусь…
– Мужик, кончай бакланить. Я никому ничего не должен. И Князеву в том числе.
– А кто говорит, что должен?
– Я ни-ко-му ни-че-го не должен!
– А дружку своему, который тебя из дыры вытащил? – многозначительно спросил я.
– Какой дружок и из какой дыры?
– Узкопленочный дружок из финансовой дыры…
– Откуда такие сведения?
– Информация – деньги.
– Так что тебе надо?
– Твой дружок. Сакен, если ты забыл его имя.
Наконец-то Громов занервничал. Видимо, соображал: если я знаю о «смерти» Сакена, то при чем тут Князев? Если я просто-напросто от Князева, то стоит ли говорить о смерти Сакена. Подумал и не сказал.
– Зачем тебе Сакен?
– Не мне. Князеву. Живой.
– А с какой стати ему помирать?
– Тревожно нонче. Особенно… – Я чуть было не добавил «на железной дороге». Но нет, этого говорить не стоит. Пусть себе думает.
– И зачем тебе Сакен, если не секрет?
– Секрет.
– И почему я должен вам его выдавать? Найти его просто, но Князеву, как всегда, надо, чтобы кто-то кого-то заложил.
– Но-но… – тихо сказал я. – Не тяни на папу.
– Уж если вы нашли меня, то найти Сакена…
– А вот представь – не нашли. Опоздали буквально на пару деньков. Из Питера он исчез, из Медвежьегорска тоже уехал, но нигде не появился.
– А я тут при чем?
– Как это при чем? Сегодня у тебя была его баба. И его ребенок был у тебя. Почему у тебя был его ребенок?
Он молчал.
– Молчишь. Но я сам знаю. На его бабу наехали. Наехали сердито. И Князеву это не нравится.
– Князев так его любит? – усмехнулся он.
– Князев любовно дожидался, когда его кровные бриллиантики прорастут оч-чень хорошими денежками. И если Князев хочет подоить дельного богатенького мужика, то ему не понравится, что кто-то догадался сделать это раньше его. Этого человека Князев достанет где угодно. Нас интересует, где Сакен и где деньги. Те деньги, которые он две недели собирал по всему Питеру.
– Если вы так много знаете, вам знать и остальное.
– Я тебя спрашиваю: где те деньги?
– Деньги! Деньги! – наигранно загорячился Громов. – У Сакена были эти деньги! Он один ехал ко мне с этими деньгами, хотя весь поезд знает, что он миллионер.
– По-твоему, его шпокнули? – деловито спросил я.
– А что же еще могут сделать за чемодан бабок?
– Резонно, Громов! Только вот кто шпокнул, а?
Не этот ли парнишка? – Я небрежно кинул ему портрет чудо-киллера.
Громов долго разглядывал бумажку, собираясь с мыслями. Потом спросил:
– Кто это такой?
– Пленочка у нас еще не проявлена, но его видели с тобой, Громов. И засняли.
Сказать, что Громов побледнел, – это ничего не сказать. Он позеленел, а потом как-то странно подобрался, явно готовясь к прыжку. Но я успел раньше и вынул трофейное оружие. С револьвером в руках я стал спиной к окну, зная, что мой четкий силуэт в окне увидят те, кого это касается.
– Итак, братишка, гони валюту…
– Но... но... у меня нет… У него не было никаких денег. Их украли!
– А вот это не надо, сынок, это не надо. Я не поверю, что его убили пустого…
– Но он был пустой! Пустой! Хоть у жены спросите. Деньги у него скомуниздили еще по пути к бабе.
– Бедный ты мой старичок! И ты не знал, что денег нету, и нашел человечка…
– Я знал, что денег нет! Он сказал мне по телефону, когда выезжал из Медвежьегорска!
– Но тогда чем он тебе мешал, а?
– Он мне ничем не мешал, это не я, я не знаю этого человека, я не посылал его…
– Так я тебе и поверил! Честно говоря, мне плевать на него. Мне лишь бы получить деньги.
И получу я их с тебя. Ведь получу, а, парнишка?
Ты прямо сейчас напишешь мне расписочку…
– Но чем хочешь клянусь – нет у меня денег!
– Ка-акой разговор! Второй раз тебя просто так не отпустят гулять. Зачем тебе жить без денег?
Разве это жизнь? Ка-акой разговор. На нет и суда нет. Суда нет, только расправа. Жадность фраера сгубила. Готовься, баклан!
– Но я достану, достану…
– Но где ты достанешь, баклаша? Пообещаешь и скиснешь, а? «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз»?
– Я... я женюсь на его бабе. Ей перейдут его дела, и она даст мне…
– Сказал бы я, что ода тебе даст. Вот именно это она тебе и даст. Если ты и женишься на ней, ей ведь еще платить оброк. А второе такое изъятие из капитала – звиздец делу. Его лавочку ты просто не продашь. Валандаться с мазилками некому, кроме твоего... дружка, а?
– Но мне не нужно никому ничего отдавать! – в истерике завопил он.
– Почему?
Он молчал, я тоже помолчал.
– Потому что на бабу наехал ты?
– Ну я! – с сатанинским вызовом сказал он.
Пятясь, я дошел до двери и впустил Розу с Сакеном. Далее последовала немая сцена. Всем, кроме меня, было мучительно стыдно – я видел это. Громову – ясно почему. Сакену – потому что стыдно уличать того, кого ты считал другом. Розе было стыдно из-за того, что ее считали уж совсем дурой и ни во что не ставили ее женскую честь."
– Не попадайся мне больше на пути, Сашка… – хрипло сказал Сакен. – Не вздумай мстить – я тебе не по зубам.
И тут раздался долгий, наглый, требовательный звонок. Я пошел открывать, как режиссер-недопесок предвкушая новую сцену с присутствием прекрасных дам полусвета. Но предвкусил я совсем не то, что оказалось на самом деле.
В дверях стоял мой старинный кореш по юрфаку по кличке Жираф, а за спиной его – два молодых и румяных милиционера.
– Что тут происходит, товарищи?
– Не товарищи, а господа, Жираф, господа!
Ой, простите, майор!
– А! – Жираф мотнул длинной шеей и махнул короткой ручкой. – Они знают, что я Жираф… А ты-то что тут делаешь?
– Друга жду – А уши чьи в руках?
Два старых дурака разыграли еще более старый анекдот их юности и остались очень довольны друг другом, разве что не прослезились.
– Господин Громов? – Жираф подошел к Громову. – Вот ордер на задержание.
Сакен с Розой пошли на явочную квартиру, а я поплелся за Жирафом.
Громова передали следователю, а мы с моим старинным любимым дружком (вот уж не крутой мужчина) пошли к нему раздавить бутылочку и выяснить заодно, что привело нас в одно и то же время на одно и то же место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63