за сегодняшнюю ночь я уже столько раз нарушил устав, писаный и неписаный, что одной провинностью больше, одной меньше...
Малыш Антуан проснулся и переполошил бистро. Бородатые революционеры перестали делать революцию, поскольку инициатива перешла к крикливому мальцу. Они бросали на нас раздраженные взгляды.
Берта доходчиво объяснила публике причину недовольства моего тезки:
- Маленький проказник обкакался. Полные штаны наложил! Надо его переодеть.
Она двинулась в атаку на кабатчика с требованием свежего подгузника, но тот заявил, что его забегаловка не родильный дом и что надо быть чокнутой, чтобы притащить младенца в три часа ночи в кафе. Берта немедленно вскипела.
Тем временем малыш отчаянно брыкался в испачканных пеленках. Бывший старший инспектор Маниганс пытался его утихомирить. От его "у-тю-тю, дусенька, у-тю-тю, масенький" прослезился бы злейший враг режима.
- Значит, она возвращалась сюда, - пробормотал я.
Зачем? Чтобы еще раз позвонить? Если только...
- Не присмотрите ли за баламутом, коллега? Я на секунду, - попросил я, удаляясь.
Манигансу понравилось, что я назвал его коллегой. Бальзам на раны. Сладостное напоминание о прежних славных деньках. Взгляд экс-инспектора оживился.
Я спустился в полуподвал, где соседствовали туалеты и телефонная кабина. В эту последнюю я и ворвался, точнее, проскользнул. Створки открывались в обе стороны, нужно обладать сноровкой, чтобы преодолеть такую дверь. Свет зажигался автоматически, стоило ступить на пол будки. Острым глазом я немедленно различил уголок зеленого бумажника, торчавший между двумя ежегодными справочниками. Все-таки интуиция сыщика дорогого стоит. Сколько гениальных комбинаций создали и разрушили мои мозги! Тереза Келушик возвращалась сюда, потому что забыла бумажник.
Дешевая поделка, каких полно на марокканских базарах. Но этот, с медной инкрустацией на верхнем клапане, был не из Марокко.
Я представил себе обезумевшую молодую женщину с ребенком в одной руке и погремушкой в другой. Ей было не до бумажника. Однако почему она не вспомнила о нем, когда расплачивалась за разговор? Следовало выяснить.
Я исследовал содержимое. Одна бумажка в десять франков, три по пять, негусто... Удостоверение личности на имя Терезы Келушик, урожденной Рамюло, тридцати лет.
Можно сказать, она была в самом расцвете. По крайней мере, в данной возрастной категории.
Письмо! Мелко сложенное, часто читанное, потрепанное на сгибах нервными пальцами. Буквы выглядели блекло. Видимо, в ручке писавшего заканчивалась паста. Кое-где линии вообще отсутствовали. Писали явно второпях, почерк неровный, угловатый.
Желаете знать содержание? Говорите, оно входит в стоимость книги? А вы закупили всю историю с потрохами? Ах вы шутники! Кто вам продал эту байку? Мой издатель? Тогда при чем тут я? Я резвлюсь на этих страницах, но остаюсь свободным. И однажды, чтобы доказать вам, оборву повествование на самом интересном месте. Возможно, причиной тому станет кондрашка, а возможно, уважение к чистой фантазии. В самый критический момент, когда вы будете изнемогать от желания узнать правду, голую и сермяжную. Хлоп! Дорогой читатель трепетным пальчиком переворачивает страницу - и что он обнаруживает? Мою ухмыляющуюся рожу, а меж одутловатых щек баллон, как на карикатурах, с надписью: "Конец". Моя фирменная печать. Все, приехали! Не пожалею самого дорогого, но застопорю беличье колесо купли-продажи. Последний выдох господина Сан-Антонио...
Ладно, порою меня заносит. Люблю побузить для разнообразия. Не паникуйте, мои драгоценные, я предоставлю вам письмо.
Пусть подслеповатые сбегают за очками, поскольку я напечатаю его курсивом.
Любимая,
С ужасом думаю о том, как тебе сейчас тяжело. Но держись. Я должен во что бы то ни стало покончить с этим. Когда все уладится, я тебе сообщу. Если к условленному сроку от меня не будет известий, позвони сама знаешь кому (домашний телефон в черном блокноте). Если не застанешь, обратись к Надиссам в Сен-Франк-ля-Пер, 132-24. Будь с ними поосторожнее. На всякий случай звони ночью и не отчаивайся.
Поцелуй нашего Тони. Ах, как мне хочется пощекотать ему пузцо! Он всегда заливается смехом, когда я его щекочу, ангелочек мой!
Люблю тебя,
твой Владимир, и прости за все.
Мой мозг заработал на предельной скорости. Точный и надежный механизм, из тех, что в два счета определит, что герцог Бордо и ваша бабушка похожи как две капли воды.
И до чего же додумался непревзойденный Сан-Антонио, зажатый в тесной кабинке? А вот до чего. Владимир Келушик решил разом покончить со своим прошлым, черным, как могила. (За что и поплатился.) Он был связан с молодым подонком Надиссом. (Эту связь я проглядел.) Именно Шарлю Надиссу, а не ювелиру звонила Тереза. (Очевидно, она была не знакома с семьей.) Если Владимир советовал жене позвонить этому мерзавцу, значит, он знал, что тот намерен заявиться к родителям. (Чему мы помешали.) Наконец, самое главное: существует некий "сама знаешь кто", и мне не терпится поскорее свести с ним знакомство. Этого типа Тереза не нашла, потому и побеспокоила Надиссов. Возможно, его нет в городе? Или же это его башка охлаждается в холодильнике Келушиков? Загвоздка.
Временная, надеюсь.
И вы, читатели и почитатели, тоже надейтесь!
Из раздумий меня вывели звуки буйного веселья, раздавшиеся сверху. Прыгая через четыре ступеньки, я преодолел лестницу, которая насчитывала всего девять ступенек.
Так я и думал, неугомонная мадам опять принялась за старое. Все мохнатые революционеры сгрудились вокруг нее, осыпая насмешками. Можно было подумать, что они вернулись в благословенный май шестьдесят восьмого: банда манифестантов окружила общественную уборную, где забаррикадировался отряд особого назначения.
Справедливости ради следует отметить, что Берта дала повод к шуткам.
И не только повод, но кое-что еще.
Ее прелести! Холмы Испании! Дыни! Ее чрезмерности! Боксерские груши! Топливные резервуары! Гордость скотовода! Выставочный экземпляр! Батискафы! Горельефы! Минареты! Купола храма любви! Ее безмерность и бесстыдство!
Берта сидела полуголая. Вы правильно прочли? Полуголая! Из одежды на ней оставалась лишь юбчонка. А бюст сверкал во всей красе, поражая богатством плоти, слоями жира, кранелюрами целлюлита. Он вздымался, расплывался, подавлял, приводил в смятение. Форменная революция! Попытка государственного переворота в отдельно взятом бистро! Раскачивание стойки бара! Качка стояла будь здоров. Перед этой волной все замирали в оцепенении, ее мощь пугала и грозила пагубными последствиями.
- А вот и ее хахаль! - объявил кучерявый бугай. - Как же он обходится без посторонней помощи? И помощь требуется нешуточная!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Малыш Антуан проснулся и переполошил бистро. Бородатые революционеры перестали делать революцию, поскольку инициатива перешла к крикливому мальцу. Они бросали на нас раздраженные взгляды.
Берта доходчиво объяснила публике причину недовольства моего тезки:
- Маленький проказник обкакался. Полные штаны наложил! Надо его переодеть.
Она двинулась в атаку на кабатчика с требованием свежего подгузника, но тот заявил, что его забегаловка не родильный дом и что надо быть чокнутой, чтобы притащить младенца в три часа ночи в кафе. Берта немедленно вскипела.
Тем временем малыш отчаянно брыкался в испачканных пеленках. Бывший старший инспектор Маниганс пытался его утихомирить. От его "у-тю-тю, дусенька, у-тю-тю, масенький" прослезился бы злейший враг режима.
- Значит, она возвращалась сюда, - пробормотал я.
Зачем? Чтобы еще раз позвонить? Если только...
- Не присмотрите ли за баламутом, коллега? Я на секунду, - попросил я, удаляясь.
Манигансу понравилось, что я назвал его коллегой. Бальзам на раны. Сладостное напоминание о прежних славных деньках. Взгляд экс-инспектора оживился.
Я спустился в полуподвал, где соседствовали туалеты и телефонная кабина. В эту последнюю я и ворвался, точнее, проскользнул. Створки открывались в обе стороны, нужно обладать сноровкой, чтобы преодолеть такую дверь. Свет зажигался автоматически, стоило ступить на пол будки. Острым глазом я немедленно различил уголок зеленого бумажника, торчавший между двумя ежегодными справочниками. Все-таки интуиция сыщика дорогого стоит. Сколько гениальных комбинаций создали и разрушили мои мозги! Тереза Келушик возвращалась сюда, потому что забыла бумажник.
Дешевая поделка, каких полно на марокканских базарах. Но этот, с медной инкрустацией на верхнем клапане, был не из Марокко.
Я представил себе обезумевшую молодую женщину с ребенком в одной руке и погремушкой в другой. Ей было не до бумажника. Однако почему она не вспомнила о нем, когда расплачивалась за разговор? Следовало выяснить.
Я исследовал содержимое. Одна бумажка в десять франков, три по пять, негусто... Удостоверение личности на имя Терезы Келушик, урожденной Рамюло, тридцати лет.
Можно сказать, она была в самом расцвете. По крайней мере, в данной возрастной категории.
Письмо! Мелко сложенное, часто читанное, потрепанное на сгибах нервными пальцами. Буквы выглядели блекло. Видимо, в ручке писавшего заканчивалась паста. Кое-где линии вообще отсутствовали. Писали явно второпях, почерк неровный, угловатый.
Желаете знать содержание? Говорите, оно входит в стоимость книги? А вы закупили всю историю с потрохами? Ах вы шутники! Кто вам продал эту байку? Мой издатель? Тогда при чем тут я? Я резвлюсь на этих страницах, но остаюсь свободным. И однажды, чтобы доказать вам, оборву повествование на самом интересном месте. Возможно, причиной тому станет кондрашка, а возможно, уважение к чистой фантазии. В самый критический момент, когда вы будете изнемогать от желания узнать правду, голую и сермяжную. Хлоп! Дорогой читатель трепетным пальчиком переворачивает страницу - и что он обнаруживает? Мою ухмыляющуюся рожу, а меж одутловатых щек баллон, как на карикатурах, с надписью: "Конец". Моя фирменная печать. Все, приехали! Не пожалею самого дорогого, но застопорю беличье колесо купли-продажи. Последний выдох господина Сан-Антонио...
Ладно, порою меня заносит. Люблю побузить для разнообразия. Не паникуйте, мои драгоценные, я предоставлю вам письмо.
Пусть подслеповатые сбегают за очками, поскольку я напечатаю его курсивом.
Любимая,
С ужасом думаю о том, как тебе сейчас тяжело. Но держись. Я должен во что бы то ни стало покончить с этим. Когда все уладится, я тебе сообщу. Если к условленному сроку от меня не будет известий, позвони сама знаешь кому (домашний телефон в черном блокноте). Если не застанешь, обратись к Надиссам в Сен-Франк-ля-Пер, 132-24. Будь с ними поосторожнее. На всякий случай звони ночью и не отчаивайся.
Поцелуй нашего Тони. Ах, как мне хочется пощекотать ему пузцо! Он всегда заливается смехом, когда я его щекочу, ангелочек мой!
Люблю тебя,
твой Владимир, и прости за все.
Мой мозг заработал на предельной скорости. Точный и надежный механизм, из тех, что в два счета определит, что герцог Бордо и ваша бабушка похожи как две капли воды.
И до чего же додумался непревзойденный Сан-Антонио, зажатый в тесной кабинке? А вот до чего. Владимир Келушик решил разом покончить со своим прошлым, черным, как могила. (За что и поплатился.) Он был связан с молодым подонком Надиссом. (Эту связь я проглядел.) Именно Шарлю Надиссу, а не ювелиру звонила Тереза. (Очевидно, она была не знакома с семьей.) Если Владимир советовал жене позвонить этому мерзавцу, значит, он знал, что тот намерен заявиться к родителям. (Чему мы помешали.) Наконец, самое главное: существует некий "сама знаешь кто", и мне не терпится поскорее свести с ним знакомство. Этого типа Тереза не нашла, потому и побеспокоила Надиссов. Возможно, его нет в городе? Или же это его башка охлаждается в холодильнике Келушиков? Загвоздка.
Временная, надеюсь.
И вы, читатели и почитатели, тоже надейтесь!
Из раздумий меня вывели звуки буйного веселья, раздавшиеся сверху. Прыгая через четыре ступеньки, я преодолел лестницу, которая насчитывала всего девять ступенек.
Так я и думал, неугомонная мадам опять принялась за старое. Все мохнатые революционеры сгрудились вокруг нее, осыпая насмешками. Можно было подумать, что они вернулись в благословенный май шестьдесят восьмого: банда манифестантов окружила общественную уборную, где забаррикадировался отряд особого назначения.
Справедливости ради следует отметить, что Берта дала повод к шуткам.
И не только повод, но кое-что еще.
Ее прелести! Холмы Испании! Дыни! Ее чрезмерности! Боксерские груши! Топливные резервуары! Гордость скотовода! Выставочный экземпляр! Батискафы! Горельефы! Минареты! Купола храма любви! Ее безмерность и бесстыдство!
Берта сидела полуголая. Вы правильно прочли? Полуголая! Из одежды на ней оставалась лишь юбчонка. А бюст сверкал во всей красе, поражая богатством плоти, слоями жира, кранелюрами целлюлита. Он вздымался, расплывался, подавлял, приводил в смятение. Форменная революция! Попытка государственного переворота в отдельно взятом бистро! Раскачивание стойки бара! Качка стояла будь здоров. Перед этой волной все замирали в оцепенении, ее мощь пугала и грозила пагубными последствиями.
- А вот и ее хахаль! - объявил кучерявый бугай. - Как же он обходится без посторонней помощи? И помощь требуется нешуточная!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47