ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Мне уже говорили, что сексуальной ревности на Авроре не существует, и я готов теоретически счесть это правдой, но такие теории редко подтверждаются практикой. Обязательно должны быть исключения. Ведь ревность по сути эмоция иррациональная и простой логикой с ней не совладать. Но пока оставим это. Третья возможность: что, если вы ревновали к Глэдии и хотели причинить ей вред, хотя сами были к Гремионису абсолютно равнодушны?
– Ревновала к Глэдии? Да я же ее ни разу не видела если не считать гиперволновой передачи, когда она прибыла на Аврору. То, что в редких случаях люди упоминали о ее сходстве со мной, меня абсолютно не трогало.
– Но, может быть, вас трогает, что доктор Фастольф ее опекает, относится к ней как к дочери – как когда-то к вам? Она заняла ваше место.
– И на здоровье. Мне все равно.
– Даже если бы они были любовниками?
Василия уставилась на Бейли с возрастающим бешенством. На лбу у нее под волосами выступили бисеринки пота.
– Обсуждать это нет необходимости, – сказала она. – Вы спросили, отрицаю ли я, будто была соучастницей того, что вы называете убийством, и я ответила, что отрицаю. Я сказала, что у меня нет необходимых знаний. Не было у меня и причины. Можете представить свои заключения хоть всей Авроре. Изложите свои дурацкие попытки отыскать для меня побудительную причину. Твердите, если вам так хочется, что я обладаю возможностью устроить это. Вы ничего не добьетесь, ровным счетом ничего.
Она дрожала от ярости, но в ее голосе Бейли уловил искренность.
Этого обвинения она не боялась. Но она согласилась принять его – значит, он действительно нащупал что-то, чего она боится – и, кажется, отчаянно боится. Но не этого.
Так где он сбился с правильного пути?
41
Бейли сказал (напряженно ища выход):
– Предположим, я соглашусь с вашими утверждениями, доктор Василия. Предположим, я признаю, что ошибся, подозревая вас как соучастницу робийства. Это все равно не означает, что вы не способны мне помочь.
– А с какой стати я должна вам помогать?
– Просто из порядочности, – ответил Бейли. – Доктор Хэн Фастольф уверяет, что он этого не делал, что он не истребитель роботов, что не выводил из строя конкретного робота – Джендера. Предположительно вы знаете доктора Фастольфа лучше, чем кто-либо еще. Многие годы вы провели в тесном общении с ним, как любимый ребенок и подрастающая дочь. Вы видели его в такие моменты и в таких условиях, в каких никто другой его не видел. Как бы вы ни относились к нему теперь, прошлого это изменить не может. И зная его так близко, вы могли бы засвидетельствовать, что его характер не позволил бы ему причинить вред роботу вообще, и уж тем более роботу, который знаменовал величайшее его достижение. Готовы ли вы открыто выступить с таким свидетельством? Перед всеми мирами? Это было бы большой помощью.
Лицо Василии стало каменным.
– Поймите раз и навсегда, – отчеканила она, – я не желаю, чтобы меня в это втягивали.
– Но вы должны!
– Почему?
– Неужели вы ничем не обязаны своему отцу? Он же ваш отец. Значит это слово для вас что-то или нет, между вами существует биологическая связь, К тому же – отец или не отец – он заботился о вас, растил, воспитывал много лет. И вы перед ним в долгу.
Василия вся дрожала. Дрожь была зримой, у нее стучали зубы. Она попыталась заговорить, не смогла, судорожно вздохнула раз-второй, потом попыталась снова.
– Жискар, – сказала она, – ты слышал все, что тут говорилось?
Жискар наклонил голову:
– Да, Крошка Мисс.
– А ты, человекоподобный… Дэниел?
– Да, доктор Василия.
– Ты тоже все слышал?
– Да, доктор Василия.
– Вы оба понимаете, что этот землянин требует, чтобы я свидетельствовала о характере доктора Фастольфа?
Оба робота кивнули.
– Ну хорошо, я буду говорить – против своей воли и в гневе. Я не выступила с таким свидетельством только потому, что была чем-то обязана этому моему… отцу как носителю моих генов и в какой-то мере моему воспитателю. А теперь выступлю. Слушайте меня, землянин. Доктор Хэн Фастольф, часть генов которого стала и моей, не заботился обо мне, именно обо мне как о конкретной человеческой личности. Я была для него экспериментальным материалом, объектом наблюдений.
Бейли мотнул головой:
– Я спрашивал не об этом.
Она гневно отрезала:
– Вы потребовали, чтобы я говорила, и я буду говорить. Это послужит вам ответом! Доктора Хэна Фастольфа интересует только одна вещь. Только одна. Одна-единственная. Функционирование человеческого мозга. Он хочет свести его до уравнений, до рабочей схемы, к решенной шараде и таким способом основать математическую науку о человеческом поведении, которая позволит ему предсказывать будущее человечества. Он называет ее «психоисторией». Никогда не поверю, что вы разговаривали с ним хотя бы час и он о ней не упомянул. Это мономания, которой он подчиняет все.
Василия вгляделась в лицо Бейли и злорадно вскрикнула:
– Ну вот! Он с вами о ней говорил! И, значит, сказал вам, что роботы интересуют его постольку, поскольку через них он может подобраться к человеческому мозгу. В человекоподобных роботах он заинтересован постольку, поскольку через них он может подобраться к человеческому мозгу еще ближе… А, так он вам и это говорил! Теория, позволившая создать человекоподобных роботов, родилась, я уверена, из его попыток постигнуть человеческий мозг, и он утаивает ее, ни с кем ею не делится, потому что намерен единолично разгадать тайну человеческого мозга за оставшиеся ему два столетия. Все остальное – только подручные средства. И я в том числе.
Бейли, пытаясь утишить этот взрыв ярости, спросил негромко:
– Вы? Но каким образом, доктор Василия?
– После моего рождения меня, как любого другого младенца, следовало поручить профессионалам, а не оставлять под опекой дилетанта, пусть отца, пусть ученого. Нельзя было допускать, чтобы доктор Хэн Фастольф подверг ребенка воздействию такой среды. И этого не допустили бы, не будь он Хэном Фастольфом. Он пустил в ход весь свой престиж, обратился ко всем, кто был чем-либо ему обязан, сумел убедить всех, от кого это зависело, и добился опеки надо мной.
– Он любил вас, – пробормотал Бейли.
– Любил – меня? Ему сгодился бы любой младенец, да только других ему было взять неоткуда. Ему требовалось, чтобы рядом с ним рос ребенок – развивающийся мозг. Он хотел тщательно изучить пути его развития, систему роста. Для этой цели он поместил меня в аномальную среду и подверг тонкому экспериментированию, совершенно не считаясь с моей человеческой личностью.
– Не могу поверить. Даже если вы интересовали его как предмет изучения, это не мешало ему любить вас саму.
– Нет! Вы рассуждаете как землянин. Возможно, на Земле как-то считаются с биологическими связями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115