— Я слышал, в Германию уехала и там замуж вышла.
— Н-да… Нет, я попытаюсь, конечно, прочекать про это дело. Доренко, ты говоришь?
— Доренский. Вячеслав. Но есть у меня страшное подозрение, что и там был “глухарь”…
— Ты что, правда думаешь, это все на тебя хотят повесить?
— Ну а на хрена тогда он про всех про них спрашивал? Какое, к черту, Аська имеет отношение к Яценко? И что это за вопрос, точно ли я не был знаком с Якушевым?
— Н-да… Там, если ты помнишь, никто же не разбирался толком — ну, когда труп-то обнаружили… Записка есть? Все, суицид, дела не заводим. Никто там место не обследовал особенно. Эти канистры, из которых он себя поливал, по-моему, с них даже отпечатков не снимали… С другой стороны — три недели, под открытым небом, дождь, че бы там осталось…
— Ага. Так что теперь почему бы не представить это убийством?
— Погоди, Дэн. Намеки намеками, но без улик они тебе ничего не предъявят. А улик — по крайней мере, прямых — у них быть не может. Ни по одному эпизоду. Так что этот лейтенант просто на понт тебя берет. Откровенно сфабриковать такое дело — нет, я лично не верю… Скорее всего, Дэн, он и правда пугал тебя. Понимаешь… Если они хотят предъявить обвинение, на хрена им ставить тебя в известность — заранее причем, пока ты еще свидетель — о том, что они знают и что хотят инкриминировать?… Тем более когда материала откровенно недостаточно… Я думаю, он всем этим давал тебе понять: сиди и не рыпайся. Помалкивай. Будешь вякать — мы на тебя вообще все свои “висяки” перевесим.
— Это ввиду скорого процесса по “Ковчегу”? По Маховскому в смысле? Экспертизы еще не было?
— Нет еще… А что, непохоже? Что менты в этом замешаны — вполне вероятно. Тем более, если действительно наркота… Смотри. Если этот Кудиновс правда стукач… Не исключено, что здесь идет варка между ментами и “безопасниками”… Или даже скорее “конституционщиками”…
— Ты о Грекове?
— Ну да, о Грекове, который работал в Скандинавии. А потом его обвиняли в организации наркотранзита… Внешние операции — это же у нас Служба Защиты Сатверсме, так?
Остается только присвистнуть.
— Короче, Дэн, если это не мы тут свихиваемся от страха, а правда назревает разборка на таком уровне…
— Бог мой, да что ж я такого могу вякнуть? Чего они перессали? Все, что я знал, все же в фильме было…
— Ну, во-первых, они — заинтересованная сторона, будем говорить так, — не могут быть в этом уверены. Ты в этой истории копался, кто ж тебя знает, что нарыл… Во-вторых, может, тебе Яценко чего-нибудь и по телефону такое толкнуть успел…
— Ха. А ведь выходит, что он в натуре, похоже, что-то важное мне хотел сказать… Черт, что он там нес такое… Что-то про подруг Панковой, по-моему…
— Подруг Панковой? При чем тут подруги Панковой?
— Ну, он очень туманно выражался… Хотя, может, и стоит попробовать тех подруг поискать…
— Дэн, ты уверен?… Уверен, что тебе стоит это делать?
Делаю большой-большой голоток — и несколько секунд чувствую пищевод во всю его длину.
— Понимаешь, Лер… Видит бог, я не великий Вудворд-с-Бернстайном… И скажу тебе честно, ради торжества справедливости в том же деле “Ковчега” я своей шкурой рисковать не готов. Но что-то мне подсказывает, мне не просто напоминают, что место мое у параши. Кто-то чего-то, — трогаю пластырь на скуле, — хочет от меня персонально. В игры он, понимаешь, играет, урод. И, между прочим, тебя в эти игры втягивает. И, между прочим, Нику… Ну ладно, блядь, хочешь — поиграем… В общем, пороюсь я все-таки в своих телефончиках…
— А я, знаешь, кого попытаюсь найти? Маховского. Не представляю, получится ли у меня что-нибудь — весьма вероятно, что и не получится. Ну да попытка не пытка, как говорил Лаврентий Палыч.
— Слушай, ты только сама осторожно смотри.
Лера косится на меня, с печально-издевательской полуулыбкой медленно качает головой. Молчим.
— Я серьезно. Еще не хватало тебе на что-нибудь нарваться… Брось ты это, серьезно, Лер…
— Дай хлебнуть.
Передаю ей фляжку:
— …Я ведь, кстати, только сейчас сообразил… — говорю вдруг — несколько даже неожиданно для себя самого. — Хотя, наверное, давно надо было обратить внимание… Но почему-то никогда об этом не думал. Только теперь, после этой чертовщины… всей этой чертовщины… Я не знаю, — хмыкаю (мрачно), — может, это ОНИ и имеют в виду… Насколько это вообще обычно — такое количество покойников среди знакомых?… У кого-нибудь, кроме ветеранов войн, было такое? Cовершенно причем разных знакомых, от детских там совершенно, до… Близких, дальних… Двадцать четыре года — а вокруг уже маленькое кладбище. Кто от чего помер, кто где… но все неестественной смертью… И со всеми я был знаком… Что это должно означать? Я что — носитель вируса фатального невезения?…
И еще кое о чем я Лере НЕ говорю. О том, что никому из своих нынешних “контактеров” я никогда не рассказывал про Кобу. Или о том, что никому никогда не излагал собственного “лосиного” бреда под ФОВом.
“…У нас вот ни у кого не получилось. А как тебе это удалось?…”
В подъезде на моем этаже темно — опять, что ли, лампочка перегорела?… Сую обратно в карман ключи, которые хрен воткнешь на ощупь, — позвоню, Ника дома… Ставлю наугад ноги на ступеньки… Останавливаюсь, не дойдя до площадки.
Неяркий, красноватый, подспудный какой-то свет, подрагивая над полом, выявляет лишь нижние половины дверей — моей и соседней. Перед моей — но не вплотную: чтоб не сбили, если откроют изнутри, — горит толстая короткая свечка. С фитилем под колпачком. Как на могилах ставят.
17
“Не участвуйте в делах Тьмы”, — было жирно выведено на большом листе бумаги, наклеенном поверх телеэкрана в квартире Карины Панковой из “Нового Ковчега”. Ныне пациентки психиатрической клиники на Твайке. Хуже телевидения, согласно учению Грекова, было только радио. Родители покойного Димы Якушева рассказывали, что обратили внимание на появляющиеся в поведении сына странности, когда, входя в комнату, где работало радио, он стал первым делом без объяснения причин его выключать. Предосудительными считались развлекательный синематограф, компьютерные игры и Интернет. Якобы все вышеперечисленное мешает человеку мыслить самостоятельно, превращая его то ли в робота, то ли в зомби.
Чем больше я вспоминаю философию “Нового Ковчега”, тем более странной она мне видится. Ибо суть учения любой секты — по определению — “не надо думать, надо верить”. Любая секта (в той мере, в которой все секты, маргинальные замкнутые религиозные сообщества, контролируемые одним лидером, “тоталитарны”) это — по определению опять же — как раз-таки конвейер по производству гибридов робота с зомби.
В этом смысле “Ковчег” выглядел не столько сектой в классическом понимании, сколько антисектой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104