Постепенно бессмысленный огонь по лесу прекратился. Прозвучали резкие команды и в воздух уставились сотни ружейных, автоматных и пулеметных стволов.
— Догадались, дьяволы! — прохрипел Локтев. — Хоть бы он дал уже эту свою красную ракету!… Пропадет ведь!…
42
Над Медвежьим логом нависла зловещая тишина. Умолкли моторы, прекратились выстрелы, затихли крики. Тысячи людей — и запертые в балке, и укрывшиеся в зарослях на ее склонах — замерли в ожидании.
Кожин заметил эту странную тишину и понял ее страшное значение. Но азарт боя уже целиком охватил его. Он твердо решил сделать третий налет на вражескую колонну и лишь после этого дать сигнал партизанам. Что ему свинцовая завеса, сквозь которую придется лететь! Он уверен в своем особом предназначении, уверен, что ни одна пуля его не коснется! Последний боевой вылет! Вперед!
Это и погубило его.
Когда он, вооружившись связками гранат и набрав высоту за пределом видимости со стороны Медвежьего лога, снова устремился к вражеской колонне со скоростью выпущенного из пращи камня, то наткнулся на заслон из сокрушительного огня.
Промчавшись по инерции почти до конца колонны, он успел метнуть гранаты и разнести в щепки пять грузовиков. Но уйти уже не смог.
Локтев и Горалек отчетливо видели, как Ночной Орел замешкался в воздухе и, вместо того чтобы умчаться прочь, сделал вдруг кругой разворот, совершенно не нужный и нелепый, ясно показывавший, что Кожин уже потерял способность управлять собой. В этот критический момент он еще нашел в себе силы выстрелить красную ракету, а затем, кружась, словно лист, оторванный от ветки дерева, стал быстро снижаться прямо на фашистские танки.
Майор что-то крикнул, с силой сжав плечо Горалека. Но его слова потонули в невероятном грохоте пальбы. Красная ракета еще не успела погаснуть, как заговорили все тридцать пять партизанских пулеметов и сотни ружей, кося кинжальным огнем мечущихся по балке врагов.
Горные егеря несколько раз бросались в атаку на склоны, пытаясь добраться до линии партизан, но их всякий раз отбрасывали свинцовым шквалом, и они скатывались обратно в балку, оставляя на склонах десятки трупов. Отдельные роты, еще не утратившие способности выполнять команды, залегли за машины и отвечали партизанам ожесточенным, но почти безрезультатным огнем.
Танки тоже принялись бить из орудий по склонам, стараясь подавить партизанские пулеметные точки. Несколько пулеметов захлебнулись и умолкли. Но к танкам уже подбирался специальный отряд, вооруженный трофейными фаустпатронами. Переползая от куста к кусту, смельчаки, несмотря на большие потери, добились своего:
несколько танков окутались черным дымом, уставив к небу стволы онемевших орудий.
В это время три уцелевших танка неожиданно развернулись и ринулись прочь из балки, расшвыривая автомашины и давя своих же людей. Это было чудовищное зрелище, ужасное по своей бесчеловечности.
— Мерзавцы! Смотри, что делают! Перехватить гадов! — вне себя от негодования крикнул Локтев Горалеку.
Тот кивнул и отдал короткий приказ связному, который тут же исчез в кустах. Но перехватить танки не удалось. Они вырвались из балки и на предельной скорости ушли по направлению к городу.
— Черт с ними! Пора кончать эту музыку! — сказал Локтев.
Вместо ответа Горалек вынул ракетницу. Над Медвежьим логом одна за другой вспыхнули три зеленые ракеты — сигнал к всеобщей атаке.
— Вперед! Бей гадов!
Горалек и Локтев повели свой отряд в рукопашную схватку.
Одновременно по всей длине высоких берегов балки загремело дружное партизанское» ура «. Сотни людей поднялись во весь рост и ринулись вниз по склонам, забрасывая карателей гранатами и поливая огнем из автоматов. Натиск был настолько стремительный, что через десять минут все было кончено. Остатки гитлеровцев не выдержали всеобщей атаки партизан и сдались.
Над Медвежьим логом вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь голосами людей:
командами, радостными криками, возбужденным говором, стонами раненых.
Пока Горалек и другие партизанские командиры занимались пленными и трофеями, Локтев со своей значительно поредевшей группой искал тело сержанта Кожина. Он осмотрел не только то место, куда упал Кожин, но и всю балку и даже ближайшие лесные заросли. Но напрасны были его старания — убитый ли, раненный ли, Ночной Орел исчез бесследно, словно сквозь землю провалился.
Локтеву невольно вспомнились другие поиски пропавшего сержанта — сразу после приземления десанта в этих лесах. Тогда исчезновение Кожина тоже было непонятным, а поиски казались безнадежными. И все же Кожин нашелся. Может, и теперь найдется:
Стало смеркаться. Покидая Медвежий лог, партизаны уничтожили все уцелевшие во время боя немецкие машины. Пользоваться ими в лесу они не могли, а оставлять врагу не хотели. По всей балке запылали гигантские костры, освещая сотни вражеских трупов, разбросанных по всей ее длине.
Тогда и Локтев со своими людьми решил покинуть поле боя и вернуться на базу. На душе у него было тяжело. Как он ни утешал себя везучестью Кожина, как ни уверял себя, что сержант жив и обязательно найдется, чувство вины не покидало его. Он и только он, майор Локтев, отвечает за гибель удивительного летающего человека Ивана Кожина, столь недолго, но славно носившего грозное имя» Ночной Орел «:
43
Победа в Медвежьем логу досталась партизанам не дешево.
В одном только отряде Горалека было двадцать два человека убитых, а раненых около семидесяти. В группе Локтева осталось двенадцать человек. Раненых у него не было, убитых семеро и один — пропавший без вести.
У Иветы в этот день было работы по горло. На поле боя ее не пустили, но после боя ранеными забили весь госпитальный и два жилых отсека. Девушка работала, не жалея сил, но сердце ее терзала тревога за любимого.
Спрашивать о летающем человеке раненых она не решалась. Помогая партизанскому врачу накладывать повязки, извлекать пули и осколки, сшивать раны и собирать раздробленные кости, она почти не воспринимала всего ужаса этой кровавой работы.
Все ждала, что раненые, может быть, сами заговорят о недавнем сражении. Но раненым было не до воспоминаний — они лишь стонали да просили воды.
В лазарет заглянул лесник Влах:
— Сестричка, поди-ка сюда!
— Что у вас, Влах? Вы тоже ранены?
Ивета бросилась к нему в надежде узнать от него что-нибудь о ходе боя и благополучно ли его начал Ночной Орел. Но Влах был в скверном настроении и отказался о чем-либо говорить.
— Нет, я не ранен, — ответил он мрачно, словно сожалея, что вышел из боя невредимым. — Меня командир за тобой прислал:
— Зачем? Что-нибудь случилось? Влах махнул рукой и отвернулся.
— Почем я знаю! Надо. Идем давай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Догадались, дьяволы! — прохрипел Локтев. — Хоть бы он дал уже эту свою красную ракету!… Пропадет ведь!…
42
Над Медвежьим логом нависла зловещая тишина. Умолкли моторы, прекратились выстрелы, затихли крики. Тысячи людей — и запертые в балке, и укрывшиеся в зарослях на ее склонах — замерли в ожидании.
Кожин заметил эту странную тишину и понял ее страшное значение. Но азарт боя уже целиком охватил его. Он твердо решил сделать третий налет на вражескую колонну и лишь после этого дать сигнал партизанам. Что ему свинцовая завеса, сквозь которую придется лететь! Он уверен в своем особом предназначении, уверен, что ни одна пуля его не коснется! Последний боевой вылет! Вперед!
Это и погубило его.
Когда он, вооружившись связками гранат и набрав высоту за пределом видимости со стороны Медвежьего лога, снова устремился к вражеской колонне со скоростью выпущенного из пращи камня, то наткнулся на заслон из сокрушительного огня.
Промчавшись по инерции почти до конца колонны, он успел метнуть гранаты и разнести в щепки пять грузовиков. Но уйти уже не смог.
Локтев и Горалек отчетливо видели, как Ночной Орел замешкался в воздухе и, вместо того чтобы умчаться прочь, сделал вдруг кругой разворот, совершенно не нужный и нелепый, ясно показывавший, что Кожин уже потерял способность управлять собой. В этот критический момент он еще нашел в себе силы выстрелить красную ракету, а затем, кружась, словно лист, оторванный от ветки дерева, стал быстро снижаться прямо на фашистские танки.
Майор что-то крикнул, с силой сжав плечо Горалека. Но его слова потонули в невероятном грохоте пальбы. Красная ракета еще не успела погаснуть, как заговорили все тридцать пять партизанских пулеметов и сотни ружей, кося кинжальным огнем мечущихся по балке врагов.
Горные егеря несколько раз бросались в атаку на склоны, пытаясь добраться до линии партизан, но их всякий раз отбрасывали свинцовым шквалом, и они скатывались обратно в балку, оставляя на склонах десятки трупов. Отдельные роты, еще не утратившие способности выполнять команды, залегли за машины и отвечали партизанам ожесточенным, но почти безрезультатным огнем.
Танки тоже принялись бить из орудий по склонам, стараясь подавить партизанские пулеметные точки. Несколько пулеметов захлебнулись и умолкли. Но к танкам уже подбирался специальный отряд, вооруженный трофейными фаустпатронами. Переползая от куста к кусту, смельчаки, несмотря на большие потери, добились своего:
несколько танков окутались черным дымом, уставив к небу стволы онемевших орудий.
В это время три уцелевших танка неожиданно развернулись и ринулись прочь из балки, расшвыривая автомашины и давя своих же людей. Это было чудовищное зрелище, ужасное по своей бесчеловечности.
— Мерзавцы! Смотри, что делают! Перехватить гадов! — вне себя от негодования крикнул Локтев Горалеку.
Тот кивнул и отдал короткий приказ связному, который тут же исчез в кустах. Но перехватить танки не удалось. Они вырвались из балки и на предельной скорости ушли по направлению к городу.
— Черт с ними! Пора кончать эту музыку! — сказал Локтев.
Вместо ответа Горалек вынул ракетницу. Над Медвежьим логом одна за другой вспыхнули три зеленые ракеты — сигнал к всеобщей атаке.
— Вперед! Бей гадов!
Горалек и Локтев повели свой отряд в рукопашную схватку.
Одновременно по всей длине высоких берегов балки загремело дружное партизанское» ура «. Сотни людей поднялись во весь рост и ринулись вниз по склонам, забрасывая карателей гранатами и поливая огнем из автоматов. Натиск был настолько стремительный, что через десять минут все было кончено. Остатки гитлеровцев не выдержали всеобщей атаки партизан и сдались.
Над Медвежьим логом вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь голосами людей:
командами, радостными криками, возбужденным говором, стонами раненых.
Пока Горалек и другие партизанские командиры занимались пленными и трофеями, Локтев со своей значительно поредевшей группой искал тело сержанта Кожина. Он осмотрел не только то место, куда упал Кожин, но и всю балку и даже ближайшие лесные заросли. Но напрасны были его старания — убитый ли, раненный ли, Ночной Орел исчез бесследно, словно сквозь землю провалился.
Локтеву невольно вспомнились другие поиски пропавшего сержанта — сразу после приземления десанта в этих лесах. Тогда исчезновение Кожина тоже было непонятным, а поиски казались безнадежными. И все же Кожин нашелся. Может, и теперь найдется:
Стало смеркаться. Покидая Медвежий лог, партизаны уничтожили все уцелевшие во время боя немецкие машины. Пользоваться ими в лесу они не могли, а оставлять врагу не хотели. По всей балке запылали гигантские костры, освещая сотни вражеских трупов, разбросанных по всей ее длине.
Тогда и Локтев со своими людьми решил покинуть поле боя и вернуться на базу. На душе у него было тяжело. Как он ни утешал себя везучестью Кожина, как ни уверял себя, что сержант жив и обязательно найдется, чувство вины не покидало его. Он и только он, майор Локтев, отвечает за гибель удивительного летающего человека Ивана Кожина, столь недолго, но славно носившего грозное имя» Ночной Орел «:
43
Победа в Медвежьем логу досталась партизанам не дешево.
В одном только отряде Горалека было двадцать два человека убитых, а раненых около семидесяти. В группе Локтева осталось двенадцать человек. Раненых у него не было, убитых семеро и один — пропавший без вести.
У Иветы в этот день было работы по горло. На поле боя ее не пустили, но после боя ранеными забили весь госпитальный и два жилых отсека. Девушка работала, не жалея сил, но сердце ее терзала тревога за любимого.
Спрашивать о летающем человеке раненых она не решалась. Помогая партизанскому врачу накладывать повязки, извлекать пули и осколки, сшивать раны и собирать раздробленные кости, она почти не воспринимала всего ужаса этой кровавой работы.
Все ждала, что раненые, может быть, сами заговорят о недавнем сражении. Но раненым было не до воспоминаний — они лишь стонали да просили воды.
В лазарет заглянул лесник Влах:
— Сестричка, поди-ка сюда!
— Что у вас, Влах? Вы тоже ранены?
Ивета бросилась к нему в надежде узнать от него что-нибудь о ходе боя и благополучно ли его начал Ночной Орел. Но Влах был в скверном настроении и отказался о чем-либо говорить.
— Нет, я не ранен, — ответил он мрачно, словно сожалея, что вышел из боя невредимым. — Меня командир за тобой прислал:
— Зачем? Что-нибудь случилось? Влах махнул рукой и отвернулся.
— Почем я знаю! Надо. Идем давай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74