ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Исчезло все: время, пространство, события. Это был теперь не сержант Кожин, а просто никто, попавший в никуда. Остались только непроглядная ночь, прохлада на лице, Да смутно знакомая сладостная отрешенность в окаменевшем от напряжения теле.
Часы подсознания остановились. Но на наручных светящаяся стрелка продолжает бегать по кругу: что ни шаг — секунда, что ни круг — минута. Пусть бегает! Глаза видят ее, но сознание не воспринимает: Одна минута, вторая, третья: Нет больше страха смерти, нет прожигающего сердце отчаяния. Есть лишь победное проникновение в стихию невесомости, полное слияние с ней.
А неугомонная стрелка все бегает, все бегает: десятый круг, одиннадцатый: Глаза машинально считают обороты.
Странное, небывалое, необъяснимое состояние, вряд ли когда-нибудь испытанное человеком! Сколько оно могло продолжаться?…
Сознание и рассудок включились внезапно, словно яркая лампочка, вспыхнувшая в темной комнате.
Что происходит? Где земля?! Тьма, кругом тьма!… На мгновение Кожину почудилось, что он разминулся с Землей и падает в бесконечное космическое пространство. Это было страшнее смерти. Сердце похолодело.
«Что, если я схожу с ума? Что, если так всегда бывает перед смертью?… Нет, нет, я не хочу этого! Не хочу!»
Могучий волевой порыв разом иссяк, погас, растаял. Чудовищное напряжение тела сменилось полным расслаблением. И в тот же миг на Кожина обрушился страшный удар. В ушах затрещало, заскрежетало: Еще удар. Спину и ноги прожгла нестерпимая боль. В глазах замелькали разноцветные пятна. Резко запахло хвоей, лесной сыростью, грибами. В мучительную вечность растянулись секунды, когда руки еще пытались за что-то ухватиться, до крови сдирая кожу, а потом — провал в самую темную из темнот, в глубокое беспамятство.
3
Приземляясь, майор Локтев повредил себе ногу: подвернулась какая-то нора, и пожалуйста — то ли вывих, то ли растяжение связок, но боль адская.
Из-за этой досадной случайности встреча с чешскими партизанами прошла не так, как было задумано. Обменялись паролем, пожали друг другу руки, и все. Майор при этом морщился от боли и забыл все заранее приготовленные чешские слова.
Партизаны сразу же бросились тушить сигнальные костры, а Локтев стал свистком собирать своих.
Бойцы сходились медленно, с трудом продираясь сквозь темную лесную чащобу.
Объявляли номера и рассаживались на жухлой сырой траве. Карманный фонарик майора метался по серьезным, заострившимся лицам. Все ли?… Пет, еще не все: Проклятая нога!… Он тоже опустился на траву и сделал перекличку. Номера седьмой и шестнадцатый не отозвались. Заблудились, что ли?
Скрепя сердце майор выпустил зеленую ракету. Она взвилась в небо, отняла на миг у ночи огромный кусок леса с четко очерченными деревьями и, рассыпавшись каскадами брызг, погасла. Ночь, словно обозлившись, стала еще гуще.
Минут десять весь отряд напряженно вслушивался в незнакомые звуки ночного леса.
Где-то жалобным, почти человеческим голосом простонала неведомая птица. Порыв ветра тревожно прошелестел о чем-то в верхушках деревьев. И снова тишина.
Подошли партизаны, человек пятнадцать. Командир — знаменитый Горалек, — узнав о беде, послал партизан на поиски пропавших. Потом опустился на корточки рядом с Локтевым. Майор спросил про обстановку. Горалек мрачно прогудел:
— Пока ничего, тихо. Но лучше поторопиться. Ракету, сами понимаете, далеко видать.
— Ясно:
Локтев приказал своим ребятам снять лишнее снаряжение и прочесать лес. Бойцы бесшумно рассыпались в разные стороны.
Прошло с полчаса. Шестнадцатый номер нашелся. Его сняли с высокой разлапистой ели, в ветвях которой запутались стропы парашюта. Сам десантник, по всей вероятности, ударился головой о ствол и потерял сознание. Впрочем, когда его снимали, он пришел в себя и до места сбора добрался без посторонней помощи.
Осталось разыскать седьмой номер — сержанта Ивана Кожина.
— Вот уж не думал, что с этим возиться придется! Самый надежный парень в отряде, самый дисциплинированный и выносливый — и вдруг на тебе! — ворчал Локтев, растирая ноющую щиколотку.
— Должно быть, случилось что-то, — с философским спокойствием пробасил Горалек, посасывая пустую трубку.
— «Случилось»!… Что могло случиться? Боевой парень, спортсмен, комсомолец, сто прыжков с парашютом! К тому же сибиряк, шахтер, ни бога, ни черта не боится!
— Шахтер? — оживился партизанский командир. — Ну, ежели он шахтер, можно не волноваться. Другие какие, может, и пропадают, а шахтер ни за что не пропадет.
Шахтер обязательно найдется!
Однако уверенность Горалека в живучести шахтерского племени не оправдалась.
Время шло, десантники и партизаны постепенно возвращались, один за другим докладывали: на осмотренных участках нет никаких следов пропавшего. Наконец из поисков вернулся последний и тоже ни с чем. Локтев встревожился не на шутку.
— Найти! Непременно найти! — крикнул он угрюмо молчавшим людям. — Найти живого или мертвого! Он должен быть где-то здесь. У него рация!… И вообще: Мы не можем бросить товарища на произвол судьбы! Приказываю: расширить сектор поисков до километра, давать сигналы светом, обшарить каждый куст!
Отряд снова рассыпался по лесу. Замелькали, удаляясь, огни фонариков и наскоро изготовленных факелов.
Командиры закурили: Локтев — папиросу, Горалек — трубку. Короткие вспышки спичек осветили их лица: сухощавое, гладко выбритое — Локтева, и смуглое, обросшее черной кудрявой бородой — Горалека. Быстро оглядели друг друга, остались довольны взаимным осмотром. Потом молча курили.
— А что, товарищ майор: — Горалек задумчиво попыхивал трубкой. — Что, ежели у него парашют не раскрылся?
— У Кожина? Исключено!
— Ну а все-таки?
Локтев помедлил, потом спокойно произнес:
— Если бы у него отказал парашют, товарищ Горалек, нам бы не пришлось искать его. Он лежал бы где-то здесь, на поляне, возле костров и не нуждался бы больше ни в каких докторах.
— Понятно. Значит, парашют у него наверняка раскрылся?
— В этом можно не сомневаться.
— Тогда остается только одно — искать, искать и искать. Он тоже мог зацепиться за дерево и потерять сознание. Уж коли он здесь, мы обязательно найдем его!
Но и на сей раз пророчество Горалека не сбылось. Через час отряд снова собрался вокруг своих командиров. Усталые люди молча садились на траву. Докладывать было нечего — поиски снова не дали никаких результатов.
Командиры принялись было обсуждать новые меры, но тут с поста у шоссейной дороги, проходившей километрах в пяти, прискакал на взмыленной лошади дозорный с тревожной вестью. К посту из города примчался велосипедист и предупредил о выступлении крупной моторизованной части фашистов. По-видимому, командование Б-ского гарнизона бросило на ликвидацию десанта карательный отряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74