«Вот ещё наберём тысчонки полторы, — думал он, — и смогу отцепиться в любой миг, как бы внезапно это ни потребовалось. Тогда уж сам себе голова!»
Хасан знает: там, наверху, в чреве носителя, бортинженер волнуется за него. Все они наверху, и Стремнин особенно, волнуются сейчас: затаились и будут сидеть молча, пока не произойдёт отцепка. Впрочем, и самого Хасана нет-нет да побеспокоит мыслишка: случись на носителе аварийная обстановка, те, кто сидит там, наверху, поди, не замедлят сбросить аналог!.. Чем и вынудят его, Хасана, тут же катапультироваться… (Живое представление этаких поспешных действий — вот уже в каком полёте на подвеске! — тут же вызывало мерзкое до тошнотворности ощущение пустоты в животе.)
Но ждать теперь уже недолго. Высота — около трех тысяч, самолёты продолжают подниматься; ещё немного — Хасан запустит свой двигатель и тогда будет готов к отцепке в любой момент. Пока же замок сброса у него заблокирован на случай каких-нибудь ошибок, чтобы при непреднамеренном нажатии на кнопку не мог сработать.
Вот она — эта красная кнопка — на самой макушке ручки управления; её легко нажать большим пальцем правой руки, не отпуская ручку. Однако кнопка пока прикрыта предохранительным колпачком. Лётчик аналога, чтобы произвести отцепку, должен сперва разблокировать красную кнопку, переключив на пульте специальный тумблер, а затем, открыв колпачок над кнопкой, нажать на неё. Но ещё рано, подниматься предстоит до десяти тысяч метров. Времени уйма. Он почти спокоен и, коротая время, продолжает пункт за пунктом изготавливать на борту все системы, переключая тумблеры, поглядывая на индикаторы, помечая свои действия в планшете.
Но вот дошла очередь и до разблокировки красной кнопки сброса. Хасан будто бы случайно взглянул на высотомер — 2850!.. И, высмотрев на щитке под левой рукой тумблер разблокировки, перекинул его пальцем снизу вверх… И тут же ощутил всем телом, что падает, что сиденье под ним проваливается… Машинально взметнув взгляд над собой, увидел, как торопливо уходит от него вверх брюхо носителя. «Чёрт возьми, замок сработал!.. А ведь я до кнопки и не дотрагивался!»
Однако теперь было не до рассуждений.
Аналог падал. В первые секунды просто-напросто падал, проваливаясь плашмя. Потом Хасан перевёл его в крутое, очень крутое планирование, и эффективность рулей заметно возросла. Как ни внезапна была для Хасана отцепка, он ни на секунду не подвергся замешательству, пусть даже самой ничтожной по времени потере самообладания, и это, только это, решило его судьбу.
«Двигатель!.. Запустить двигатель!..» — Мысль, быстрая и ясная, как магниевая вспышка, озарила сознание, глаза мгновенно увидели тумблер раскрутки ротора, рука включила его, а губы, пересохшие вмиг, принялись отсчитывать секунды: «Двадцать одна, двадцать две, двадцать три… двадцать восемь, двадцать девять…» И глаза уже вперились в тахометр, выжидая, когда ротор разовьёт нужные обороты. «Тридцать одна, тридцать две…» И вот мысль кричит: «Пора!» — Рука включает воспламенитель топлива.
Двигатель пошёл. «Пошёл!» Хасан увидел это по плавному нарастанию температуры у турбины. И грудь его согрелась радостью, как горячим вином.
И тут нельзя было допустить ни малейшей торопливости, но и не потерять ни мгновения. Нужно было крайне деликатно приоткрывать подачу топлива, выводя двигатель с холостого хода на рабочие обороты, чтобы не сорвалось случайно пламя, чтобы двигатель вдруг не захлебнулся. И хотя Хасан видел и по стремительно бегущей вспять стрелке альтиметра, и по упрямо надвигавшейся земле, что секунды его на исходе, он неистовым усилием воли сдерживал себя, чтобы не двинуть энергично вперёд рычаг подачи топлива.
Да, только так, подавая РУД вперёд по сантиметру в секунду, можно было в оставшиеся секунды надёжно вывести опытный, мало изученный ещё двигатель на рабочий режим и избежать катастрофы. И Хасан это сделал.
Двигатель развил достаточную тягу, когда до земли оставалось не более двухсот метров. Просев ещё по инерции, аналог перешёл на бреющий полет, и теперь уже, разгоняясь в плавном подъёме, стал разворачиваться от предгорья к себе на точку. До аэродрома было около тридцати километров.
Ну что тут сказать?.. Только и восхититься удивительной возможностью форсирования высшей нервной деятельности человека!.. Если, разумеется, человек не подвержен панике… И всё же то, что с такой математической точностью сумел выполнить Хасан, было на грани чуда!
А «на точке», на земле, в эти минуты людей охватила гнетущая тревога, когда из динамика они услышали голос Стремнина: «Мы потеряли аналог!»
Один из стоящих у автобуса руководителя полётов пробормотал мрачно: «ЧП!..» И это уродливое словцо будто застряло у каждого в горле.
Что можно подумать?.. Если высота мала — а она у Хасана была явно недостаточной, об этом все знали, — он мог спастись только катапультированием… Но Стремнин об этом ничего не сообщал.
Лица застыли у репродуктора, а из него доносился треск и лёгкое гудение. Вдруг кто-то закричал:
— Идёт, идёт!
На орущего ошалело обернулись. Он показывал в сторону горизонта. И тут все загалдели: «Что?.. Где, где он?..» — «Да вот он, ниже смотри, над самой землёй крадётся!» — «Братва, да ведь и вправду… Это он, аналог, это Хасанчик!.. Ну, „молоток“!»
И в самом деле, аналог теперь был виден отчётливо: он издали, с прямой, шёл на посадку. Ещё тридцать, двадцать, десять секунд все взоры неотрывно следили за ним, пока он не чиркнул колёсами по бетону, и тогда будто вихрь ворвался: «Браво, Хасан!.. Ура Хасану! Качать его!.. Качать этого „мрака“!»
В воздух полетели фуражки, шляпы, кепки, и тут же люди побежали к стоянке, куда должен был прирулить аналог.
* * *
Вскоре зашёл на посадку и Стремнин, и, когда занятые в работе над «Иксом», кое-как переводя дух и обливаясь потом, подбежали к месту стоянок, обе машины, аналог и носитель, подрулили и замерли недвижно. И тогда над истомлённой степью воцарилась та звенящая тишина, что заставляет нас щуриться на голубизну и спрашивать себя: «Да где же этот изумительный бездельник — жаворонок? »
* * *
Стремнин бог знает что пережил за Хасана, когда почувствовал вдруг, что тот внезапно отцепился. Он напряжённо вслушивался в лёгкий шум наушников, но Хасан молчал, и тогда Сергей понял, что там, на аналоге, стряслось что-то из ряда вон выходящее, во всяком случае, Хасану сейчас не до разговоров. Тяжело было на сердце, но Сергей надеялся, что Хасану удастся катапультироваться — о запуске двигателя он почти не допускал и мысли, зная, что аналог без двигателя сыплется к земле со скоростью 60 — 70 метров в секунду, и с высоты, на которой он отцепился, времени для запуска не хватит. «Но что же там могло вызвать экстренную отцепку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Хасан знает: там, наверху, в чреве носителя, бортинженер волнуется за него. Все они наверху, и Стремнин особенно, волнуются сейчас: затаились и будут сидеть молча, пока не произойдёт отцепка. Впрочем, и самого Хасана нет-нет да побеспокоит мыслишка: случись на носителе аварийная обстановка, те, кто сидит там, наверху, поди, не замедлят сбросить аналог!.. Чем и вынудят его, Хасана, тут же катапультироваться… (Живое представление этаких поспешных действий — вот уже в каком полёте на подвеске! — тут же вызывало мерзкое до тошнотворности ощущение пустоты в животе.)
Но ждать теперь уже недолго. Высота — около трех тысяч, самолёты продолжают подниматься; ещё немного — Хасан запустит свой двигатель и тогда будет готов к отцепке в любой момент. Пока же замок сброса у него заблокирован на случай каких-нибудь ошибок, чтобы при непреднамеренном нажатии на кнопку не мог сработать.
Вот она — эта красная кнопка — на самой макушке ручки управления; её легко нажать большим пальцем правой руки, не отпуская ручку. Однако кнопка пока прикрыта предохранительным колпачком. Лётчик аналога, чтобы произвести отцепку, должен сперва разблокировать красную кнопку, переключив на пульте специальный тумблер, а затем, открыв колпачок над кнопкой, нажать на неё. Но ещё рано, подниматься предстоит до десяти тысяч метров. Времени уйма. Он почти спокоен и, коротая время, продолжает пункт за пунктом изготавливать на борту все системы, переключая тумблеры, поглядывая на индикаторы, помечая свои действия в планшете.
Но вот дошла очередь и до разблокировки красной кнопки сброса. Хасан будто бы случайно взглянул на высотомер — 2850!.. И, высмотрев на щитке под левой рукой тумблер разблокировки, перекинул его пальцем снизу вверх… И тут же ощутил всем телом, что падает, что сиденье под ним проваливается… Машинально взметнув взгляд над собой, увидел, как торопливо уходит от него вверх брюхо носителя. «Чёрт возьми, замок сработал!.. А ведь я до кнопки и не дотрагивался!»
Однако теперь было не до рассуждений.
Аналог падал. В первые секунды просто-напросто падал, проваливаясь плашмя. Потом Хасан перевёл его в крутое, очень крутое планирование, и эффективность рулей заметно возросла. Как ни внезапна была для Хасана отцепка, он ни на секунду не подвергся замешательству, пусть даже самой ничтожной по времени потере самообладания, и это, только это, решило его судьбу.
«Двигатель!.. Запустить двигатель!..» — Мысль, быстрая и ясная, как магниевая вспышка, озарила сознание, глаза мгновенно увидели тумблер раскрутки ротора, рука включила его, а губы, пересохшие вмиг, принялись отсчитывать секунды: «Двадцать одна, двадцать две, двадцать три… двадцать восемь, двадцать девять…» И глаза уже вперились в тахометр, выжидая, когда ротор разовьёт нужные обороты. «Тридцать одна, тридцать две…» И вот мысль кричит: «Пора!» — Рука включает воспламенитель топлива.
Двигатель пошёл. «Пошёл!» Хасан увидел это по плавному нарастанию температуры у турбины. И грудь его согрелась радостью, как горячим вином.
И тут нельзя было допустить ни малейшей торопливости, но и не потерять ни мгновения. Нужно было крайне деликатно приоткрывать подачу топлива, выводя двигатель с холостого хода на рабочие обороты, чтобы не сорвалось случайно пламя, чтобы двигатель вдруг не захлебнулся. И хотя Хасан видел и по стремительно бегущей вспять стрелке альтиметра, и по упрямо надвигавшейся земле, что секунды его на исходе, он неистовым усилием воли сдерживал себя, чтобы не двинуть энергично вперёд рычаг подачи топлива.
Да, только так, подавая РУД вперёд по сантиметру в секунду, можно было в оставшиеся секунды надёжно вывести опытный, мало изученный ещё двигатель на рабочий режим и избежать катастрофы. И Хасан это сделал.
Двигатель развил достаточную тягу, когда до земли оставалось не более двухсот метров. Просев ещё по инерции, аналог перешёл на бреющий полет, и теперь уже, разгоняясь в плавном подъёме, стал разворачиваться от предгорья к себе на точку. До аэродрома было около тридцати километров.
Ну что тут сказать?.. Только и восхититься удивительной возможностью форсирования высшей нервной деятельности человека!.. Если, разумеется, человек не подвержен панике… И всё же то, что с такой математической точностью сумел выполнить Хасан, было на грани чуда!
А «на точке», на земле, в эти минуты людей охватила гнетущая тревога, когда из динамика они услышали голос Стремнина: «Мы потеряли аналог!»
Один из стоящих у автобуса руководителя полётов пробормотал мрачно: «ЧП!..» И это уродливое словцо будто застряло у каждого в горле.
Что можно подумать?.. Если высота мала — а она у Хасана была явно недостаточной, об этом все знали, — он мог спастись только катапультированием… Но Стремнин об этом ничего не сообщал.
Лица застыли у репродуктора, а из него доносился треск и лёгкое гудение. Вдруг кто-то закричал:
— Идёт, идёт!
На орущего ошалело обернулись. Он показывал в сторону горизонта. И тут все загалдели: «Что?.. Где, где он?..» — «Да вот он, ниже смотри, над самой землёй крадётся!» — «Братва, да ведь и вправду… Это он, аналог, это Хасанчик!.. Ну, „молоток“!»
И в самом деле, аналог теперь был виден отчётливо: он издали, с прямой, шёл на посадку. Ещё тридцать, двадцать, десять секунд все взоры неотрывно следили за ним, пока он не чиркнул колёсами по бетону, и тогда будто вихрь ворвался: «Браво, Хасан!.. Ура Хасану! Качать его!.. Качать этого „мрака“!»
В воздух полетели фуражки, шляпы, кепки, и тут же люди побежали к стоянке, куда должен был прирулить аналог.
* * *
Вскоре зашёл на посадку и Стремнин, и, когда занятые в работе над «Иксом», кое-как переводя дух и обливаясь потом, подбежали к месту стоянок, обе машины, аналог и носитель, подрулили и замерли недвижно. И тогда над истомлённой степью воцарилась та звенящая тишина, что заставляет нас щуриться на голубизну и спрашивать себя: «Да где же этот изумительный бездельник — жаворонок? »
* * *
Стремнин бог знает что пережил за Хасана, когда почувствовал вдруг, что тот внезапно отцепился. Он напряжённо вслушивался в лёгкий шум наушников, но Хасан молчал, и тогда Сергей понял, что там, на аналоге, стряслось что-то из ряда вон выходящее, во всяком случае, Хасану сейчас не до разговоров. Тяжело было на сердце, но Сергей надеялся, что Хасану удастся катапультироваться — о запуске двигателя он почти не допускал и мысли, зная, что аналог без двигателя сыплется к земле со скоростью 60 — 70 метров в секунду, и с высоты, на которой он отцепился, времени для запуска не хватит. «Но что же там могло вызвать экстренную отцепку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112