Он прижал ее к себе, наполняясь тугим пьянящим хмелем желания, которое заставляет терять рассудок, яростнее биться сердце.
Она будто не поняла его движения и слегка отстранилась:
— Подожди, я не все сказала.
Он, как обиженный мальчишка, засопел и ослабил объятия в надежде, что она поймет его обиду. Она не поняла, а может, просто не сочла нужным обращать на нее внимание.
— Ты одинок, Андрюша, как ни пытаешься внушить себе мысль, что так легче жить. Пойми, одиночество — не радость. Природа его для нас не предусмотрела. Волку это дано, человеку — нет. Одиночество иссушает душу, измельчает и опустошает ее. Одинокий безразличен к бедам других. Я чувствую, в тебе это безразличие уже есть, но оно пока не захлестнуло душу полностью. Тебе нужно зеркало, чтобы почаще видеть себя. Хотя ты не женщина, лучи солнца в стекле и отражение собственного лица вряд ли сделают тебя лучше. Тебе требуется другое. А именно женщина. Такая как я…
Андрей снова привлек ее, но уже осторожнее, смирив желание.
— Аля, не надо.
Обычно он так говорил всем, в ком хоть в какой-то мере замечал желание приручить, ограничить его свободу узами обязательств, охомутать, окольцевать, накрыть юбкой. Мало ли придумано определений, унижающих свободное состояние мужика самой возможностью брака.
Она опять отстранилась от него. На этот раз куда резче, чем прежде, чуть ли не отталкивая его.
— Нет, Андрей, ничего ты не понял. Я не претендую на тебя, единственного и неповторимого, на твою руку, если тебя пугает это. Живи как жил. Но то, за что ты сейчас взялся, неизбежно изменит тебя и жить по-прежнему не позволит. Будут минуты, когда в своем гордом одиночестве тебе захочется волком выть на луну. Это нетрудно предположить. В такие минуты я хотела бы стать твоим зеркалом. Ты только вспомни на миг, что есть женщина, которая поверила в тебя. Поверила в то, что ты можешь противостоять всем джиннам нашего времени — искушению богатством, искушению властью, да мало ли еще чем. Поверила в то, что ты устоишь и не позволишь сжечь огнем ядерной ярости мальчонку, моего племянника, невиноватого в том, что он родился евреем. Если тебе угодно — жиденком. Не знаю, может, я просто глупая… Ладно, оставим.
— Нет, не оставим. Говори.
— Тебе может показаться вздором…
— Почему ты так считаешь? Все, о чем ты до сих пор говорила, было очень дельным.
— Не будешь смеяться?
— Нет, — он притянул ее к себе, и она положила голову ему на грудь, коснувшись подбородка пряно пахнувшими волосами.
— Я не хочу, чтобы ты так и остался одиноким. Не знаю, нужна ли я тебе, или у нас просто случайная встреча, дорожный роман, но хочу чтобы ты знал — у тебя здесь есть друг. Когда будет очень трудно, вспомни обо мне…
Он не нашел слов, чтобы ответить и только сильнее прижался к ней. Чувства, оказавшиеся сильнее слов, раздвинули мир, раскрепостили желания. Влекомые страстью, они слились в одно, полное тепла и жажды жизни тело, состоявшее из двух равнозначащих половинок.
Сила — закон пустыни
В Туркестан, где Иргаш договорился приобрести буровое оборудование и транспортные средства, девять членов экспедиции, в том числе сам Иргаш, Кашкарбай и Андрей приехали поездом. Еще шестеро подъехали из Ташкента на трех джипах «Паджеро». Это были опытные боевики, члены партии «Хизби ут-Тахрир», получившие боевую выучку сперва в Афганистане в лагере «Бадер-2», затем усовершенствовавшие военные навыки в Пакистане в лагере «Мирам Шах». Люди мрачные, замкнутые, они старались ни с кем не общаться и держались всегда особняком. До этого все они входили в личную охрану Ширали-хана, а теперь подчинялись только Иргашу. Они привезли с собой оружие, боеприпасы и деньги на экспедиционные нужды.
Еще в поезде Иргаш сказал своим спутникам:
— Приедем в Туркестан другими людьми. Это надо хорошо запомнить. Я — господин Садилкар-оглу, руководитель турецкой геологической фирмы «Турансу». Андрей Иванович у нас станет господином Карповым, российским инженером-геологом. Кашкарбай — доктором Илхомом Шакуровым, представителем главного санитарного врача республики Казахстан. Получите свои документы и хорошо запомните, кто вы. Соответственно и держитесь с окружающими.
— Надо так надо, — обречено согласился Андрей и взял протянутый ему российский паспорт с золотым орлом на бордовой корочке.
— Это не все, — сказал Иргаш. — Я посылал в Туркестан своего человека. Он изучил обстановку и пришел к выводу, что фирма, где будем покупать технику, всем нужным располагает. Но ее хозяин находится под крышей местных бандитов. Вполне вероятно, что они попытаются сыграть с нами по своим правилам.
— Может, поменять поставщика? — предложил Андрей.
— Зачем? — Иргаш удивился такому вопросу. — Мы сразу потеряем лицо, если не сумеем объяснить братьям по вере существо законов шариата. — Он повернулся к Кашкарбаю. — Как вы считаете, доктор Шакуров, мы сумеем излечить местных недоумков от вредных привычек?
Кашкарбай сделал жест омовения, проведя ладонями по щекам и бороде.
— Прибегаю к Аллаху во избавление от козней шайтана.
— Приедем, всем получить оружие.
Когда поезд прибыл, на площади перед станцией уже стояли машины.
— Кара, — Иргаш подозвал мрачного таджика с красивым лицом: проницательные глаза, высокий лоб, орлиный нос, тонкие губы, черная борода с элегантной серебряной проседью. С детства он носил имя Сейах, что по-таджикски означало черный и, не утруждая себя, Иргаш дословно перевел имя на узбекский, назвав моджахеда Кара.
— Слушаю, хозяин, — Кара, обычно источавший флюиды ненависти и агрессивности, с шефом говорил голосом приглушенным и смиренным.
— Мы должны общипать этим белым гусям хвосты и обрезать им крылья.
Андрей, слышавший разговор, не сразу понял, о чем речь. Слова «белые гуси» — он произнес их на таджикском — «каз сафед», и это затрудняло понимание. Но когда Андрей перевел слова на казахский: гусь — каз, белый — ак, все встало на свои места. Иргаш требовал круто проучить казахов, и Кара его понял сразу.
— Тянуть время не будем, — приказал Иргаш, — сразу и начнем. Давайте, господин Карпов, вместе с Шакуровым возьмите джип, трех ребят и прямо к торговцу.
Найти нужное предприятие оказалось несложно.
Старый бетонный забор с ржавой колючей проволокой поверху тянулся вдоль дороги и заканчивался аркой железных ворот. Створки их давно поржавели и провисли, стойки покосились. На металле сохранилось несколько надписей, относившихся к разным эпохам. Первая, самая старая, была исполнена металлическими русскими буквами: «КАЗЦВЕТМЕТРАЗВЕДКА». Ниже остались контуры больших белых букв «ГРП-8». («Геологоразведочная партия № 8» — расшифровал для себя Андрей). А на левой створке сикось-накось кто-то вывел слово «ЖАБЫК», что по-казахски означает «закрыто».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92